Командующий подчеркнул слова «я подписал» и прочитал выдержку из приказа.
«С одной стороны, — читал он, — советские войска являются могучим союзником против немцев, но с другой стороны они опасны, поскольку могут сломить нашу принципиальную и независимую позицию. Поэтому офицерам Армии Крайовой всех степеней запрещается вести какие бы то ни было политические переговоры с русскими. Разногласия во взглядах между поляками и русскими столь велики, что всякие переговоры будут бесцельны».
Последнее слово осталось за Бур-Комаровским. Дальнейшие разговоры могли бы только ослабить впечатление.
— А теперь, господа, — сказал он, поднимаясь со стула, — воспользуемся гостеприимством хозяйки этого дома. Она давно приглашала нас к столу…
За чаем снова заговорили на политические темы. Янковский рассказал о поездке Миколайчика в Соединенные Штаты. Они ездили туда с заместителем начальника польского генерального штаба Станиславом Татаром. Фактически это была военная делегация. Татар и Миколайчик не даром провели время в Вашингтоне. Из Америки Миколайчик привез чек на десять миллионов долларов. Деньги дали специально для варшавского восстания. Оба делегата встречались с генералом Маршаллом и Фостером Даллесом, они заручились их поддержкой. Это даже поважнее американского чека!
За столом Комаровскому не хотелось вести серьезных разговоров, он немного устал… Беседа постепенно приняла светский характер. Пани Регина стала центром внимания мужского общества. А она почему-то бросала многозначительные взгляды на Моздживицкого, точно о чем-то ему напоминала. Лейтенант Моздживицкий наконец осмелился:
— Пан генерал, — сказал он, — вы разрешите мне обратиться к вам с маленькой просьбой от имени моей жены?
— Я готов выполнить даже самую большую просьбу пани Регины, — галантно ответил Бур. — Что желает пани Регина?.. Только разве она не может обратиться ко мне сама, минуя адъютанта.
Регина вспыхнула:
— Конечно, я и сама могу обратиться к вам с этой просьбой… Я хочу участвовать в восстании…
Регина считала для себя лестным в дни восстания находиться рядом с таким человеком, как генерал Бур. Он представлялся ей в ореоле романтического героя.
— Вы хотите драться?! Но разве это женское дело?.. А, понимаю, лавры Жанны д’Арк не дают вам покоя… — воскликнул Бур.
— Нет, нет! — живо возразила Регина. — Я не должна стоять в стороне, когда…
— Но что вы умеете делать? — Генерал Бур отказался от игривого тона. — Где мы сможем использовать пани Регину? — спросил он у полковника Монтера.
— Может быть, работа связной будет наиболее подходящей для пани Регины?
— Вот и отлично! Вас это устроит, пани Регина? Связная при командующем Армии Крайовой! Согласны?..
— Да, конечно! Я хорошо знаю Варшаву и смогу быть вам полезной.
— В таком случае завтра днем будьте на месте — на фабрике Кемлера. — Генерал Бур поднялся и, прощаясь, поцеловал руку молодой женщины.
2
На городской ратуше стрелка башенных часов медленно приближалась к пяти. Янек Касцевич пересек площадь и пошел вниз по Маршалковской. Он еще раз посмотрел на башню — без двенадцати минут пять. Как раз время. Сколько раз он проверял этот маршрут от дома до сборного пункта своего отделения. Весь путь рассчитан до секунды. Это называлось «пристрелкой». Командир батальона запретил без надобности болтаться на улице. Выходить велел с таким расчетом, чтобы являться на сборные пункты в строго назначенное время.
Кто же мог возражать против такого приказа. Ясно, что раньше времени нечего настораживать немцев… Удивительно, как они до сих пор ничего не замечают! «Янек чувствовал себя ходячим арсеналом. Казалось бы, что на него за несколько кварталов должны были обращать внимание. Карманы его солдатских брюк, заправленных в высокие сапоги, оттягивали ручные гранаты, и в каждом из них лежало еще по «филиппинке» — самодельной противотанковой гранате. Говорили, что они имеют огромную разрушительную силу, да и весят они тоже порядочно… Под курткой Янека выпирал немецкий автомат с запасной обоймой, а в боковом кармане лежал пистолет, который он должен был передать пану Трубковскому.
Не удивительно, если немецкий патруль заинтересуется всеми его доспехами! Но Янека спасало то, что на нем был широкий брезентовый плащ, который скрывал оттянутые карманы и автомат, выпиравший под курткой. В суконной кепке с мягким козырьком и отстегивающимся высоким околышем, с рюкзаком, перекинутым через плечо, Янек походил на жителя варшавских окраин, спешащего с работы на пригородный поезд.
