Наша флотилия сумела отплатить врагу. 6–го она поставила на Каме минное заграждение. 7–го пять белых кораблей, пренебрегая нашим огнем, двинулись в наступление. Они шли уверенно, предвкушая успех. У Зеленого Острова, попав под тяжелые снаряды «Атамана Разина», белые приостановились. Тут–то и пришлось им расплатиться за «Ваню–Коммуниста». Головной белый корабль — отлично вооруженный — наткнулся на мину и взлетел на воздух.
Наша флотилия двинулась вперед. Противник растерялся и бежал.
Напористо двигалась флотилия вместе с Красной Армией. Смоленский полк 11 октября взял Пьяный Бор. Укрепленная позиция белых пала. Вскоре был взят и Сарапуль. В это время было получено важное сообщение, которое заставило командующего флотилией решиться на крайне дерзкое предприятие.
Трем миноносцам — «Прыткому», «Прочному» и «Ретивому» — было приказано поднять… андреевские флаги (флаги царского флота, которые были приняты у белых). Матросы сняли красные звездочки.
Взвился сигнал, и миноносцы пошли вверх по Каме. Берега заняты противником. Вот встречается белогвардейский катер. Командующий четким голосом приказывает ему идти обратно и предупредить батареи, чтобы они не стреляли. «Скажите, что идет флотилия адмирала Старка из реки Белой». Офицер, бывший на катере, откозырял.
Миноносцы идут дальше, в самый центр белых. Пришли в село Гальяны. У пристани — баржа, на ней караул. Рядом стоит буксир. На берегу — пятьсот белых. Командующий приказывает буксиру взять баржу и вести ее в Сарапуль.
К чему? Что это за баржа, ради которой три миноносца идут на такой риск?
Буксир ведет баржу. Миноносцы рядом. На белый караул наводятся пулеметы и орудия. Неожиданное приказание караулу: «Бросай оружие!» На миноносцах взвиваются красные флаги. Караул ошалел, покорно бросил винтовки. Наши матросы уже на барже. Бросаются к люкам и кричат: «Товарищи, выходи: здесь красные моряки!»
Тихо в сырых трюмах баржи. Оттуда несет зловонием. Матросы кидаются вниз.
В барже было пятьсот двадцать два человека — коммунисты и пленные красноармейцы, обреченные белыми на расстрел. Они умирали от истощения. Живые, вернее, полуживые, они валялись на полу трюма в собственных испражнениях, едва прикрытые рогожами. Накануне с баржи было взято и расстреляно тридцать человек.
В трюмах не верили, что пришло спасение. Подавленно притаились. Думали, что их вызывают наверх, чтобы расстреливать. Наконец, когда они поняли, что перед ними свои, полубезумная радость засветилась в глазах мучеников. Многие рыдали и бились в припадке. «Братцы, товарищи, свои», — лепетали они, глядя на освободителей. Матросы начали выносить наверх своих братьев, вырванных из могилы.
Сарапуль ждал возвращения миноносцев. Весть о деле уже разнеслась по городу. Народ бежит к пристани. Многие надеются увидеть своих среди тех, кто спасен с баржи. К берегу выходят красные части со знаменами и оркестрами. Подходят миноносцы и баржа. Звуки «Интернационала», рыдания, крики «ура». Спасенные сходят на родной советский берег.
В последующих боях флотилия еще оттеснила противника и заняла село Гальяны. 1 ноября к флотилии присоединился новый корабль, вооруженный в Сормове: «Ваня–Коммунист» № 9. На нем были все уцелевшие с «Вани–Коммуниста» № 5. Они вновь вернулись на фронт, чтобы биться на новом корабле, получившем родное им боевое имя.
Вплоть до ледостава действовали корабли, помогая наступлению Красной Армии. Одни за другими захватывались ими различные населенные пункты. 11 ноября наши суда разметали своим огнем белые части, занимавшие деревни Докша, Сидоровы Горы и Поздеры. У последней деревни корабли натолкнулись на заграждение. Ряд свай, опутанных якорными канатами, загораживал Каму. По реке уже шел лед, и разобрать заграждение было невозможно. Кораблям пришлось кончать боевую работу. Командование Красной Армии, благодаря моряков за все их труды, отдало приказ об отправке кораблей на зимовку.
Флотилия сделала все, что было в ее силах. Три месяца она вела непрестанные бои, не останавливалась ни перед какими опасностями, приносила большие жертвы и плечом к плечу с красными сухопутными частями побеждала врага.
