Глубокие, особенно вырезанные, не наши, стальные каски красновато отсвечивали против зарева догорающих пожаров. Несомненно, это была вражеская разведка, предшествующая танкам. Солдаты шли один за другим, уступом. Они иногда ложились. Тогда Петя отчетливо слышал их напряженное дыхание, сопение. Потом они утомленно поднимались и продолжали осторожно идти вперед. Сначала Пете показалось, что солдаты двигаются прямо на них. Но это было неверно. Солдаты их не замечали. Они медленно один за другим прошли совсем близко мимо колодца, за которым притаились Петя, Валентина и Матрена Терентьевна. Они прошли так близко и так медленно, что Петя явственно услышал их запах – незнакомый запах какого-то рыбьего жира, вероятно ворвани, которым были смазаны их сапоги, и синтетической резины их маскировочных плащей.
Впервые Петя видел так близко от себя врагов, фашистов. Было что-то невероятное, подавляющее в этой близости. Мальчик ясно понял, что находится в руках врагов. Стоило одному из этих солдат заметить их, как их судьба уже больше не принадлежала бы им. Эти чужие люди – враги, фашисты – могли сделать с ними что угодно. Могли их обругать, оскорбить, ударить, убить. Могли их заставить раздеться догола, лечь, встать, идти, не идти, поднять руки… В этом было столько унизительного, ужасного, что мальчик готов был броситься на землю лицом вниз, закрыть глаза, заткнуть пальцами уши, лишь бы ничего не видеть, не слышать, лишь бы скорее прошел этот невозможный, чудовищный сон, который, к несчастью, не был сном.
Однако солдаты не заметили их. Они скрылись во тьме, откуда некоторое время слышался грубый шорох их сапог и маскировочных халатов и неразборчивые звуки чужой, непонятной речи. Но едва мальчик пришел в себя после первого потрясения от встречи с врагами, как перед его глазами мелькнуло лицо умирающего матроса.
Хорошо, что солдаты не заметили Петю! Но ведь могут появиться другие, третьи… Теперь всюду будут неприятельские солдаты. В конце концов Петя непременно попадет к ним в руки. Его обыщут и найдут флаг… При этой мысли его лицо окаменело. Скорей, скорей! Пока не поздно, надо что-то сделать. Но что? Надо сейчас же спрятать флаг. Но куда?.. Мысль работала быстро, деятельно.
Петя сидел на земле, прижавшись к большим камням колодца. Это были бруски ракушечника – того самого ракушечника, из которого построен весь город. Колодец был старый, высохший, наполовину обвалившийся. Некоторые камни шатались. Мальчик сделал усилие и повернул один камень. Камень находился как раз на уровне земли. Образовалась щель. Петя сунул в нее руку и, обдирая ногти, вывернул другой камень.
– Что ты там делаешь? – шепотом спросила Валентина, притаившаяся с другой стороны колодца, рядом с матерью.
– Ничего, – сказал Петя, с лихорадочной поспешностью расстегиваясь и разматывая под рубахой флаг. Он быстро его размотал, свернул и засунул в щель.
– Надо идти, – сказала Валентина.
– Сейчас, – сказал Петя и сунул в щель комсомольский билет Лаврова.
С усилием повернув камни, он поставил их на прежнее место.
Над колодцем поднялись две темные фигуры – Валентины и Матрены Терентьевны – и, осторожно нагибаясь, пошли по степи, которая теперь, перед рассветом, казалась еще чернее.
– Ну, где ты там?
– Иду, иду!
Петя в последний раз проверил, прочно ли положены камни на флаг и комсомольский билет, и пошел следом за Валентиной и Матреной Терентьевной.
Зарево догорающих пожаров, которое до сих пор хотя и слабо, но все же довольно ясно освещало землю, теперь почти совсем погасло. В разрывах бегущих туч показалось несколько звезд. Становилось очень холодно, почти морозно. Земля звенела под ногами, как чугун. Танков уже не было; видимо, они прошли стороной.
Едкая рапная вода лимана, наполнявшая башмаки, разъедала натертые ноги мальчика. Пальцы одеревенели от холода. Петя едва двигался, с трудом поспевая за Валентиной. Впереди быстро шла Матрена Терентьевна. Она почти неслась, поминутно спотыкаясь и прижимая к груди свои бумаги.
– Подождите, мама! Не так скоро. Вы же видите, что Петя уже еле держится.
– Потерпи, Петечка, – сказала Матрена Терентьевна, убавляя шаг. Потерпи, деточка.
– Ничего, – проговорил Петя сквозь зубы. – Куда мы идем?
Мальчику уже казалось, что они идут вечно и вечно вокруг них лежит эта мрачная, враждебная степь.
– Куда мы идем? – Он повторил это каким-то ровным, бесцветным голосом человека, теряющего сознание от усталости.
