Иной раз оно играет на траве, а мать что-то стирает ему внизу, на пруду, и, может, поэтому больше всего мы любили разучивать, чтобы потом, носясь в. снегах от одного терновщанского окна к другому, колядовать вот эту:
Он на рщi
На Ярдаш
Там пречиста
Ризи прала...
Свого сина
Сповивала...
Потому как представлялось, что это именно о ней сложено, имеется в виду именно она, пречистая Романова Надька, когда зимой над обмерзшей прорубью, раскрасневшаяся, свои полотняные домотканые "ризы" стирает...
И мы так дружно выкрикивали для нее свою величальную песню, непременно с раскатистым ударением на последнем слоге...
А на следующее лето мы опять у Романова сада, вишнишпанки уже созрели, Надька как раз ягоды на варенье обрывает. Взобралась на одну из самых тучных вишен невдалеке от колодца, среди ветвей ее почти не видно, лишь краешек ситцевого платья пестреет да загорелые ноги сквозь листву просвечивают, сплошь в солнечных пятнах, в кружевах светотеней. Девчонка ее тоже здесь, под вишнею; за зиму подросла, задрав голову на дерево к своей молодой матери, оцепенела... Ведь интересно же наблюдать, как Надька, извиваясь всем станом среди ветвей, тянется загорелой рукой вверх, к грозди самых красных ягод, пылающих почти на верхушке.
Завидев нас, Надькина малютка диковато, исподлобья поглядывает на нашу мальчишескую ватагу, хотя могла бы и вспомнить тех, прошлогодних, и знать уже, что зла мы ей не желаем.
Вот оно, это дитя, которое нам в щедровках являлось, для которого на Ярдане Надька "ризы стирала". Только та, что в песне, пеленала сына, а эта - дочку, смуглую свою дикарочку, которую зовут Настей. Настенька. Настуся.
А иногда дядя Роман даже совсем по-взрослому называет малышку: Анастасия.
- А поди-ка сюда, Анастасия,- подзывает он девочку,- поздоровайся с женихами.
Она же - такой дичок, хоть и буркнет себе под нос, но чтобы улыбнуться...
- А это Надькино дите,- подает голос Заболотный,- оно хоть раз улыбнулось когда?
- По-моему, нет... Однажды, когда ты у колодезя на голове ходил, а так больше супилось... Не улыбалось... Как будто не умело...
- Кстати, и в галереях, ты обратил внимание? Сколько тех мадонн, каждая с младенцем, но - ни одного среди них улыбающегося... Почему это?
И Лида, встрепенувшись, интересуется:
- А правда, почему?
Заболотный у руля становится заметно суровее, затем добавляет задумчиво:
- А что может быть прекраснее улыбки ребенка?..
Ничто на свете но сравнится с ней.
VI
Шесть рядов металла в полете, в свисте-гудении, но они не в силах заглушить ровный гул Романовой пчелы, которая где-то там, в просторах наших степей, потянула п потянула над ржами свою золотую невидимую струну...
Все, собственно, и началось с того, что рой откуда-то прилетел на нашу Терновщину. Пчелиный десант, как сказали бы мы сегодня. Неожиданное появление загадочного этого роя было одним из самых роскошных мифов нашего детства. Многие видели, как из бездонной выси он летел, точно с небес, и хотя мог бы и на Улиновку взять курс иди на Озера, но выбрал, однако, Терновщину с ее оврагами... Золотым, аж темным клубком опустился рои на одну из наших верб, завис гроздью на верхушке, а оттуда - что и вовсе уж было удивительно - перекочевал во владения самого горластого и самого богатого заплатами из всех терновщан Мины Омельковича, который даже не знал, что это за штуковина - роёвня, а именно она здесь бы и пригодилась... Налетевший рой попытался было оседлать Минину дерезу, которой зарос весь пригорок над улочкои, но сесть небесным гостям Мина не дал, отогнал, чтобы не ходить искусанным этими приблудными пчелами, которые в его представлении были ничем не лучше осиного, вооруженного бесчисленными жалами выводка,- итак: "Кыш!
Кыш! Приблуды! - раздалось у дерезы.- Летите прочь!.." И это был, пожалуй, самый горький промах во всей Мининой жизни. Не хочешь - не нужно: рой, рассердившись, взвился и полетел в степь, а с ним, похоже, улетела и сама Минина фортуна...
Что же это за рой был? Откуда он взялся и почему прилетел именно в наши, не такие уж и цветущие степи?
Откуда-то из небес - и на эти чертополохи, паслены, дерезу, на терны по оврагам?! Возможно, у нас для роя все же что-то было, может, степь наша простором прельстила его да еще... светом? Если чего и есть вдосталь у нас, так это - света! Океан! Все лето степи залиты ослепительным солнцем, особенно в жатву, когда оно роем небесным зависнет над тобою и, не двигаясь, горит в зените, хоть и не знаешь, почему горит - ядерная это реакция бушует в его развернутых недрах или что там еще происходит...
