зимой давала концерты Ленинградская областная филармония. Кино у нас через день. Фильмы новые, как в Петрозаводске. На будущий год построим кинотеатр, добудем новейшую аппаратуру, средства есть.
— Вы давно на клубной работе? — спросила Нина, чтобы только что-нибудь спросить.
Он охотно рассказал о себе. Родился он под Ленинградом, в Колпино. После десятилетки окончил курсы клубных работников. Работал в Петрозаводске, потом его направили в Хирвилахти. Здесь ему нравится. В леспромхозе он приобрел специальность шофера, на курсовой базе учится на электромеханика.
— Лесорубы любят наши концерты. У нас хорошие артистические силы.
— Артистические? — с невольной улыбкой переспросила Нина.
— Да, — не смущаясь, подтвердил заведующий. — Механик шпалорезки Анохин руководит хором лет двадцать, лебедчик Михайлов и его жена — диспетчер на узкоколейке — играют на клубной сцене больше десяти лет — старые любители-артисты; воспитательница детского сада Коникова — участница республиканского смотра самодеятельности, по исполнению народных танцев заняла первое место. Наши ребята дают концерты не только своим. Мы выезжаем в соседние леспромхозы, в районный дом культуры. В нашем клубе вам будет интересно работать.
Он говорил с Ниной, держась с достоинством, как равный с равной. А она слушала рассеянно, ее глаза скользили по дощатым стенам клуба. Какая ирония судьбы! Мечтать о большой сцене — жаждать успеха, славы — и попасть в лесной поселок, в деревянный клуб, где во время концерта грызут семечки и парни обнимают девушек в полутемном зале…
Но куда денешься в глуши? Нина взялась вести кружок. С беспокойным вниманием стал следить Баженов за ее работой в клубе. «Привыкнет к делу, поймет, полюбит людей поселка — думал он — и успокоится». Незаметно было, однако, чтобы Нина загорелась и увлеклась работой. Из клуба возвращалась хмурой, раздражительной, хваталась за виски и ни о чем не хотела говорить. Баженов стал относиться к ней еще внимательнее, еще нежнее, — она отворачивалась от него, замыкалась в себе и даже не сказала ему о концерте, который должен был вскоре состояться. Он узнал о концерте от секретарши директора.
Задолго до начала этого концерта в клубе поднялась суета. Девушки собрались в гримерной. Принесли театральные костюмы. Началось переодеванье. Нина сидела на продавленном диване и скучающе наблюдала за кружковцами. Вот сучкоруб Оксана, украиночка с вздернутым носом на круглом румяном лице, лихо надвинула на пушистые брови матросскую бескозырку, притопнула ногой. В концерте она пляшет «Яблочко». Вот Хельви, тоненькая светловолосая финка, тоже сучкоруб, напевает «Тишину». Это ее концертный номер. На миловидном лице Хельви мелькают тревожные тени, на щеках горит румянец. Озорная Оксана обнимает ее за плечи, и обе девушки шепчутся, хихикают.
В гримерную вбегает заведующий клубом. Светлые колечки волос прилипли к потному лбу, голубой галстук трепещет на плече.
— Девушки, все на месте? Юбок всем хватило? Учтите, зал переполнен. В гостях — олонецкие лесозаготовители. У них самодеятельность — будьте здоровы. Не ударьте лицом в грязь. Постарайтесь, девушки. Покажите себя. И поторапливайтесь. Скоро выход.
Заведующий исчезает. В гримерной усиливается шум, девушки торопятся переодеться. Электрический утюг переходит из рук в руки, поспешно доглаживаются ленты, косынки, шарфики. В соседней комнате заиграл баян, мужской голос запел «прощайте, скалистые горы». Оксана прислушивается к пению, глаза ее сияют.
— Мой Петрусь. Хорошо поет, а, девчата?
— Пока твой, отобьем — будет наш, — смеются девушки.
На Нину никто не обращает внимания, будто ее здесь нет. Нина устало откидывается на спинку дивана, прикрывает глаза. Боже мой, как ей все противно! Этот клуб с подмостками из грубо сколоченных досок, фальшивый духовой оркестр в фойе, гудящий зрительный зал — лесорубы пришли за два часа до начала, чтобы захватить место, эти девушки с пронзительным смехом. Как ей здесь тоскливо, если бы кто знал!
На пороге комнаты вновь вырастает заведующий клубом. Галстук голубой птицей вьется за спиной. Голос хриплый, потное лицо блестит.
— Хор на места! Девушки, на сцену!
Клуб переполнен. В зале шумели, перекликались, смеялись. Здесь собрались все свои, и каждый чувствовал себя, как дома. Анастасии Васильевне, потеснившись, дали место знакомые девушки — сучкорубы. Пришел директор леспромхоза, парторг и с ними Стрельцова. Для них Этери взяла со сцены стулья и поставила в первом ряду. Появился Парфенов и очень удивил Анастасию Васильевну: ее помощник не любил, как он выражался, «сборищ». С мрачным видом, ни на кого не глядя, Парфенов пробрался по гудящим рядам и забился в дальний угол. С любопытством она смотрела на сидевшего среди молодежи Куренкова. Мастер сменил комбинезон на дорогой косном с ярким галстуком. Баженова в зале не было. Испытывая чувство внутреннего беспокойства, непонятное ей самой, Анастасия Васильевна невольно устремляла глаза на входные двери. Потоки рабочих вливались в зал. Не хватало стульев. Принесли доски, устроили из них скамьи.
Хельви и Оксана, сидевшие рядом с Анастасией Васильевной, громко разговаривали и смеялись.
— Оксанка, инженерша явилась. Лисица на ней серебряная! — сказала Хельви, дергая за рукав подружку.
— А ну ее к бесу! — отмахнулась Оксана. Девушка то и дело оборачивалась назад: там сидели два паренька из ее бригады. — Не люблю я твою Бажениху. Улыбается, будто ласковая, а очи недобрые. На поселке ни с кем не дружит, первая не поздоровается, ждет, пока перед ней шляпу снимут. На репетиции с нами: «Девушки, пожалуйста, девушки, прошу вас…» слова хорошие, голос мягкий. Сердцем чую, не любит она наших, презирает. Не пойду я больше на репетицию, хоть она себе тресни! Подумаешь, артистка из погорелого театра!
В первом отделении концерта Нина сидела в зале рядом с мужем. Баженов с явным удовольствием смотрел на то, что делалось на сцене. В исполнителях он узнавал трактористов, вальщиков, механиков, лебедчиков. Каждого выступающею зал награждал бурными аплодисментами, вызывал «на бис».
— Неплохо у них получается, а? — наклоняется Баженов к жене.
Нина безучастно смотрит на происходящее. Два мальчика, «рабочие сцепы» — их дело открывать и закрывать занавес, — сидят на высоких ящиках на виду у зрителей. За полотнищами задника толпятся «артисты» в ожидании своею выхода. На сцене под баян поет Хельви. Голосок у нее слабенький, но приятный. Зал слушает. Полная тишина. Но вот с улицы нарастает какой-то шум, и в запертую дверь зала начинают сыпаться громовые удары, сотрясающие степы. Это бушуют те, кто не попал на концерт из-за отсутствия мест.
Под дружным натиском нарушителей порядка дверь поддается, с треском распахивается, в зал стремительным потоком вливается молодежь, с шумом и криками заполняет проходы, свободное пространство перед сценой, теснит сидящих, наступают им на ноги. Зал гудит от возмущенья.
— Не срывай мне программу! — грозно кричит заведующий клубом
