— Посмотри, Джантай, посмотри, как умирают люди твоего народа! Посмотри, как дети и женщины твоего народа замерзают на льду! У нас нет земли, чтобы поставить юрты, у нас нет мяса, мы голодны, и нам некуда идти! Ты богат и силен, Джантай. Но ты не забыл, что ты сын своего народа? Ты не забыл, что ты киргиз? Ты сын собаки, Джантай Оманов! Будь ты проклят!..
Человек на скале молча махнул платком. Грянул выстрел, и говоривший упал, не вскрикнув. Лошади рванулись. Ружье одного из джигитов дымилось.
Снова заговорил первый старик:
— Ум этого человека помутился от голода, Джантай Оманов. Он не понимал, что говорил. Прости нас, Джантай Оманов, но нам действительно некуда идти. Что нам делать?
Человек на скале ничего не ответил. Он повернул коня, ударил его плетью и скрылся за вершиной скалы. Джигиты ускакали за ним.
Но когда старики двинулись вперед, часовой на башне щелкнул затвором винтовки и крикнул, что убьет всякого, кто пойдет дальше по ущелью.
Джантай Оманов был сыном бая[4].
После смерти старика отца Джантай и его брат Джаксалык жили грабежом. Они носились по всему Пржевальскому уезду, нападали на аулы в долинах и на пастухов в горах. Они угоняли стада, и хозяева платили им выкуп. Оба они прекрасно стреляли, и не было джигитов храбрее, чем они. Их боялись, и удача никогда не изменяла им.
Но в 1883 году в Пржевальский уезд приехал новый пристав. Он был молодой, горячий человек и усердный чиновник, и он решил поймать братьев.
Омановы подстерегли пристава в горах. Они лежали высоко за камнями в ущелье, и пристав проехал по краю пропасти прямо под ними. Первым выстрелом Джантай убил его наповал. Тело сорвалось в пропасть. Джаксалык обстреливал сопровождавших пристава казаков и убил двоих из них. Оставшиеся в живых ускакали обратно.
Братья бежали в Китай.
Они украли двух девушек из богатого киргизского рода и женились на них. Почти одновременно у них родились сыновья. Потом у них было еще много жен и детей.
Братья организовали шайку и прожили в Китае восемнадцать лет. Шайка была небольшая, но грабежи были удачны, и басмачи богатели. Руководил шайкой Джантай.
Китаец, управитель уезда, где кочевала шайка, боялся Омановых. Он пригласил их на той[5] и собирался подпоить и убить. Джантай узнал об этом. Он приехал на той, но, пока шел пир, его люди угнали лошадей китайских солдат. К управителю прибежал офицер и доложил об этом. Тогда Джантай встал с ковра, выхватил саблю и разрубил управителю голову. Джаксалык выстрелил в затылок офицеру. Джигиты расправились с остальными.
Шайке пришлось уходить из Китая.
Джантай решил пройти в дикие горы верховьев реки Кую-Кап. Покрытый вечным снегом, огромный перевал Майбаш отделял долину Кую-Кап от Китая. В сторону России Кую-Кап прорезала каменный массив гор, сотню километров неся свои бурные воды по узкой щели. Путь в долину был одинаково труден с обеих сторон. Дорог никаких не было, а звериные тропы знали очень немногие. В долине были прекрасные пастбища, на окрестных горах водились в изобилии козлы, медведи и барсы, по склонам рос лес. В долине можно было жить, ни в чем не нуждаясь.
Джантай повел шайку к перевалу. Но быстро идти было нельзя, так как басмачи гнали стада, везли юрты, жен и детей. У подножия Майбаша шайку настиг отряд китайских солдат. Джантай со своим старшим сыном и с пятью джигитами остался прикрывать тыл. Джаксалык повел остальных через перевал.
В китайском отряде было сорок человек. Они подошли к засаде Джантая, и начался бой. В перестрелке были убиты все джигиты и смертельно ранен сын Джантая. Джантай один отстреливался до темноты. Наступила ночь, и китайцы отошли вниз. Их осталось двадцать пять. Когда стало совсем темно, Джантай вылез из засады и ушел на перевал, неся раненого сына. Китайцы не решились преследовать его.
Джантай перешел перевал и спустился в долину Кую-Кап. На плече он нес труп сына.
На вершине скалы сделали могильный памятник. Его стены и башенки Джантай приказал выкрасить в желтый цвет.
Басмачи стали жить в долине. Изредка Джантай переходил перевал или проводил своих джигитов через ущелье и нападал на аулы.
Шайка росла. К Джантаю шли все, кого преследовали за убийство или воровство.
Удача по-прежнему не оставляла Джантая. Он состарился и поседел, но силен был, как в молодости, и стрелял без промаха. Овцы множились и жирели на пастбищах Кую-Кап, тучные кобылы бесчисленных табунов давали прекрасный кумыс.