Сегодня Янек вышел из дому на три минуты раньше. На всякий случай. Три минуты были его личным резервом. Он выдерживал свое расписание. Без семнадцати минут вышел на Маршалковскую, без четверти подошел к памятнику, а еще через три минуты увидел зеленую вывеску на угловом магазине — прежде здесь была продажа галантерейных товаров.
На улицах появлялось все больше прохожих. Наметанным взглядом Янек угадывал в толпе таких же, как он, солдат подпольной армии, спешащих к своим сборным пунктам. А немцы ничего не замечают. Все-таки ловко придумали — назначить начало восстания на пять часов вечера — это самое оживленное время на улицах, когда жители Варшавы возвращаются с работы.
Через десять минут, нет, теперь уже через восемь минут, люди, которые шагают сейчас по тротуарам, придерживая под одеждой свое оружие, перестанут таиться и открыто вступят в борьбу… Янек замедлил шаг. Теперь осталась какая-нибудь сотня шагов до перекрестка. Там, как раз против магазина с зеленой вывеской, стояла немецкая огневая точка, железобетонный колпак, обнесенный колючей проволокой. Эту точку и предстояло ликвидировать.
Через перекресток прополз легкий танк с черным крестом на броне. Янек подумал: «филиппинку» надо бросить под гусеницу или под самое днище… Впереди себя шагах в десяти Янек увидел Стася Родовича. Он был тоже в защитном плаще, и его одежда топорщилась от скрытого под ней оружия. Янек собирался окликнуть товарища, но вовремя остановился. Стася задержали немецкие полицейские. Их было двое. Они жестом приказали Стаею завернуть в ближайшие ворота. Оставалось несколько минут до начала восстания. Янек повернул следом за полицейскими, сунул руку под плащ, нащупал пистолет и спустил предохранитель.
В бетонной подворотне, похожей на туннель, гулко раздавались шаги людей в солдатских сапогах — Стася и немецких патрульных. Янек нагнал их в тесном дворе возле мусорных ящиков. На лице Стася Янек прочел выражение растерянности. Что делать? Мог ли он раньше времени затевать драку? До восстания оставались минуты, но приказ существовал строгий — оружия не применять до общего сигнала, то есть до пяти часов. А полицейские настойчиво требовали показать документы, один из них протянул руку к вещевому мешку, набитому патронами, гранатами и продовольствием. Пока что немецкие полицейские, видимо, не предполагали ничего серьезного — думали, вероятно, какой-нибудь спекулянт. Они увели его в глухой двор, чтобы не привлекать внимания прохожих. Полицейские разговаривали со Стасем, даже не отстегнув кобур, висевших на лакированных ремнях. Но через какие-то секунды положение может измениться. Янек сразу оценил обстановку. Стась увидел мелькнувшее в воротах лицо Янека и одновременно услышал два коротких сухих выстрела. Янек стрелял в упор.
— Быстрее! — крикнул он и потянул Стася за рукав.
Полицейские лежали около железных мусорных ящиков. Отстегивать пистолеты не было времени. Стась вытащил нож, обрезал ремни вместе с кобурами и сунул под плащ добытое оружие.
Они торопливо вышли со двора и свернули в ближайшее парадное. После яркого солнечного света здесь было совсем темно. В дверях уже стоял часовой. Он никого не выпускал из дома на улицу. Янек и Стась торопливо вбежали на второй этаж, прошли в квартиру, где расположилось их отделение.
Четверть часа назад хорунжий Трубницкий вежливо постучал в парадную дверь и предъявил хозяйке ордер на временную конфискацию квартиры «для нужд Армии Крайовой», как указывалось в предписании. Ордер подписал командующий корпусом полковник Монтер.
Растерянная женщина стояла в прихожей и повторяла одну и ту же фразу:
— Пожалуйста, если у вас есть ордер… Но лучше вам подождать мужа, он сейчас вернется со службы…
У хорунжего и его солдат не было времени ждать. Они внесли ручной пулемет и, отодвинув комнатные цветы, установили его на подоконнике. Но пока рамы были закрыты.
Янек и Стась поспели почти вовремя. Тем не менее хорунжий глянул на них с упреком — надо бы явиться на несколько минут раньше. Стась доложил, что произошло с ним. Трубницкий удовлетворенно кивнул головой. Но его больше всего интересовали пистолеты убитых полицейских — где они? Стась выложил пистолеты на стол. Хорунжий тотчас же отдал их солдатам. Не у всех солдат его отделения было огнестрельное оружие. Янек тоже отдал свой пистолет, как обещал накануне хорунжему. Трубницкий улыбнулся:
