— Об этом я уже знаю, — остановил его Мельников. — Меня беспокоит другое: иной раз трудно отличить, чем занят Жогин — плановой учебой или рационализацией.
— Это верно, — согласился Осокин. — Но что делать, если хорошая идея приходит иногда в самый неподходящий момент? Она вроде летучей звезды на ночном небе: засветится вдруг и тут же погаснет. А ее ведь нужно успеть схватить, второй раз она может не появиться.
— Так что же вы предлагаете? Стоять в стороне и наблюдать, как майор Жогин ловит эту самую звезду, а начальник штаба — Жогина?
Осокин смутился, но тут же поборол смущение.
— Творческий замысел — дело очень тонкое, вы это знаете сами, товарищ генерал. Тут вмешательство со стороны начальства, мне кажется, не всегда уместно.
— А помощь?.. Если помощь человеку нужна? Об этом вы подумали?
— Думаю, товарищ генерал.
— Тогда потрудитесь дело поставить так, чтобы полевые занятия ракетчиков проходили без помех и происшествий. Вы не должны выпускать из своих рук ни боевой подготовки, ни рационализации. Понимаете?
— Стараюсь, товарищ генерал.
— Что значит «стараюсь»? — Мельников строго посмотрел на Осокина. — Нужно сделать так, чтобы никакой стихийности в действиях ракетчиков больше не было. Сейчас, перед учениями, это очень важно, Аркадий Петрович.
— Держите прямо в парк, — сказал Мельников водителю.
Городок ракетчиков слегка затуманивали вечерние сумерки. Дождь то затихал, то начинался заново. Колеса газика шуршали по широким лужам.
Комдив спешил застать расчеты за чисткой боевой техники. Он любил встречаться с людьми в рабочей обстановке. Здесь общаться было проще, чем в казарме. Рабочая одежда, увлеченность техникой создавали обстановку деловой непринужденности.
У ворот парка, едва машина остановилась, Мельникова встретил майор Жогин. В плотно застегнутом комбинезоне, с масляными пятнами на щеках и лбу, он проворно вытянулся, доложил, что расчеты заканчивают чистку боевой техники, что работы осталось не более как на пятнадцать — двадцать минут. Последние слова майор особо подчеркнул: дескать, у нас, товарищ генерал, как видите, все идет точно по плану, задержек нет.
Мельников одобрительно кивнул и направился к пусковым установкам. Возле них на приземистых длинных лафетах, покрытые брезентом, лежали могучие тела учебных ракет с грозно приподнятыми носами. Мельников минуту-другую постоял, молча оглядывая усталых, но сосредоточенно работающих людей, сочувственно спросил:
— Значит, дождик помыл вас сегодня основательно?
— А мы вроде грибов, товарищ генерал, ют дождя только растем, — ответил за всех сидевший на самой верхотуре ефрейтор Машкин.
— Но этак можно и в корзину к грибнику угодить, — улыбнулся Мельников.
Сержант Ячменев шутливо сказал:
— Была такая опасность, товарищ генерал. Ничего, уцелели.
«Ага, значит, намек уловили, — подумал Мельников. — И главное, не жалуются. Выходит, вмешательство Жигарева не напугало их».
Он понаблюдал еще немного за работой ракетчиков, потом взял майора за рукав, отвел в сторону.
— Что же произошло у Сурчиных бугров, Григорий Павлович?
— Недоразумение, товарищ генерал, — грустно ответил Жогин.
— Недоразумение?
— Безусловно. Полковник Жигарев просто не разобрался в ситуации и проявил горячность. Мне неловко говорить об этом.
— Да нет, вы все же расскажите, — попросил комдив.
— Обидно, товарищ генерал. Мы ведь стартовую позицию уже заняли, приступили к подготовке расчетных данных. И вдруг такой налет... А впрочем, чего теперь жечь нервы попусту. Потерянного все равно не возвратишь. Хочется знать только, товарищ генерал, кого я слушать должен: своего непосредственного начальника полковника Осокина или полковника Жигарева?
— Ну это вы зря... Это несерьезная постановка вопроса, — сказал Мельников. — За боевую готовность ракетного подразделения все мы в ответе. И все мы хотим, чтобы ракетчики умели не только быстро и точно поражать цели, но и защищать пусковые установки от десантных групп противника. У вас же, Григорий Павлович, прямо замечу, с этим делом явный пробел. Даже выделенный сегодня для защиты подразделения мотострелковый взвод, по существу, бездействовал. И все это, кажется, не встревожило вас?
— Но полковник Жигарев возмутился не этим, товарищ генерал...
— Знаю, чем он возмутился, — сказал Мельников. — Но вы мне все же объясните, какой будет толк от вашего ускоренного метода подготовки ракеты к пуску, если противник в первом же бою без особого труда уничтожит все наши пусковые установки.