- Все как положено: и светит, и греет, и жизнь всему дает,- улыбаясь, щурится в небо Роман Випник. Ему к яркости наших июлей да августов нс привыкать, живет посреди открытой степи, на раздолье, и потому из терновщан находится ближе всех к солнцу. От этого и ранние морщины. И вечно он ими как бы усмехается.
Усмехается, не усмехаясь,- такой человек! И все благодаря узору из морщин да ржаным усам, которые, даже когда он сердит, и тогда - словно в улыбке... Сердитым Романа-степняка мы редко видели. Все больше в усмешке, истинной или кажущейся,- ею, возможно, он и приманил к себе тот ничейный, блуждающий в небесах рои!
Считается, что именно от этого роя и пошла Роману фортуна.
Клубок, полный гудения и жал, который спустился откуда-то с небес на Терновщину и который Мина прогнал тулумбасом, отпугнув сам свое счастье, тот, может, судьбою ниспосланный выводок мудрых созданий выбрал в конечном итоге Романа Винника. Предусмотрительный этот человек, словно в предчувствии чего-то подобного, еще раньше выселился из Терновщины в степь, поставив на приволье свою белую, нарядно покрытую ржаной соломой хату, а она оттуда, с высоты, может статься, как раз и напоминает улей? Ставил ее хозяин среди гречих только воображаемых, но и такие, только в мечтах цветущие поля, видно, имели силу, потому что, пожалуйста, уже и на них пчелиная семья откликнулась, принеся невесть откуда в Романову усадьбу свою загадочную и мудрую жизнь.
А этот Роман-степняк, он для пас тоже - сплошная загадка. Скажи нам кто, что он над степью по облакам босой ходит и не проваливается, мы бы и в это поверили, поскольку всей Терновщипе- известно, что наш Роман, еще парубком, мог за одну ночь, да еще и кратчайшую, слетать в самый Козсльск, где на монастырских буряках гнула спину его любимая девушка. За считанные часы между двумя зорями, за эту коротенькую темную ночь-петровку успеть туда и обратно,- никому еще подобное не удавалось, а Роман несколько раз за лето свершал тот свой марафон любви. Ни одному из его ровесников не одолеть бы за ночь такое расстояние, а Роману это оказалось по силам.
Пешком? О нет[ Как та пчела, что летит по прямой, прокладывая путь к своему цветку, так и Роман, окрыленный чувством, только шумел ночью напрямки по-над молодой рожью,- это он по воздуху летит к своей девушке-любви!
Пусть и не высоко от земли, мотет, на высоте кожана, но ведь летит, летит, пятами земли не коснется... Так одно лето, второе, пока наконец привел ее за руку в Терновщину, такую же неимущую, как и сам, но веселенькую, озаренную любовью молодуху редкой красоты, подобной и в наших краях поискать,-похоже, от матери эта смуглая красота и Надьке в наследство перешла... Чтобы летать по воздуху ночью через степи и хутора,пусть даже ты и сильно влюблен,- такое, ясное дело, доступно натурам недгожинным, здесь надо родиться сверх меры одаренным, двужильным или даже знать толк в чародействе, и в этом смысле наше детское воображение никогда не подвергало сомнению Романову удачливость и его легендарные перелеты.
К тому же был авторитетный свидетель, Клим Подовой, терновщанский звонарь, хотя и до смешного беспомощный в делах земных, но пользующийся полнейшим нашим детским доверием, когда речь шла о делах небесных. Именно он уверял, что Роман Винник - всемогущ, ему летать, что другому ходить, и владеет он такою приворот-силой, что умеет и пчел вызывать к себе из голубых высей, умеет, к примеру, и так устроить, что на пасху у кого-нибудь куличи на горячем поду, как девушки, запляшут. Вся Терновщина знает, какое чудо случилось именно у Климовой Химы, когда она поставила куличи в печь - хоть всего два их и печет! - а они, нет чтобы спокойно выпекаться, давай вдруг в пламени танцевать. Подскоком, подскоком проворно так... "Это Роман! Его штучки! - сразу догадалась Хима.- Наслал! Он, он, кроме Романа, некому... Беги, Клим, падай в ноги да проси, пусть отколдует назад!"
Побежал Клим во весь дух, как было ему ведено. Роман, выслушав, ухмыльнулся, повел усом и спорить не стал, только удостоверился, высоко ли подпрыгивали в пламени куличи и подбоченивались ли при этом...
"Ладно, Клим, возвращайся домой, успокой Химу - все будет в порядке".
Пока Химин гонец домой прибежал, а и впрямь: куличи, горячие еще после танца, подрумяненные, горошком присыпанные, уже на окнах стоят. Славно поджарились, однако не подгорели до черного, хоть и в самом пламени танцевали, так в нем выкамаривали, что только печь гудела!..
