на женщину.
— Да, одеться нам нужно, — сердито повторила она и жестами показала, что будет накидывать на себя и детей одежду. Солдаты о чем-то переговорили, выкрикнули «шнеллер» и вышли.
— Давайте, ребятки, одеваться, — ласково произнесла Александра, сама стоя как вкопанная.
— Мама, а че нас гонят? — шепотом спросил Антошка, поспешно принимаясь натягивать штаны.
— А нас отпустят, — мать погладила его по голове. — Поспрашивают о прачечной.
— Отпустят, — подтвердил Федотка, поправляя помочь на штанах брата. Сам он уже успел надеть брюки. Александра неуверенно стала надевать кофту.
— Ну, теперь пойдемте, деточки, — вздохнула она, не решаясь переступить порог. Федотка первый направился из сарая. Во дворе, прислонившись к изгороди, стоял белобрысый. Он, видно, ждал своего напарника, который куда-то исчез. Александра присела на лавку, мальчики остановились рядом. Задержала взгляд на доме. Каким все же красивым выстроил его Антон! Как старался, отделывая наличники, перила крыльца! Как радовался, что деревянный петушок на гребне крыши так легко и весело смотрит вверх. Антон хотел, чтобы в доме было много простора, и не сделал в нем ни одной перегородки. Оттого и поселилось у нее фрицев больше, чем в других домах. Понатаскали разных приборов. Несмотря на ранний час, у окна уже сидел худой немец в наушниках, хмуря брови, что-то записывал. Александра перевела взгляд на огород, где среди пустых грядок сиротливо возвышались разоренные ульи. Антон любил заниматься пчелами. И как Александре было больно смотреть, когда солдаты рушили их — ломали рамки, отжимая мед в банки, березовыми вениками, заготовленными ею еще прошлым летом, разгоняли пчел, убивали их. Жутко ей было на то глядеть, даже тяжелее, чем видеть, как резали корову Милку, так и не успевшую разрешиться теленочком. Нет, не верилось Александре, что никогда не будет она хозяйкой на своем подворье.
Белобрысый, между тем выкурив сигарету, оправил гимнастерку, ладно облегавшую его суховатую фигуру, кивнул на калитку, видно не желая больше ждать другого конвоира. Александра стала просить жалобным голосом:
— Пусть подождут туточки ребятки.
— Вас?
— Киндер! — Александра замахала рукой за сарай.
На лице немца мелькнула ухмылка, не ответив, толкнул Александру прикладом в спину.
«Если что, детей отпустят, они-то при чем?» — подумала она, нерешительно трогаясь. За воротами Александра взяла детей за руки и неторопливо направилась в сторону бывшего клуба. Немец пошел следом за ними. Антошка жался к матери, Федотка наоборот — шел, чуть отстранясь, по-взрослому угрюмо наклонив голову. Александра сбоку поглядела на него, и сильнее сжалось сердце: вылитый отец, тот тоже в минуты переживаний становился молчаливым и угрюмым. Вдруг Александра вздрогнула от мысли, что, может быть, никогда не увидит Антона. И это испугало ее больше, чем ожидание опасности для себя и детей. Она невольно попридержала шаг, сжав ручонки мальчиков, и растерянно себя спросила:
«Как же так? Обещала дождаться Антона и детей сохранить…»
Федотка будто почувствовал испуг матери, серьезно, пытливо посмотрел ей в глаза. Александра быстро оглянулась на солдата, тот шел неторопливо, безразлично поглядывая вперед.
«Вот как получается, — Александра сильно прикусила губу, — нас ведут на погибель так же, как тащили мою буренку Милку. Та хоть вырывалась, бодалась».
