— Ой, что у нас творится!
— Да вот же… — развела руками Соня.
— Ничего, успеется с приборкой. Леночка спит?
— Уснула.
— Ну, Сонечка, беда! Говорила с управдомом — ни на какой козе к нему не подъехать, — затараторила Дуся и, идя на кухню, продолжала: — Я и так к нему, я и сяк, даже слезу пустила. «Сирота она круглая, говорю, куда ж ей деваться?» А он свое гнет: «Нельзя к Петровым, незаконно!» Ах ты, думаю, черт носатый! Сунь я тебе пачку десяток, ты б у меня по-другому запел! Но ты не горюй, пропишемся! — засмеялась она, наливая себе чай. — Подай, Сонечка, масло. Перекушу — и бегом.
— А масла нету, мы с Леночкой съели. И молока купить надо.
— Все двести граммов? — удивилась Дуся.
— А там двести было?.. Такой кусочек…
— Да ты что, сестричка, так нельзя, — сказала Дуся. — Мы двести граммов на два дня берем. В городе все так живут экономно.
— Правда, — сказала Соня. — Дорого все у вас. Пять рублей в магазин отнесла — ничего не купила.
— Вот-вот, — подтвердила Дуся. — Думаешь, почему я хочу продавщицей в гастроном перейти? Все ж там повкусней чего выкроишь. — И она поднялась. — Ладно, пойду. Не скучайте тут без меня.
За Дусей закрылась дверь. И сразу в комнате заплакала Леночка. Соня поспешила к ней, приговаривая:
— Леночка проснулась!.. Наша Леночка проснулась.
6
Еще держалось на деревьях листья, как вдруг пошел снег: крупный, пушистый. Снежинки таяли в воздухе, прохожие ловили их руками и улыбались первому снегу.
Соня подкатила коляску к магазину «Овощи-фрукты», взяла на руки Леночку, вошла в магазин.
Магазин был маленький и тесный. За прилавком работала одна Дуся, отпускала женщине картошку.
— Хорошо, что ты пришла, Сонечка, а то я уже сама домой бежать хотела, — сказала Дуся, когда женщина ушла.
— Дуся, письмо от Миши пришло! — сияя, сообщила Соня, усаживая Леночку на прилавок, и достала письмо.
— Да ну? То-то ты повеселела, — сказала Дуся.
— Его скоро выпустят. Вот слушай, — Соня развернула письмо и стала читать — «Честно скажу, сперва я был в отчаянии…» Нет, не то… вот… «Теперь уверен, что скоро буду на свободе. Мне даже начальник колонии сказал, что суд не разобрался…»
В магазин вошла женщина, спросила с порога:
— Морковка есть?
— Нету, нету, — ответила Дуся, и женщина вышла.
— Так что, Дуся, скоро я уеду от вас, — сказала Соня, пряча письмо.
— Не выдумывай. Чего ты дома не видала?
— Миша вернется, опять будем все вместе. Там мама, наверно, глаза проплакала. Нехорошо, что я уехала.
— Глупая ты, Сонечка, — усмехнулась Дуся. — Каждый свою жизнь сам устраивает. Ты о себе подумай-поразмысли, а Мишка с мамой и без тебя проживут.
В дверях появились две молодые женщины.
— Огурчики соленые есть? — спросила одна.
— Нету, нету, — отмахнулась Дуся.
— Странно, всегда были, — сказала другая.
— Всегда были, а сегодня нету, — ответила, не глядя на них, Дуся, и женщины ушли.
— Надо же, идут и идут, — недовольно сказала Дуся, поглядев на дверь, и продолжала: — Ты вот что, Сонечка… На тебе десять рублей, поезжай с Леночкой в гастроном. Возьмешь, значит, так: торт фруктовый, сыру костромского полкило, сливочного печенья и две пачки «Орбиты». У нас сегодня гость ожидается. Запомнила, что брать?
— Запомнила.
В дверях появился мужчина с большой хозяйственной сумкой.
— Картофель есть? — спросил он.
— Нету, нету, — ответила Дуся.
Мужчина повернулся уходить.
— Подождите, — остановила его Соня. И сказала Дусе, указав рукой за прилавок: — Вот же у тебя картошка.
Дуся метнула на Соню недобрый взгляд. Мужчина вернулся и выразительно посмотрел на Дусю.