– Мы идем до Хаджибеевского лимана, – быстро сказала девочка.
– Зачем?
– Может быть, там найдем какую-нибудь лодку. Тогда можно будет переправиться на ту сторону.
Вдруг произошло нечто такое, чего Петя даже сразу не понял, так молниеносно быстро оно произошло. Одновременно что-то надвинулось, раздался испуганный крик Валентины, отскочившей в сторону и упавшей, раздирающий визг автомобильных тормозов, какой-то прыгающий стук по твердой земле, звон вдребезги разбитого стекла, слово «чер-р-рт», яростно произнесенное сквозь зубы сдержанным голосом с юношескими басовыми нотками, и хлопанье дверцы. Вспыхнул электрический фонарик, почти в упор скользнув по Петиному лицу. Мальчик зажмурился и только тогда понял, что произошло. На них налетел автомобиль, мчавшийся без дороги в степи, с потушенными фарами. Он едва не сбил с ног отскочившую Валентину, которая все-таки не удержалась на ногах и упала. В последний миг водитель успел свернуть в сторону, налетел на какое-то препятствие и резко затормозил. Теперь водитель с винтовкой в одной руке и фонариком в другой стоял перед ними и возбужденно говорил:
– Я так и думал, что это непременно вы. Здравствуйте, Матрена Терентьевна! Здорово, Валя!
– Валентина, смотри! – воскликнула вдруг Матрена Терентьевна, всматриваясь в водителя. – Да це же Святослав Марченко с Пересыпи! Что ты здесь делаешь, Святослав?
– По приказанию товарища Черноиваненко специально заезжал в Крыжановку, чтобы подбросить вас на своей машине в порт и посадить на транспорт. Вижу ваша хата сгорела, вокруг валяются домашние вещи. Тогда я повернул обратно, а проехать на Пересыпь уже нельзя. Я так и понял, что если вы не успели проскочить в город до взрыва дамбы, то, наверное, ходите по степу и не знаете, как выбраться. Я сам в таком же положении.
– Что же теперь делать? – с надеждой глядя на Святослава, сказала Матрена Терентьевна.
– Понятия не имею. Кругом вода.
– Нужно идти на Хаджибеевский лиман и переправиться на тот берег на лодке, если будет лодка, – сказала Валентина, отряхивая платье. – А то мы здесь так и сгнием. На Хаджибеевском лимане непременно должны быть лодки.
– Я тоже так думаю, – сказал Святослав. – Так давайте садитесь в машину и быстренько поедем. А это что за хлопчик?
Он не узнал в этом обросшем, худом мальчике в чужой кепке и в большом, не по росту, чужом полушубке того аккуратного московского пионера, которого он несколько месяцев назад, в один прелестнейший воскресный день, вез вместе с отцом с аэродрома на "виллу" Колесничука. Петя тоже не узнал Святослава. Но машина с брезентовым верхом, в которую он залез вместе с Матреной Терентьевной и Валентиной, показалась ему знакомой. Впрочем, он не задержался на этом впечатлении, весь поглощенный нетерпеливым желанием поскорее вырваться из этой проклятой степи и спастись.
– Это один мальчик, Петя, – сказала Валентина, – пионер из Москвы. Мы его с мамой вытащили из моря.
В это время Святославу удалось завести заглохший мотор, и машина, окутавшись облаком вонючего дыма, рванулась вперед. Правая передняя и левая задняя покрышки порвались в клочья. Менять их не было времени.
– Доедем на ободах! – сказал Святослав решительно.
Машина поехала. Собственно, она не поехала, а заковыляла, со стуком подпрыгивая на каждой выбоине. Но она ковыляла удивительно быстро. Правда, она время от времени останавливалась как вкопанная. Но потом, как бы желая наверстать упущенное время, делала отчаянный рывок вперед и мчалась дальше. Неутомимо орудуя рычагами и резко ворочая баранку, Святослав сунул назад, в кабину машины, винтовку:
– Эй, кто там! Валентина, держи винтовку. Она на предохранителе. Если наскочим на вражескую разведку, стреляй. Стрелять можешь?
– Спрашиваешь! – не столько сказала, сколько прошипела Валентина сквозь сжатые зубы.
– А ты, мальчик, бери гранату.
Святослав протянул через плечо ручную гранату, и Петя взял ее в обе руки, не совсем ясно представляя себе, что с нею нужно делать.
– И ты тоже, парень, – сказал Святослав, – если нарвемся на этих гадов, бросай гранату. Умеешь?
– Спрашиваешь! – сказал Петя, хотя имел самое приблизительное представление о том, как надо бросать гранаты.
– Дай лучше мне, Петечка, – сказала, заволновавшись, Матрена Терентьевна. – А то, я боюсь, ты еще не так кинешь. Ты лучше держи бумаги, а я подержу гранату.