Джантай был старейшим в роде и полновластным властелином в шайке, и слово его было законом.
Он укрепил сторожевые посты на скалах, и джигиты круглые сутки охраняли его горы.
Джантай не боялся никого. Он был верным сыном аллаха.
Прошло еще пятнадцать лет.
Киргизы бежали в Китай, но Джантай не пустил их через свои владения. Две недели люди жили на льду, многие умерли от холода. Басмачи забрали весь скот, и люди голодали. Молодые джигиты Джантая взяли лучших девушек себе в жены и не заплатили никакого калыма[6].
Старики собрали в подарок Джантаю все, что было у людей: кувшины из меди, старое оружие, серебряные украшения в косах у женщин, деньги, зашитые в промасленных подкладках рваных халатов. Собрали все. У людей ничего больше не оставалось.
Джантай принял подарок. Через три дня после этого он снова выехал на скалу с могилой. Людей на льду было гораздо меньше. Джантай сказал, что разрешает киргизам пройти в долину и расставить юрты. Люди будут пасти стада Джантая, будут его пастухами.
И люди прошли в долину, расставили юрты и стали пасти стада, которые раньше принадлежали им, а теперь стали собственностью Джантая.
Кутан Торгоев тоже сделался пастухом Джантая. Он пас лошадей. Его табун ходил в самых отдаленных горах, и Кутан редко виделся с матерью. Старуха жила в становище. Она прислуживала молодой жене Джантая.
Прошло два года. Кутан вырос и окреп. Он обошел все горы на много верст вокруг, он знал каждое ущелье, каждый ручеек. Он в совершенстве научился читать сложную книгу следов в горах и лесах. Объезжая жеребцов, он стал ловким и сильным. Охотясь, он научился стрелять без промаха и никогда не тратил пули зря.
Ему исполнилось семнадцать лет.
Младшая, любимая жена Джантая родила сына. Джантай зарезал много баранов, и целый день богатые джигиты банды ели беш-бармак[7] и пили водку в его юрте.
Когда солнце спустилось к вершинам гор, началась байга[8].
Джантай вышел из юрты, опираясь на плечо своего любимого сына Алы. Лицо Джантая лоснилось от жира. С ним вышли Джаксалык и все курбаши[9] банды.
Алы, старший сын после убитого в Китае, был невысок ростом, но строен и силен. На нем был богатый халат, по-дунгански распахнутый на груди и опоясанный ярким шелком. Кинжал и пистолет торчали из-за кушака. Широкая лисья шапка сдвинута была на затылок. На ногах Алы были щегольские ичиги[10] из тонкой козлиной кожи.
Кутан, стоя в толпе пастухов и низко кланяясь вместе с ними, с завистью поглядел на Алы.
Джантай взошел на холм.
Отсюда должна была начаться скачка. Сначала по долине, а затем по головокружительной тропе лошади должны были проскакать вокруг горы и вернуться к этому же холму.
На небольшой поляне крутились разгоряченные кони, визжали и свистели всадники. Сбоку поляны садились на лошадей пастухи. Они тоже должны были участвовать в скачке, но не решались подъезжать к середине, где гарцевали джигиты. Лошади рвались, и пастухи с трудом сдерживали их.
Джантай ждал, улыбаясь, и не подавал сигнала к началу скачки.
Кутан, встав на стременах, не отрываясь смотрел из-за спин окружающих его всадников на плотную, коренастую фигуру Джантая. Старик один стоял на холме.
Под Кутаном был небольшой вороной жеребец. На первый взгляд он был ничем не примечателен. Нужно было приглядеться внимательно, чтобы заметить необычайно широкую грудь, длинный мягкий живот, поджарый круп и плотные ноги. Мотая мохнатой головой и дрожа всем телом, жеребец косил красным злым глазом, храпел и рвал повод. Кутан осаживал его к самому краю поляны и заставлял стоять почти неподвижно.
Уже давно Кутан выбрал этого жеребца в своем табуне. Он заботливо следил за ним, объезжая его особо старательно. Кутан знал, что жеребец никогда не будет принадлежать ему, но так нравился юноше этот конь, что он ухаживал за ним, как за своей собственностью. Когда джигиты выбирали лошадей для байги. Кутан запрятал жеребца в самую середину табуна и добился того, что никто его не взял.
Теперь сам Кутан поскачет на своем любимце.
Расталкивая толпу, к холму проехал Алы. Он небрежно, немного боком, сидел на сером в яблоках кровном жеребце. Жеребец был изумительно красив. Быть может, немного легок для дикой скачки в горах, но точеные ноги, прекрасная шея и маленькая голова были благородны и изящны.
