— Нет. Есть сестра Анюта. Я уже говорил о ней.
— Значит, забыли… Вот, посмотрите… — Стенбек протянул фотографию.
— Это моя!
— О, отлично! — Шеф оживился: в глазах его, доселе полусонных, блеснули искорки. Выйдя из-за стола, он похлопал Венке по плечу: — О’кей!
Закурив сигарету, Стенбек прошел к окну.
— Вспомните, вспомните. — У Стенбека короткая шея, со спины он похож на штангиста — покатые плечи, руки толстые врастопыр: вот-вот, кажется, поднимет штангу.
Венке щелкнул зажигалкой, таинственно подмигнул Шумилову:
— Не возражайте.
— Благодарите, Шумилов, инструктора Венке. Это он нашел вашего брата… Викто́ра Шумилова. Вы скоро с ним встретитесь. Да, да, он тоже, бедняжка, как и вы, оказался в нацистской Германии… Тоже хлебнул горя… Какая радость будет для ваших родителей, когда мы отправим вас в Россию!
— Я что-то не помню, господин шеф, — начал было Сергей, но Стенбек остановил его:
— Во время бомбежки ты был контужен… Память восстанавливается постепенно.
Стенбек опять повернулся к окну. Сколько до этого было разговоров о родителях и с Венке, и с самим шефом, подробно расспрашивали не только об отце и матери, но и о родственниках и знакомых. Более того, даже о том, что он, Сергей, в детстве любил поесть, какие фильмы смотрел, с кем дружил и с кем ссорился. И обо всем он рассказывал… Стишок вспомнил, написанный папиным помощником по заставе лейтенантом Сидоренко:
Слушай папу, слушай маму
И Анюту тоже…
Двойки, тройки получать
Не к лицу Сереже.
Венке тогда это очень понравилось: он пощекотал его ручкой плетки и, хохоча, воскликнул: «Мери, у тебя чертовская память! А ну, припомни еще что-нибудь… вот такое же».
— Бомбежка, говорите? — произнес Сергей, глядя уже на Венке, который, опершись плечом о кафельный камин, спокойно сосал толстую сигару.
Стенбек, видимо, что-то заметил в лесу, резко задернул шторку, крикнул:
— Венке! Какого черта Виктор шатается по территории!
Повернулся к столу и, будто бы только что заметил Сергея, сказал:
— Вот зачем я вызвал вас: сегодня же перейдете из общежития в отдельную комнату, будете жить вместе с братом. И еще… Нашлись ваши родители. Скоро отправим… На родину, в Россию!
«Вот почему Венке говорил, что против моей фамилии Стенбек поставил букву «Р»! — радостно подумал Сергей, сбегая по лестнице.
Что-то было в этом старшем лейтенанте не от мира сего… А что именно, Стенбек никак не мог понять. Венке делает вид, что он торопится поставить точку. «Это подопытный экземпляр — и только. Самый подходящий экземпляр. Бугай, как говорят русские». Венке — человек настроения, от него всего можно ожидать. А может быть, оберет Венке прав: для того чтобы испытать действие ДОСа на человеке, совершенно лишне знать биографию этого человека, а тем более его взгляды на жизнь, знать его мнение о перспективах войны. Будто бы так…
Но Стенбек тянул, почему-то не решался подписать акт эксперимента.
— У вас есть дети?
— Двое…
— Жена?
— Да, есть.
— Вы были начальником пограничной заставы?
— Это вам известно.
— Ваш пограничный отряд оборонял поселок Аджи-Мушкай?
— Да. Часть наших бойцов и командиров еще сражается в катакомбах.
— Безумие!.. Пал Ростов, войска фюрера на подступах к Сталинграду! Мы скоро будем в Москве!
— Слышал, вроде так…
— Если мы вас отпустим, вы скажете своим подземникам, чтобы они немедленно капитулировали, ибо сопротивление бесполезно…
— Нет, не скажу…
— Почему?
— Не поверят, сочтут меня изменником, трусом.
— Тогда мы вас расстреляем…
— Понятно… Но изменником Родины я никогда не стану.
— В победу Советского Союза вы верите?
— Не только верю — убежден, что гитлеровская Германия будет разгромлена.
Венке взорвался. Он не встал, а подпрыгнул со стула, аж фуражка отлетела к двери, и сам он, поскользнувшись, грохнулся у ног пленного, больно ушиб себе локоть.
— Охрана! — позвал Венке часовых.
Стенбек воспротивился.
— Ни в коем случае! — загородил собой дверь: акт эксперимента лежал на столе, о нем никто не должен знать, таков приказ высшего начальства да и желание его, Стенбека.
