В разных углах и, видимо, незнакомые между собой. Третий, в сером неопрятном комбинезоне, заметив Тарутина, шагнул навстречу, прижимая к животу тяжелую ржавую деталь. Тарутин обошел его и резко, всей ладонью, распахнул дверь кабинета.
Молодой человек в комбинезоне не отступал.
— Позвольте! — возмутился вслед ожидавший мужчина, худой, со впалыми щеками на бледном лице. Видимо, он был первым в очереди на прием к директору.
Молодой человек не обернулся.
Гневно оглядевшись, мужчина вздохнул и затих.
Тарутин, не снимая пальто, прошел к столу, развернул поудобней вертящееся кресло, сел, бросил на стол пачку «Беломора» и подключился к селектору. Казалось, он не замечал того, в комбинезоне. Слабо высвечивалась бледно-розовая клавиша селектора — на том конце пока не подключались. Тарутин нетерпеливо постучал по клавише.
Молодой человек вытянул на руках ржавую деталь и громко произнес:
— Вот! Диск сцепления лопнул. Третий день простаиваю «на заявке». Я так и сказал: «Пойду к директору». А те сказали: «Плевать! Нет на складе сцеплений, и все».
Он локтем отодвинул бумаги и положил ржавую деталь на кофейную полировку стола.
Тарутин прикрыл глаза и глубоко вогнал в себя прохладный воздух выстуженного за ночь кабинета. Сквозь дрожащий ореол полусомкнутых ресниц ржавая конструкция напоминала жабу.
— Уберите, — произнес Тарутин.
— А что?
— Уберите, я сказал.
Парень в комбинезоне лишь пожал плечами.
Тарутин приподнялся, обхватил руками липкую шершавую деталь и сбросил со стола. Картер глухо стукнул об пол, роняя бурые чешуйки ржавчины.
Дверь приоткрылась, и в щели показалось встревоженное лицо секретарши.
— Ничего особенного! — крикнул парень в дверь. — Ничего страшного!
Дверь захлопнулась.
Молодой человек, ухмыляясь, наклонился, подобрал с пола сцепление и выпрямился. Его остроносое лицо улыбалось.
— Пожалуйста, уж распорядитесь там на складе, Андрей Александрович, — произнес он спокойно. — Простаивать не могу. И государству в убыток — план привозил с довеском. Ни выговоров, ни жалоб, тишь да гладь. Сергачев я, Олег Мартьянович. Рабочий номер одна тысяча пятьдесят два.
Серая тень переползла через развешанные вдоль стены портреты и, задержавшись у двери, уперлась в потолок.
— Зачем же нам портить отношения? Вроде незачем… Человек вы сравнительно новый в парке. Хоть и директор, да основа всего мы, водители. И так поговаривают, что вы директор-затворник. Заперлись в кабинете, а парк сам по себе… И прошу-то ерунду.
Тарутин сидел неподвижно, вперив взгляд в расплющенную тень.
Клавиша селектора погасла, и в кабинете прозвучал женский голос:
— Слушаю, Андрей Александрович. Извините, я выходила.
Тарутин молчал.
— Андрей Александрович! Отдел эксплуатации слушает, — повторил голос.
Тарутин придвинул микрофон.
— Доброе утро, Жанна Марковна. Какие происшествия на линии за воскресенье?
— Особых никаких. Три незначительных столкновения. Без жертв.
— По чьей вине?
— Одна по вине нашего водителя.
Темная полоса, размазанная по стене, исчезла: Сергачев вышел и прикрыл за собой дверь.
Тарутин взял пачку «Беломора», надорвал и досадливо поморщился — не с того конца, да черт с ним. Желтоватые, тесно спрессованные гильзы напоминали шпроты. Очень неудобно вытаскивать, никак не ухватить. Наконец удалось. Тарутин достал зажигалку.
— Я свободна? — поинтересовался женский голос.
Сильная струя табачного дыма достигла края стола, ударилась о перекидной календарь и взметнулась вверх.
— Значит, никаких происшествий?
— У меня никаких. Может, отдел безопасности чем-нибудь утешит?
Тарутин представил, как вытянулись в улыбке губы заместителя директора по эксплуатации Жанны Марковны Кораблевой.
— Значит, слухи… Мне сказали, что кого-то избили.
— Ах, вы насчет Чернышева? Так это не на линии, а в парке.
— В парке? Драка?
— Вы удивлены?.. Что вы курите? Опять свой «Беломор»? Дым проникает даже по телефону…
Тарутин подумал, что дружественные отношения с подчиненными бывают иной раз довольно тягостны в служебной обстановке. Кораблева считает своим долгом опекать молодого и неженатого мужчину, который волей обстоятельств стал ее начальником…
— В какой это произошло колонне?
— У «ангелов».
— Спасибо, Жанна Марковна.
Тарутин отключил селектор.
Тем временем в кабинете уже переминался с ноги на ногу высокий мужчина со впалыми бледными щеками.
Тарутин поднялся из-за стола и, стягивая на ходу пальто, направился к встроенному стенному шкафчику.
— Чем могу служить? — спросил он, оглядывая посетителя.
— Я насчет работы.
— В отделе кадров были?
Мужчина погладил щеки тощими пальцами.
— Был. Бронированная дверь. Хе-хех… А за дверью сидит сукин сын, — голос посетителя звучал неприятным фальцетом. — Поначалу он предложил мне зайти. По телефону. А посмотрел документы — отказал. Зачем тогда он предлагал мне зайти, если ему не нужен главный механик? Что я, мальчик какой?
Узкие глаза его смотрели в сторону окна. И без обиды. Точно ему этот факт был просто любопытен, не более.
— Вообще, я вижу, у вас тут порядочки. Лезут в кабинет директора с грязными агрегатами. — Он достал платок и громко высморкался. — Извините.
— Еще не устроились на работу, а уже критикуете.
Тарутин с интересом взглянул на пожилого посетителя. Нажал было кнопку вызова селектора, но в последнее мгновение передумал, решив переговорить с кадровиком по телефону, не так громко.
Через минуту Тарутину все было ясно. Да, кадровик хотел взять на работу этого Шкляра, но тот вел себя так нахально, что кадровик решил уточнить, действительно ли тот попал под сокращение штатов, или сокращение штатов лишь предлог. Позвонил. Узнал. Шкляр — это известнейший склочник. С трудом избавились. Но специалист неплохой, говорят…
Тарутин положил трубку.
— Если вы меня не возьмете, я жалобу напишу куда следует. Вам нужен главный механик, я точно знаю, — тотчас же произнес посетитель.
— Значит, ваша фамилия
