У причалов военного порта подняли флаги корабли военной флотилии.
Вернулись из ночных нарядов матросы. На миноносцах был неполный комплект команд, почти не было офицеров: все сочувствовавшие белым, а вместе с ними и не желавшие участвовать в надвигавшихся событиях под разными предлогами сошли на берег и не вернулись. Но оставшиеся на борту исправно несли службу и были готовы отразить нападение беляков.
Штабс-капитан Степанов, командир посыльного судна «Улисс», задумал недоброе. Избавившись от Беловеского, переведенного на «Адмирал Завойко», он списал остальных «красных» и подобрал новую команду. Накануне предполагаемого переворота «Улисс» стал кормой к Городской пристани за пределами военного порта.
Рано утром около сотни кадетов Хабаровского корпуса и добровольцев из буржуазной молодежи были посажены в две деревянные баржи, которые ещё с вечера стояли у Городской пристани. Ждали только сигнала, по которому катер «Люнет» должен был отбуксировать баржи с десантниками в военный порт.
Утро для горожан началось спокойно. Около 10 часов на Суйфунской улице неожиданно вспыхнула перестрелка. Это спрятавшиеся во дворах белогвардейцы напали на конвой, который вел арестованных ночью в следственную комиссию.
Степанов снял фуражку и перекрестился.
— С богом, — торжественно произнес он и приказал десанту отваливать.
Задача заключалась в том, чтобы захватить корабли военной флотилии и разоружить команды. Кадетов предупредили: над бортами носов не высовывать, не курить. Все они были вооружены японскими карабинами.
На стоявших в военном порту миноносцах вахтенные тоже услыхали стрельбу и подняли тревогу. Внимание высыпавших на палубу матросов привлек «Люнет», с трудом тащивший две баржи. Над их низкими бортами то и дело появлялись головы в фуражках с красными околышками.
— Кадеты! — крикнул кто-то.
— Боевые взводы на берег! — раздалась команда.
Матросы «Бойкого», «Твердого» и «Точного», на ходу заряжая винтовки, затопали по трапам. «Люнет» круто повернул влево и направился к пристани плавучих средств. Теперь было ясно видно, что обе баржи полны вооруженных людей. Кадеты больше не прятались.
Навстречу спрыгивавшим на берег матросам бежал комиссар плавучих средств Глинков.
— Не давайте белякам высаживаться! — кричал он.
Матросы залегли плотной цепью за сваленными у пристани бухтами стального троса и, не ожидая команды, открыли частый и меткий огонь по «Люнету» и баржам. Сквозь треск выстрелов и щелканье пуль, пронизывавших деревянные баржи, слышны были отчаянные крики раненых. Выскочивший на бак катера с наганом тучный офицер скоро упал. Другой офицер, отчаянно ругаясь, что-то кричал рулевому. Потом вдруг взмахнул руками, выронил карабин и свалился за борт.
Тяжело запыхтев, «Люнет» дал задний ход и, толкая кормой прижавшиеся к бортам баржи, начал отходить от берега. Наконец катер и обе баржи отошли на середину бухты, и матросы перестали стрелять: нужно было беречь патроны.
А в городе продолжалась перестрелка. Сосредоточившиеся в Голубиной пади каппелевцы спустились с сопок на Светланку и заняли всю западную часть Владивостока. Приморский Совет управляющих ведомствами с Антоновым во главе вынужден был перейти в Шефнеровские казармы, под. защиту Дивизиона народной охраны. Командир дивизиона был убит, все подходы к казармам заняла японская пехота, а на Адмиральскую пристань с броненосца «Хидзен» сходили вооруженные японские матросы. Только восточная часть города осталась в руках большевиков да территорию военного порта прочно удерживали матросы военной флотилии.
Наступила ночь, никто не выпускал из рук оружия. В городе вспыхивала и замирала слабая перестрелка, ходили японские патрули.
На другой день с утра по направлению к вокзалу начала наступать рота Дивизиона народной охраны. Белые отходили, отстреливаясь.
Убедившись, что мятежникам против народоармейцев не устоять, японское командование, под угрозой артиллерийского обстрела города с «Хидзена», предложило обеим сторонам разоружиться. Поняв, чего добиваются японцы, правительство и Областной Комитет РКП (б) отдали приказ вооруженным силам ДВР сопротивления японцам не оказывать и уходить в сопки. Сборный пункт — Анучино.
Ночью и утром следующего дня группы солдат и матросов непрерывным потоком шли вдоль скалистого берега Уссурийского залива по извивавшейся среди кустов шиповника горной дороге.