Не ожидавший такого оборота, майор настороженно смотрел на комдива.
— Молчите? — спросил Мельников. — А я скажу, Григорий Павлович. Никакого толку от подобных усилий не будет. И вот еще что... — Комдив пристально посмотрел на Жогина. — Давно хочу спросить, не слишком ли обособленно вы работаете над такой сложной проблемой, как подготовка ракеты к пуску? Тут, мне кажется, невпроворот дел всему научно-исследовательскому институту. Как вы сами считаете? Поймите, одного вашего старания мало. Ну чего вы можете добиться в одиночестве?
— Но я не одинок, — упрямо сказал майор. — У меня очень хорошая связь с институтом, товарищ генерал. Вчера получил письмо. Если не возражаете, могу показать.
— Посмотрю непременно.
Жогин вынул из кармана конверт со штампом НИИ и протянул комдиву.
Текст письма был отпечатан на пишущей машинке:
«Уважаемый Григорий Павлович! Ваша мысль о сокращении срока подготовки расчетных данных для пуска ракеты мне очень близка. Я тоже работаю в этой области, но пока ничего нового не нашел. Ваши замечания по прибору наведения заманчивы, но недостаточно обоснованы. А сказать откровеннее, не подкреплены техническими данными. Постарайтесь заново проверить свои выкладки на практических занятиях. Вы имеете такую возможность.
Ученый совет института будет ждать от Вас, Григорий Павлович, новых расчетных обоснований и предложений. Я лично очень рад, что служите Вы в той самой дивизии, где служил и я когда-то, и что командует этой дивизией тот самый человек, который помог на первых порах и мне в рационализаторском деле.
Консультант НИИ В. Зозуля».
— Постойте, постойте, какой это Зозуля? — не выпуская из рук письма, спросил Мельников. — Неужели тот самый рядовой Степного гарнизона? Помню, помню. Смотрите-ка, научный работник института. Молодец! А когда-то в самом деле над стрелковым приспособлением трудился. И здорово помог нам в огневой подготовке.
Мельников вспомнил, как спасал когда-то солдатские чертежи от наскоков старшины, которому показалось, что в этих самых чертежах таилось зло, подрывающее дисциплину и порядок в роте.
— Интересно! Зозуля, значит? Так вот его и пригласите в помощники. Пусть не только советы дает, но и сам лично включится в это дело. Так и напишите ему: комдив надеется, мол... И все ракетчики наши тоже надеются... Вы слышите, Григорий Павлович?
— Слышу, товарищ генерал, — ответил повеселевший Жогин. Он снова вытянулся, приставил к козырьку ладонь, торопливо спросил: — Разрешите закончить работу в парке? Время!
— Да, конечно, — разрешил Мельников.
Ракетчики, довольные, что трудный учебный день закончился, быстро высыпали на площадку, построились в две шеренги. Всем своим видом старались показать комдиву — нет, они не устали, они готовы хоть сию минуту снова вывести РПУ на боевые позиции и с еще большим тщанием повторить все заново. Память Мельникова выхватила на какое-то мгновение начало войны, тяжелые бои при выходе из вражеского кольца, когда измотанный вконец стрелковый взвод еле держался на ногах после длительного ночного боя. Но стоило ему, тогда еще совсем молодому командиру, спросить: «Так что же будем делать, товарищи, отдыхать или с боем пробиваться дальше?» — все бойцы в один голос ответили: «Пробиваться!» Сейчас перед Мельниковым стояли сыновья тех солдат. Но он был уверен: окажись эти парни там, на тяжких дорогах сорок первого, было бы все так же, как с их отцами.
У Мельникова от этой мысли защемило в груди. Пристально вглядывался он в молодые лица, стараясь не выказать волнения.
— Я рад, товарищи ракетчики, что чувствуете вы себя уверенно, что трудности и неудачи учебного дня не смутили вас. А если и смутили — ненадолго. Настоящие солдаты такими и должны быть. А теперь хочу напомнить, чтобы не забывали вы главного в своем деле: ракеты при вас, а не вы при ракетах. Это очень важно, потому что вы без ракет — солдаты, а ракеты без вас — просто холодный металл.
Прошла неделя после того, как Авдеев прибыл в Степной гарнизон, а беспокойство и суматошность, связанные с переездом, все еще угнетали. Ему незадолго до этого назначения предложили должность начальника школы молодых прапорщиков. Авдеев пообещал подумать, но ему не хотелось расставаться с оперативно-командной работой в полевых войсках. А вот жена его, Марина, узнав, что школа находится в большом городе, стала настойчиво требовать: «Соглашайся немедленно. Неужели так и будем всю жизнь по медвежьим углам скитаться? Пора и к цивилизации приобщаться».
