Муханов показал на оркестр, отдыхавший после игры.
— Ты относишь это к радостям встречи, с которыми надо считаться? Оркестров, парада, огромной толпы, торжественных речей скоро не будет, это правда. А радостные встречи, цветы, поцелуи сохранятся, только перестанут быть такими многолюдными, превратятся в повседневные из квартальных и полугодовых. Счастье встреч не нарушится, оно будет интимней, но отнюдь не уменьшится. Против чего ты, собственно, возражаешь? Против своего собственного проекта превратить экспедиционный лов в круглогодичный?
— Ни против чего не возражаю. А утраты кое-чего жалею, правда, — ответил Березов со вздохом. — Пора кончать с караванами и экспедициями! Но, понимаешь, одно дело, когда в порт возвращаются через день по одному траулеру, и совсем другое, когда к пристани раз в квартал подходит целый отряд судов!
Ольга Степановна не вмешивалась в разговор. О том, что сезонный экспедиционный лов собираются превратить в круглогодичный промысел, говорили уже давно. Лишь недостаток квалифицированных моряков мешал перестройке промысла: суда выходили в океан не по мере готовности, а отрядами, которыми командовали самые опытные капитаны. В ожидании, пока сформируется караван, иные суда теряли недели, а то и месяцы. Сергей часто говорил жене, что разрешили бы ему идти в море, никого не дожидаясь, — он раза в полтора увеличил бы добычу.
— Когда же собираетесь покончить с караванами? — спросила она.
— Еще один, летний, отправим, а с осени перейдем на долгосрочный лов, — ответил Березов. — Теперь уже хватает капитанов, которым можно доверить самостоятельные океанские рейсы. А перед этим проведем одно важнейшее мероприятие. Подготовляем особый приказ. Вот шуму будет! Кто за голову схватится, кто кулаками замахает.
Ольга Степановна засмеялась. И об этом приказе она слыхала. В «Океанрыбе» собрались провести чистку среди моряков: пьяниц, нерадивых, недисциплинированных людей либо увольняли из треста, либо списывали в береговые команды и на сухопутные должности. Она сказала:
— Надеюсь, Сергея Соломина ваш страшный приказ не коснется?
— Не надейся, Ольга! — возразил Муханов. — В первую голову твоего Сергея коснется наш приказ. Отношение имеет к нему самое непосредственное.
— Вроде бы Сергей не пьяница, не озорник, не прогульщик, в неумении не обличен…
— Правильно. Но ты называешь одни отрицательные признаки. А есть и более важные — положительные: опытен, талантлив, настоящий морской пахарь. Придется учесть и эти его свойства.
— В общем, жди перемен! — добавил Березов и громко засмеялся.
Оба, похоже, ожидали радостных расспросов, а у нее тоскливо стеснилось сердце. Алексей Муханов, секретарь парткома «Океанрыбы», местный старожил, как и Березов, — оба воевали на этой земле и остались на ней жить — недели две назад дал понять при встрече, что Сергею прочат повышение., Она догадывалась, что за повышение готовят мужу. Она не желала перемен, какие оно могло вызвать в их семейной жизни, но поостереглась откровенничать с Мухановым. Об этом человеке, на редкость, честном, до резкости прямом, правильно сказал его друг Березов: Муханов не сочувствовал человеческим слабостям. Он, Ольга Степановна в том и не сомневалась, сурово осудит ее желания, объявит вздорными ее чувства, со всей своей неизменной резкостью отвергнет планы, какие она втайне вынашивала. До решающего разговора с мужем Алексею нельзя было и намекать на то, что она задумала. И она постаралась увести разговор подальше от опасной темы.
— Я слышала от Марии, что в вашей семье ожидается пополнение? — сказала она Муханову. — Когда приезжают гости?
Надолго сюда?
— Не гости, Оля. Свои, родные — отец и брат… И не на — время, постоянно жить здесь.
И, отвечая на новые вопросы Ольги Степановны, Муханов объяснил, что отец третий год на пенсии, на работу устраиваться не будет, писал в последнем письме, что мечтает о хорошем отдыхе — посидеть дома с книжкой, в саду поковыряться, по хозяйству помочь Марии, за внуком присматривать… С братом — сложней. Миша бредит морем: написал, что хочет немедленно в Атлантику. Ему вообразилось, что выход в море совершается так: явился, поздоровался за руку с начальником отдела кадров и тут же выбирай судно, которое по душе. А для него получение разрешения к загранплаванию, и само по себе дело хлопотное, будет трудней, чем для любого другого. Он молодой, всего двадцать три года, но с детства рос взбалмошным и своенравным, с родными и сверстниками — дерзок. Упрям, непослушен, к обычной дисциплине относится, как к несносному ярму…
— В общем, из тех, кого стали теперь называть трудными детьми, — сказала Ольга Степановна.
