— Ты, брат, не того… грубо, — смущенно сказал Василий, протягивая на прощание Илье руку.
Илья посмотрел на свои руки, точно удивляясь самому себе, своему поступку, сказал, оправдываясь:
— Я слушал, слушал его — противно.
— Твои уроки, — фыркнув и пряча смеющееся лицо, сказал Василию Генка. — Теперь, погоди, он пойдет всем носы квасить.
Глава десятаяВ воскресенье утром Илья проснулся и долго ходил по комнате из угла в угол, не зная, чем заняться, и думая о том, что произошло вчера в клубе. Нескладно получилось, никогда не замечал в себе такой прыти. И это все разговор, в который он не вмешивался, хотя весь кипел. Именно потому, что кипел, и не вмешивался: спорить без выдержки — это только веселить людей и себя на смех поднять. «Да, нескладно получилось… А как посмотрела Галя…»
Он подходил к окну, день был солнечный, воздух по-осеннему прозрачный, раза два брал книгу, но читал, не понимая, о чем речь. Матери дома не было — ушла на рынок. Чтобы чем-то занять руки и меньше думать о вчерашнем вечере, он пошел в сарай и с удовольствием стал прикладывать дрова, привезенные недавно. Именно с удовольствием, еще никогда не испытанным и таким успокаивающим душу. «Это, наверно, потому, — думал он, — что я начинаю находить вкус в работе». Под руки попался приемник, который он мастерил, занимаясь в школьном радиотехническом кружке. Илья с улыбкой осмотрел его и отшвырнул в угол, но потом подумал, бережно поднял и убрал на полку. Все-таки память.
Вдоволь наработался и умаялся, а затем взял полотенце и пошел на реку, до которой было рукой подать.
С высокого берега хорошо просматривалась вся южная часть города, с шумливым вокзалом и многочисленными заводскими трубами. От моста асфальтовая дорога шла по дамбе, мимо вокзала, и поднималась к старинному пригородному селу с белой церковью на горе. Правее села строился нефтеперерабатывающий завод. С реки его не было видно, но Илья мог точно указать, где размещается второй участок, в каком месте заложен фундамент ТЭЦ.
Южная часть считалась рабочим районом и связывалась с центром двумя мостами. Ниже мостов река огибала полукруг и сливалась с Волгой, образуя стрелку.
Когда-то весь город умещался на стрелке, был окружен высокой стеной, но сейчас разросся и далеко шагнул во все стороны. О прошлом напоминают многочисленные церкви, затерявшиеся среди многоэтажных домов. Летом целые толпы туристов осматривают их, фотографируют, и им не надоедает. Коренные жители города равнодушны к достопримечательностям, они больше присматриваются к самим туристам и относятся к ним с благодушной предупредительностью. Но гораздо большей популярностью пользуются туристы у мальчишек, которым всегда хочется иметь необыкновенную почтовую марку, необыкновенную наклейку на спичечном коробке или просто памятный значок.
Было время, Илья увлекался собиранием всего необыкновенного, а сейчас стал ближе к категории «коренных жителей», для которых ничто не ново в своем городе…
Илья спустился к песчаному пляжу. Вода уже охолодала, и купаться он побоялся, а только вымылся до пояса. Потом сел на камень и стал смотреть на ребят, ловивших на отмели пескарей. В компанию рыболовов затесалась голенастая девчонка в коротком платьице. Она забралась в воду и оглашала воздух радостным визгом. Самое удивительное было то, что мальчишки, видимо, смирились с нею. По крайней мере, визжала она безнаказанно. Придет время, и кто-то из мальчишек будет смотреть на эту девчонку с восторгом, от одного взгляда ее становясь счастливым или глубоко несчастным. Может случиться и так, что девчонка предпочтет другого, а этот, затаив грусть, станет ходить за ней по пятам. Все может случиться…
Илья считал, что надо как-то бороться за свое счастье, но как? «Конечно, — размышлял он, — после вчерашнего Галя и смотреть на меня не захочет».
Охватив руками колени, Илья долго сидел на берегу и думал.
Если раньше он скользил по лицам людей, отмечая только внешние стороны, то сейчас за каждым старался угадать всю жизнь, отметить каждую черточку характера… кто он, чего он хочет.
Его размышления прервал Генка Забелин, неожиданно оказавшийся на берегу.
— Вон ты где, — облегченно сказал он. — Мне мать сказала, что, наверно, на речке. Все ходил и смотрел, с километр отмахал. Упарился.
— Посиди, — пригласил Илья.
— Какое сидеть! — отмахнулся Генка. — Забыл, что ли? К Сереге в гости собирались, подымайся давай, еще ко мне нужно зайти. Я с самого утра ушел.