Моряки не отступали, когда не было снарядов, не терялись, когда противник бил с тыла. Они стояли на боевых постах так, как этого требовала революция. Оправдывались слова Ильича, сказанные им 22 ноября 1917 года на I Всероссийском съезде моряков военного флота:
«Если… мы стали бы перед необходимостью продолжать войну, то русский народ, умевший безропотно проливать свою кровь, не зная зачем и во имя каких целей исполнявший волю душившего его правительства, без всякого сомнения с удесятеренной энергией, с удесятеренным героизмом пошел бы на борьбу тогда, ибо речь шла бы о борьбе за социализм, за свободу, на которую направила бы штыки международная буржуазия».
Флотилия зазимовала в Нижнем Новгороде. Бездеятельность, когда продолжалась борьба на фронтах, не была по душе матросам, и они массами записывались в отряд товарища Лепетенко, который шел на Южный фронт на помощь восставшим рабочим и крестьянам Украины. Этот отряд доблестно бился вместе с частями Красной Армии на Украине, в Донбассе и в Крыму. Красные моряки везде показали себя самоотверженными, смелыми и стойкими бойцами революции.
1928 г.
Фигура Анатолия Железнякова была одной из самых ярких и примечательных фигур в рядах революционного флота Октябрьского периода и периода гражданской войны. Это был очень крепкий, сильный, красивый молодой кочегар, крайне активный, развитой, начитанный. Далеко не все знали о его происхождении, о его прошлом. Вокруг Анатолия складывались домыслы, иногда с оттенком легендарности… А Анатолий был хороший, простой парень. В Москве у него жила старушка мать, были знакомые девушки. Работать, служить, плавать на море Анатолий начал с ранней юношеской поры. Он побывал в заграничных рейсах.
Анатолий Железняков был простым, непримиримым противником капиталистического строя…
Анатолий Железняков до революции подвергался преследованиям властей. Ему приходилось перебрасываться с Балтики на Черное море. В период мировой войны Анатолий страстно мечтал перебраться на Дальний Восток, поступить на китобойное судно и попасть за границу, в Америку, где он хотел получить образование и связаться с революционными организациями. Мечту о побеге он лелеял долгими месяцами. Анатолию приходилось жить впроголодь; работал он тогда кочегаром на Черном море, на транспортном судне.
Революция 1917 года открыла перед Анатолием Железняковым все двери, все пути. На матросских собраниях Железняков — бывалый, решительный, пылкий — был одним из лучших ораторов.
На Черном море ему было тесно, его тянуло на Балтику, в Петроград, поближе к центру революционных событий.
В Октябрьские дни Железняков участвовал в петроградских боях. В начале ноября 1917 года Железняков в составе сводного отряда (гельсингфорсский матросский отряд и 428–й лодейнопольский полк) участвовал в погоне за офицерским бронепоездом. Железняков был в головной части отряда. Люди рвались в бой. Матросы были пропитаны молодой, пылкой революционной романтикой и абсолютной решимостью биться с белогвардейцами, со всеми врагами — до конца.
Сводный отряд преследовал офицерский бронепоезд. Было это на Николаевской железной дороге. Бронепоезд мог наделать молодой Советской власти серьезные беды: он хотел прорваться в Москву, где ожесточенно дралась против Советов офицерская, купеческая, белогвардейско–студенческая гвардия.
Матросский отряд насчитывал семьсот пятьдесят человек. Люди решили поймать бронепоезд во что бы то ни стало. Эшелон летел неимоверно быстрым ходом. На мгновенных остановках связывались по телеграфу с железнодорожниками. На станции Бологое рабочие попытались задержать бронепоезд. Он прорвался на Полоцкую ветку. Матросы кинулись вслед. Противник обрезал всюду телеграфные провода, опасаясь, что матросам удастся своими призывами создать новые засады и помехи. Но эта мера не помогла офицерскому бронепоезду. У села Куженкино бронепоезд был настигнут.
Две головные артиллерийские площадки матросов с двумя 75–миллиметровыми орудиями выдвинулись вперед. Была ночь. Предстоял бой. Тогда с площадки соскочил Железняков, Берг и еще несколько человек.
Матросы подошли прямо к офицерскому поезду. Это был оборудованный на заводе великолепный блиндированный поезд — «черепаха». Было ясно, что лобовой атакой брать его трудно. Матросы решили брать и напором, и «дипломатическими переговорами» — расслоением офицеров и солдат.
Сводный отряд нетерпеливо ждал результатов… В ночной тьме не было видно ничего. В штабе отряда, в слабо освещенном вагоне 3–го класса, устало ждал начальник отряда. Матросы вернулись: «Офицеры сдаются».