А в это время по берегу Амурского залива с песнями вступали во Владивосток роты и эскадроны каппелевцев.
Город со всеми предприятиями и учреждениями, порт и почти все корабли Сибирской флотилии оказались в руках мятежников. Только «Адмирал Завойко» да стоявшее в заливе Ольги посыльное судно «Диомид» избежали захвата.
Новое морское командование спешило с реорганизацией флотилии. Были вооружены все способные плавать суда, произведена чистка личного состава и доукомплектование команд прибывшими «месопотамцами» — моряками разоруженного в Бизерте врангелевского флота.
Командир «Улисса» Степанов не был забыт: его корабль был перевооружен и переименован в канонерскую лодку, а на плечах бывшего штабс-капитана заблестели новенькие погоны старшего лейтенанта флота.
Посыльное судно «Патрокл», угнанное в Японию в прошлом году капитаном 2 ранга Хрептовичем, с триумфом вернулось во Владивосток. Город очаровал недавних изгнанников: выметенные улицы полны «чистой» публики, мостовые сотрясаются под коваными сапогами солдат, гремят бравурные марши, сотни глоток орут лихие походные песни. Кафе и рестораны сияют огнями. В театрах и оживших гостиных звенят офицерские шпоры, журчит и картавит французская речь, прекрасны туалеты женщин… Жить бы так да жить!
Большевики ушли в подполье, контрразведка свирепствовала. Белогвардейцы и интервенты торжествовали: наконец-то в Приморье создан желанный «черный буфер»!
Но решающие бои были ещё впереди…
24Как только «Адмирал Завойко» ошвартовался в Петропавловской гавани, Якум отправился в партийный комитет за новостями. Вернулся он с озабоченным видом:
— Пока мы ходили на Командоры, Александр Иванович, объявился советский комиссар Камчатки — Ларк.
— Где же он? Здесь?
— В том-то и дело, что не здесь. Через Хабаровск получена его телеграмма. Требует задержать в Петропавловске якобы переданный ему «Завойко», привезенную нами пушнину на берег не выгружать. Ревком настаивает на исполнении этой телеграммы.
— Ну и что же? Что вы-то решили?
— Пока ничего. По-моему, нужно выждать. Судя по телеграмме, она длинная и принята с пропусками. Ларк совершенно не представляет положения на Камчатке, не учитывает последствий своих распоряжений.
Клюсс пожал плечами:
— Что ж, постоим.
— А я пока буду телеграфировать Антонову и Дальбюро ЦеКа, — заключил Якум, — буду настаивать на отмене распоряжения Ларка в отношении «Завойко». На радиостанции постараюсь узнать новости…
Якум вернулся к вечеру и сразу прошел в каюту командира. Вид у него был мрачный и расстроенный. Плотно прикрыв дверь, он сел в кресло:
— Вот, Александр Иванович, должен вам сообщить весьма неприятную новость. Во Владивостоке произошел переворот и сформировано прояпонское белое правительство с Меркуловым во главе. Это нужно держать в строгом секрете.
— Как это вы узнали?
— Когда я подал телеграмму во Владивосток Антонову, начальник радиостанции сказал, что она, наверно, не дойдет до адресата: ночью он лично перехватил передачу из Харбина на русском языке. Я просил его пока молчать и сообщил о перевороте в комитет партии.
— Секрет недолговечный. Телеграмма эта не единственная, а здешние радиотелеграфисты сохранять тайны не приучены. Об этом, наверное, знают многие, не говоря уже о японцах. Ну что ж. Пока не услышим это из других источников, будем молчать. А потом придется объявить офицерам и команде. Павловскому вы намерены сообщить?
— Конечно.
Якум ушел к себе и вызвал комиссара.
Вечером к Клюссу явился старший механик. Вид у него был растерянный и смущенный.
— В чем дело, Константин Николаевич?
— Дело плохо, Александр Иванович. Главный котел течет, и в нем большая соленость.
— Когда вы это заметили?
— Мне доложил Панкратьев на переходе с острова Медный на Беринг, тогда течь была незначительной…
— Чего-то вы недоговариваете. Смотрите, с такими вещами не шутят.
— Какие уж тут шутки, Александр Иванович. Это, наверное, во Владивостоке кто-то напитал котел забортной водой.
— Но ведь это только ваши предположения. Дело, впрочем, не в этом. Сейчас-то что будем делать?
— Ндо потушить топки, посмотреть. Постараться устранить или хотя бы уменьшить течь.