Муханов кивнул. Точно, трудный. Матери в войну от младшего сына досталось. Нелегко пришлось и отцу, когда тот после победы возвратился домой. Теперь Миша рвется в море, а каков будет в море? Народ на судах разный — попадаются и забулдыги, озорники, забубённые головушки, великие истребители спиртного… К кому он пристанет? Среди кого найдет приятелей?
— Жените Мишу поскорей, — посоветовала Ольга Степановна. — Семья укрощает самых своенравных, дисциплинирует самых диких. Вероятно, Миша весельчак и охотник до девушек. Таким вредно засиживаться в холостяках.
— Да нет, ты ошибаешься, Оля, — сказал Муханов. — Совсем Миша не весельчак, скорей даже мрачен, а не весел. Порывист, нетерпелив, это правда, а на гулянки не охоч, выпивает, конечно, но к пьянкам не пристрастился. То же и с девушками — особенно не увлекается. Не то, чтобы настоящей любви, далее подружек пока не заводил. Отец писал: «Нет в нашем городке подходящих для него, так Миша объясняет свою неподатливость».
— Здесь поддастся, — уверенно предсказала Ольга Степановна. — Особенно, если будет ходить в море. Моряк и любовь — понятия неотделимые. Не думаю, чтобы твой Миша явился тут исключением. Но на время он тебе с Марией жизнь осложнит.
— Пусть осложняет, только бы на пользу ему пошло. Признаюсь тебе, я сам позвал сюда отца с Мишей, когда узнал, что Миша мечтает о море. Но только просил о моем приглашении ему не говорить, чтобы не вообразил, что едет на все готовенькое. Хотелось, чтобы инициатива переезда исходила от него самого и чтобы он сам, без протекций боролся за свою судьбу.
Ольга Степановна засмеялась, Муханов посмотрел на нее с удивлением.
— Ужасно похоже на тебя, Алексей, — объяснила она. — Всегда ты стараешься показать себя хуже, чем есть. Уверена, что думаешь о брате больше, чем сам он о себе думает, а представляешь дело, будто чуть ли не равнодушен. Готов опекать его больше отца, но страшишься, что это заметят.
— Помогать готов, опекать не буду. Говорю тебе, он сам должен бороться за то, чтобы стать на хорошую дорогу. А иначе, что это за жизнь — всюду с чужой помощью, на наставлениях, как на костылях?..
Березов, прогуливаясь по пристани, пытливо осматривал причалы, лицо его становилось хмурым. Муханов поинтересовался, что беспокоит друга. Березов ответил, что суда придется ставить в три-четыре нитки вдоль причалов, впритык борт к борту — о нормальной разгрузке и думать нельзя. Да и половину ширины канала заполнят траулеры, осложнится движение других судов из гавани в море и с моря в гавань.
— Сколько нам еще мучиться без своего рыбного порта? — сказал он с досадой. — Пока разговоры да разговоры, утрясают ассигнования, уточняют проект, а строителей и не видать. Хоть бы площадку расчищали, все было бы как-то легче.
Он показал рукой на противоположный берег канала. Ольга Степановна тоже смотрела в ту сторону. Во всем Светломорске, вероятно, не было места более унылого, чем тот низкий, захламленный, заболоченный берег. Темная вода накатывалась пенными валами на пустынный песок. Ольга Степановна знала, что там собирались выстроить самый крупный в стране рыбный порт — километровой длины молы, бетонные пирсы, гигантские склады, клубы и скверы. Но никаким усилием воображения она не могла оживить эту городскую окраину, эту болотистую пустошь противоположного берега. А Березов и Муханов заговорили о еще несуществующем рыбном порте, как о чем-то реальном, Березов не соглашался с намеченной емкостью складов, складов не хватит для приема всей привозимой из океана продукции, да и пирсов будет маловато, надо бы удлинить причальную линию хотя бы на полкилометра. Он с таким оживлением доказывал недостатки проекта, так тыкал рукой то в одно, то в другое место, словно и не было в той стороне низкой пустынной окраины, а стояли дома и тянулись высокие молы и пирсы. Они с увлечением говорили об этих несуществующих постройках, как о чем-то реальном, а она видела только низкий, серый берег, темные волны, накатывающиеся на песок…
— Ты прав, конечно, — сказал Муханов. — Но подумай и о том, что любая новая переделка проекта задержит его выполнение. Синица в руках лучше журавля в небе! Тем более, что и обещанное нам — грандиозно. — Он посмотрел на часы. — Уже, идут по каналу, скоро появятся передовые суда. Идем к трибуне. Ты с нами, Оля?