Александра поежилась и огляделась вокруг, как бы ища помощи. Но сельчан на улице еще не было. Александра будто только теперь увидела, какой теплый, ласковый зарождался этот денек. Ветерок чуть трогал листья деревьев. Солнце стояло еще низко, но доверчиво и щедро посылало свои лучи. Вон у колодца какая-то женщина. Это Нина, «эвакуированная». Александра припомнила, что в начале войны эта женщина появилась вместе с другими беженцами. Многие сельчане осуждали ее за смешливость и бойкость. Где теперь та, прежняя Нина? После известия, что ее муж, летчик, погиб в бою, вся деревня ахнула: «Стронулась
Нина с ума». Женщина плакала, смеялась, с криками бегала за каждым пролетающим самолетом. Александра даже удивилась, каким грустным и осмысленным взглядом смотрела на нее сейчас Нина, словно хотела ободрить женщину, но понимала, что слова бессильны…
У клуба, где развевался фашистский флаг, уже стояло несколько немцев.
«Час ранний, а всполошились», — Александра снова тревожно оглянулась на пустынную улицу села. Белобрысый как-то лениво протянул:
— Штеет!
Александра замерла неподалеку от крыльца, дети прильнули к ней. Белобрысый оживленно заговорил с солдатами. Маленький, юркий немец стукнул его по плечу, и оба захохотали. Маленький стал что-то рассказывать, подпрыгивая и размахивая руками, белобрысый громко, по-детски гыкал.
— Ишь ты, веселятся, ироды, — чуть слышно произнесла Александра. Спохватившись, наклонилась к ребятам и зашептала им:
— Будут пытать, выходили ли вчера во двор. Ни-ни, отвечайте, дескать, целый день просидели в сарае.
— Мамань, так я за щавелем бегал и крапивой там обстрекался, — удивленно протянул Антошка.
— Ох, господи! Беда-то мне какая с вами, — простонала Александра.
— Ну и что, пусть ходил за щавелем, а скажешь, не ходил, — сердито шикнул Федотка и дернул брата за рукав.
— Да у меня руки покрапивлены, увидят.
— Спрячь руки! — еще строже приказал
Федотка. — Скажем, ё сарае цельный день проторчали. А руки — в цыпках, от грязи.
Федотка не успел договорить, белобрысый, повернувшись к ним, гаркнул:
— Коммен хир!
— Зовет нас, мамань, — потянул за руку Федотка.
Александра, снова сжав запястье детей, медленно двинулась к крыльцу. Белобрысый что-то забурчал им вслед. Александра споткнулась на первом порожке, дети с двух сторон поддержали ее. У двери она помедлила, тихонько толкнула ее и нерешительно переступила порог, не выпуская рук сыновей.
За большим столом сидел немец с выпуклыми глазами. Перед ним лежал русский букварь в яркой, веселой обложке и кипа каких-то бумаг. Он медленно, вроде нехотя, оторвал взгляд от бумаг, которые изучал, и как-то задумчиво, как бы примериваясь к словам, произнес:
— Киндер данн, — и кивнул рябому солдату, сидевшему у окна. Тот с готовностью приподнялся. Александра дернулась. Она испугалась спокойного тона офицера больше, если бы он начал на нее кричать. Схватила ребят за плечи:
— Пусть будут со мной.
Немец снова задумчиво взглянул на нес, укоризненно качнул головой, как бы досадуя на ее непонимание, вздохнул:
— Дэти придуть потом.
Солдат подошел к мальчикам, грубо толкнул Федотку. Антошка ловко увернулся от него и, спрятавшись за спину матери, судорожно ухватился за ее юбку.
— Не пойду! — в голосе Антошки прозвучала недетская решимость. Александра, загораживая детей, зачастила:
— Они пойдут, пойдут. Подождут, пока мы здесь поговорим. Не для детей разговор. Ребятки, идите, потом вас приведут.
И Александра сама подтолкнула Федотку. Он непонимающе взглянул на мать.
— Иди, иди, сынок, — просила она. — Возьми Антошку за руку, шагайте!
— Пойдем! — твердо скомандовал брату Федотка.
Немец ногой открыл перед ними дверь, ногой ее и закрыл.
Оставшись без