…К их удивлению, в комнате Василия хозяйничала Першина. Пол блестел чистотой, передвинут был шкаф, за который бросали все, что было можно. Василий — в рубашке-безрукавке, побритый и праздничный — сидел на маленькой скамеечке и не сводил глаз с Першиной. А она, накалив утюг, размашисто гладила на столе белье.
Приход ребят несколько смутил их. Василий кашлянул, как всегда в минуты растерянности.
— У нас, Генок, видишь, гость, — сказал он.
Генка давно знал, что Василий неспроста спрашивает о Першиной, но не думал, что его чувство приведет к чему-то путному. Поэтому он сегодня и удивился и обрадовался приходу бригадира, обрадовался за Василия. Генка взглянул в смеющиеся глаза Першиной и сказал:
— Вы тут занимайтесь. Мы в поселок сейчас. К Сереге Теплякову жена должна приехать. Звал нас в гости.
Першина сложила выглаженное белье в ящик, осмотрела комнату, проверяя, все ли на месте. Села, всплеснула руками, сказав с довольной улыбкой:
— Хорошо как у вас.
Василий просиял, в волнении затеребил ворот рубашки.
— Как, Генок, не отпустим ее? — спросил он. — Оставим у нас жить?
— А чего! — охотно откликнулся Генка. — Давай.
Першина погрозила ему.
— Смотри, командовать буду и на работе, и здесь. Взвоешь. — Потом спросила Илью: — Нравится тебе работа?
— Не жалуюсь, — сказал Илья.
— И тебе не надоедает каждый день делать одно и то же? Ничего нового — бетон и земля.
— Все это так, зато я чувствую, что сам зарабатываю на себя и что-то, пусть небольшое, но нужное, делаю…
— Значит, тебе в самом деле нравится работа? — уже рассерженно спросила она.
— Пока доволен, не знаю, как дальше будет.
— Но не век же ты будешь разнорабочим? Незачем было и десятилетку кончать.
— Конечно, не век. Я сначала привыкну к любой работе, а там видно будет, кем стану.
— А ты, Гена, кем станешь?
— Я? — оживился Генка. — Э! Я буду сначала экскаваторщиком, как Григорий. Года два поработаю — к этому времени завод построим, — поучусь немного, и меня поставят мастером или прорабом. Поработаю и опять поучусь — и поставят меня начальником участка. Вот тогда я вас в бараний рог сверну.
— Почему нас? — с улыбкой спросила Першина.
— Не вас, конечно, — поправился Генка. — Я бездельников и негодяев колошматить буду, житья им не дам.
— Гена, — весело вмешался Василий, — негодяи и бездельники к этому времени все переведутся.
— На мой век останутся, — отмахнулся Генка.
— На кого хотел бы ты учиться? — продолжала допытываться у Ильи Першина.
— Еще не знаю. Ничего не случится — поступлю в строительный институт, на вечернее отделение. А сейчас совсем неважно, кем я работаю — плотником, бетонщиком или каменщиком. Мне важно себя проверить — могу ли с охотой работать на стройке.
— Зря, Женя, напустилась на парня, — сказал Василий. — Ты хочешь, чтобы он разложил свое будущее по полочкам и сказал, в каком году кем будет. Это только наш Генка может, — прищурился, кольнув Генку взглядом, и уточнил: — Немного полегкомысленнее он… Поработает на стройке, среди народа, и будет ясно, что делать дальше. Неплохо и грамотным рабочим стать, не всем быть инженерами. Кто у тебя отец? — спросил Илью.
— До войны работал слесарем на фабрике, — ответил Илья, думая прежде всего о том, что первый раз услышал имя Першиной. К ее грубоватой силе как-то не шло мягкое имя — Женя. — Потом он ушел на фронт, и мама получила извещение: погиб на Курской дуге…
— Да-а, — досадливо протянул Василий.
После некоторого молчания Першина сказала:
— Будь по-вашему. Ты уже, кажется, где-то до этого работал? Вот так. А теперь иди в плотники, потом машинистом башенного крана и еще кем-нибудь. Мечешься, а пора бы остановиться.
В годы войны Першина, не доучившись до седьмого класса, пошла в строительное училище. И уже начала ходить, но бросила — показалось тяжело. А сейчас жалела: на каждом шагу приходится чувствовать, как мало знаний. Может, по этой причине и завела разговор с Ильей. Конечно, неважно, кем будет работать — простым рабочим или инженером, но чтобы не шел ощупью, как приходится подчас ей.
— Времени хватит, — беспечно сказал Илья. — Еще останется.
Она покачала головой и проговорила:
