Анискин поднимается на крыльцо, громко стучит.
Двери открывает Вера Ивановна, одетая почти нищенкой. Участковый действует быстро — выхватывает из кармана бумагу, показывает ее Косой.
— Имею разрешение прокурора на обыск! — проходя через сени, говорит участковый.
Вера Ивановна старается задержать Анискина, но он мгновенно входит в комнату, показывает на грандиозный сундук.
— Гражданка Голикова, прошу открыть сундук для производства обыска! Ать-два-три! Открывайте!
Пожалуй, в первый раз мы видим Веру Ивановну искренней. Она не играет никакой роли, когда в страхе хватается за голову:
— Не открою! Не открою! Ой, помираю, ой, спасите! Участковый выполняет служебный долг.
— Понятой товарищ Юсупов, — говорит он, — помогите мне, покажите свое кузнечное мастерство…
Кузнец с инструментом подходит к сундуку, кладет сумку на пол, достает клещи и ломик.
— Не дам ломать сундук! — вопит Косая и бросается к Анискину. — Половина денег — мои, мои! При разводе суд определит, что половина денег — мои, мои, мои!
— Открывайте сундук!
Вера Ивановна достает из каких-то тайных мест в одежде пять ключей, подходит к сундуку. Мелодично поет старинный внутренний замок, лязгают навесные замки, звенит еще один внутренний замок, и наконец сундук открывается… Видна серая сумка сплавконторской кассирши. Голиков бросается на жену, но участковый бдителен: схватив киномеханика за руки, он шепчет ему:
— Вот и дофантомасились, гражданин Голиков!
В кабинете Анискина — трое: участковый, капитан Качушин, директор школы. Анискин сидит на подоконнике настежь распахнутого окна, подставляя лицо под струю прохладного воздуха, говорит таким тоном, словно беседует с самим собой.
— Вы спросили, товарищ капитан, как я так быстро на киномеханика Голикова вышел. А через кино! Почему, думаю, у нас в клубе через неделю кино про Фантомаса идет или «Великолепная семерка»?
Анискин спускается с подоконника, прохаживается:
— И что это вообще, друзья-товарищи, получается! В кино пойдешь — тебе или Фантомаса, или шпиона показывают, книгу откроешь— опять шпионы… Почему так получается, что раньше мальчишонки играли в «Чапаева» или в «Красных дьяволят», а теперь в Фантомаса? Какой министр за это ответить должен? А как же! Ведь Голиков как рассуждал? А вот так: «Я мальчишонкам голову фантомасами заморочу, на грабеж их сподвигну, деньги схвачу — и все! Мальчишки несовершеннолетние, им больше колонии не дадут, а я, Голиков, сижу при больших деньгах…»
Анискин замолкает, снова садится на подоконник.
— Я сегодня долго беседовал с ребятами, — вступает в разговорЯков Власович. — И знаете что выяснилось? Ни Петр Опанасенко, ни Виктор Матушкин не понимали, что они совершали уголовное преступление. А кто в этом виноват? Мы, школа!
Глаза у директора грустные.
— Если ребят арестуют, — продолжает он, — на мою голову обрушатся громы небесные, хотя еще в прошлом году мы на педсовете говорили о том, что надо учить ребят разбираться в законах и в уголовном кодексе… А кто будет преподавать? Где специалисты? Ну, проведет пару бесед Федор Иванович, а дальше что? — Он откровенно тяжело вздыхает. — На меня обрушатся громы небесные — ерунда, переживем, но ведь Петр и Виктор, могут в колонию угодить… Сердце кровью обливается!
Наступает длинная пауза, трое молчат, затем Анискин неожиданно для всех шутливо выпячивает нижнюю губу, лицо у него легкомысленное.
— Безобразное дело получается! — притворно сердится он. — На два часа я вызвал геолога Лютикова, который из себя добровольного сыщика выстраивает и наводит клевету на друзей-товарищей, а его, черта, до сих пор нету. На полчаса опаздывает. Ну, Лютиков, будет тебе коленкор!
От часов Анискин переходит к тумбочке, на которой когда-то стоял сломанный радиоприемник, показывает на гору истрепанных книг:
— Это все про шпионов и жуликов! — по-прежнему театрально сердится он. — Вот сколько Лютиков за три месяца прочитал в библиотеке.
Капитан Качушин состраивает серьезную мину.
— Для чего же вы изъяли книги из библиотеки, товарищ старший лейтенант? — спрашивает он.
— Читать, товарищ капитан! — щелкнув каблуками, отвечает Анискин и грозно машет пальцем. — Где же этот Лютиков? Ну, я его без горчицы схарчу!
И как раз в этот момент в окно врывается такой шум и гам, что участковый втягивает голову в плечи. Слышны топот десятков ног, восторженные крики ребятишек, торжествующий гудок деревенской электростанции. Что-то важное, небывалое происходит в деревне, и, Анискин уже было бросается к окну, как на пороге появляется нечто странное, непонятное, иррациональное. Только через несколько секунд можно понять, что это человек, но какой — лицо у него черное, жирное, блестящее; с одежды на пол струится тоже черное, блестящее.
— Товарищ старший лейтенант, — кричит иррациональное существо, — подозреваемый Лютиков прибыл по вашему вызову!
— Лютиков? — оторопело восклицает участковый и бросается к геологу. — А что с тобой случилось, Лютиков?
— Нефть пошла! — ревет черный человек. — Нефть пошла! Ура! Нефть пошла!
Словно ураган проносится по кабинету участкового и сметает всех, кто сидел здесь; в течение одного мгновенья комната пустеет.
За околицей деревни, покачиваясь, возносится к небу желтый и яростный язык нефтяного пламени.
— Нефть пошла! — ревет вся деревня и бежит к буровой вышке.