— Венке, нас обоих расстреляют, если…
Венке догадался, о чем хотел сказать Стенбек. Он поднял фуражку, раскурил сигарету. Все же один из охранников ворвался в подвал. Он выхватил у Венке сигарету и начал ею прижигать шею пленного, потом тыкал в щеки и нос. Сигарета погасла, и эсэсовец набросился на Стенбека с упреками:
— Химик! Ученая крыса! Ты еще его спроси, с кем он шашни водил, сколько любовниц имел! Ставь точку!
— Уходите вон, немедленно! — закричал Стенбек на охранника и тотчас же заметил: взгляд Шумилова прикован к акту, и казалось, что для этого обессиленного побоями старшего лейтенанта ничего в мире нет, кроме строчек акта. Стенбек прыгнул к столу, шибанул плечом Шумилова, тот засеменил назад, но не упал, а, сбычив на Стенбека взгляд, улыбнулся жесткой, острой улыбкой.
«Охранник просто мясник, безмозглая скотина, одетая в форму немецкого солдата. Такой при любом положении останется безнаказанным. Да и кто с такого спросит, он же убивает дозволенным оружием! Не запрещенным! Черт меня дернул составить это вещество! Черт меня дернул связаться со спецслужбой! И вот результат — приказ: газом уничтожить подземный гарнизон красных! Вначале испытать, потом произвести атаку…»
В акте всего несколько строчек… Это даже не акт, скорее, боевое донесение.
«Совершенно секретно. Сегодня… в… часов мною, Стенбеком (Эхманом), проведен эксперимент действия ДОСа. Расчеты подтвердились на … процентов».
ДОС — газ и не газ. Это особая дымовая смесь, формулу которой он, Стенбек, держит в памяти. При отравлении ею люди умирают не сразу: им как бы предоставляется возможность минуту-другую «подумать» перед выбором. По истечении этого небольшого времени все же умирают. И не так-то легко определить причину смерти. К тому же, кто остается в живых, при душевном потрясении и возбуждении лишается зрения…
Шумилов — подходящий экземпляр, организм его высшей выносливости. Он попал в плен контуженным. Венке сделал все, чтобы врачи быстрее привели его в нормальное состояние. Но Венке олух, при своей горячности и неуравновешенности может совершить непоправимое — или побоями совершенно обессилит пленного, или (еще хуже) при транспортировке прошляпит.
А спецслужба торопит: быть в постоянной готовности совершить газовую атаку по укрывшимся в катакомбах советским бойцам. Начальству легче: оно отдает устный приказы. Он же, Стенбек, обязан оставить документ за своей подписью…
— В вашем поведении замечается что-то не от мира сего, — наконец сорвалось у Стенбека.
Шумилов попросил закурить. Венке хохотнул, глядя на Стенбека.
— Ну хватит, — сказал Стенбек. — Хватит…
Для эксперимента была оборудована подвальная комнатушка размером не более десяти квадратных метров. В закрытом дворе уже стоял компрессор, от которого был проведен шланг, укрытый землей и всяким хламом. И дворик тесненький, как сама комнатушка. Первым вышел из машины Венке, затем охрана и пленный. Последним, когда уже втолкнули в подвал пленного, из шоферской кабины спрыгнул на землю Стенбек.
— Я останусь, — сказал Стенбек. Венке сразу понял: «химик» не надеется на охрану. Но он не стал возражать, лишь шикнул на автоматчиков, занявших свои места — двое у входа, двое у приплюснутого окошка, возле которого возвышался штабелек кирпичей, стоял лоток с раствором для замуровки оконного проема.
— Наивысшая готовность! Лично буду проверять через каждые два часа, — предупредил Венке охрану.
Комната освещалась лампочкой. Пленный лежал на топчане. Стенбек прошел за стол, сбросил с себя френч, устало опустился на табуретку и огляделся вокруг: нет, ничего не напоминает о месте эксперимента, обычное подвальное помещение. Это несколько успокоило Стенбека. От нечего делать он начал перезаряжать пистолет — обойма входила и вынималась легко, с небольшим клацанием. Занятие это вскоре надоело Стенбеку, и мысли его вновь вернулись к пленному.
— Вам холодно? — спросил Стенбек и про себя отметил: «Дрожит от страха. Нет, и этот от мира сего».
— Неудобно лежать, гвозди не загнули. Спешили, что ли?
Ответ пленного показался Стенбеку странным, несколько смешным. Он вспомнил анекдот о приговоренном к повешению: «Повесить меня нельзя — я боюсь щекотки». Венке, рассказывая этот анекдот, хохотал, Стенбеку тогда было не до смеха. Сейчас улыбнулся, но тут же, вспомнив о том, что через несколько часов он подпишет акт, зябко повел плечами. И всему причина этот пленный… «Почему он думает, что Германия потерпит крах?»