— Сколько? — как ни в чем не бывало спросила Дуся.
— Пять картошки и кило огурцов, — ответил он и качнул головой. — Вот порядочки!
— Не грубите, гражданин, — сказала ему Дуся, идя к весам. И махнула рукой Соне. — Ступай, Сонечка, ступай.
Соня взяла на руки Леночку, пошла к дверям.
7
Все сидели за столом, пили и закусывали. На проигрывателе крутилась пластинка: Сенчина игриво пела о двух хрустальных башмачках.
Гостей было двое: директор гастронома Александр Маркович и его заместитель Васькин. Александр Маркович был низенький, лысоватый мужчина средних лет, с круглыми влажными глазками, курносый, щекастый, с брюшком, — словом, этакий одуванчик, а Васькин — и помоложе и посимпатичнее.
Все выпили, кроме Сони.
— У-ух, как шибает!.. — выдохнула Дуся. — Огурчиком, огурчиком заедайте…
— Огурчиком коньяк не закусывают, фруктами закусывают, — сказал Александр Маркович и бросил в рот виноградину. Потом продолжал разговор: — А вот Соню я хоть завтра возьму. В кондитерский отдел. Как ты, Васькин, смотришь?
— Положительно, — ответил Васькин. — А Лихошапку переведем в лотошницы, чтоб нос не задирала. А то чуть что не так, она голос поднимает: «Что за порядки!.. Не имеете права!» Вот и пусть на улице с пирожками стоит.
— Что вы, Сонечке к вам нельзя! — замахала руками Дуся. — Она в заочный поступила, на зоотехника.
— Хотите обратно в колхоз вернуться? — удивился Александр Маркович.
— Может, и вернусь, — сказала Соня.
— В навозе копаться? — усмехнулся он. — Это вам, лапонька, не подходит.
— А кому же подходит?
— Тем, кому на роду написано, — отвечал Александр Маркович. — Верьте мне: вы натурально для города созданы, никак не для колхоза.
— Не-ет! — резко вскинулся изрядно выпивший Степан. — С какой с-стати, и к-кто сказал? Вот та-ак!.. — шарахнул он ладонью по столу.
— Степа, Степа, совсем рамки потерял! — одернула его Дуся. — Вот нашли разговор… Сонечка, неси нам кофий растворимый, а я вам лучше Володьку Высоцкого спою. Я, считайте, все его песни знаю.
— Воло-о-одьку!.. — пьяно скривился Степан. — Вроде ты с ним коров на одном выгоне пасла!.. Хэ, Володьку!..
— Ну и чего такого, что не пасла? — ласково огрызнулась Дуся, сделав Степану глазами знак, чтоб прикусил язык, и продолжала: — А могла б и пасти. Ты у Тины-официантки спросил, она б тебе про него рассказала, какой он простецкий был. Он перед смертью тут у нас в картине снимался, а ужинал в «Ветерке», за Тининым столиком. Так он со всеми запросто был, не строил из себя Иван Иваныча. Вот такие всегда помирают рано.
Сказав все это, Дуся взяла приставленную к стене гитару и вместо «Высоцкого» запела с надрывом другое:
Развеселые цыгане по Молдавии гуляли
И в одном селе богатом ворона-коня украли,
А еще они украли молодую молдаванку.
Посадили на полянку, воспитали, как цыганку…
Не дослушав песни, Александр Маркович поднялся и пошагал, не очень-то твердо ступая, на кухню, куда минутой раньше ушла Соня.
— А вы мне нравитесь, Сонечка, — весело сказал он Соне, вытиравшей полотенцем чашки. — Давайте помогу с посудой. Нам, холостякам, не привыкать.
— Ой, не надо, я сама, — ответила она. — Уже все готово.
— Так пойдете ко мне в гастроном? — спросил он. — Дусю я, само-собой, возьму, а вас в первую очередь. Дусе тоже ни к чему в «Овощах» на силосе перебиваться.
— Нет, я в торговле запутаюсь, — улыбнулась Соня. — Я в уме считаю медленно.
— А мы вместе считать будем, — ответил он веселым тоном и обнял ее. — Мы с тобой, Сонечка, так все подсчитаем…
— Вы что, сдурели? — отшатнулась от него Соня и вскричала: — Дуся, Дуся!..
— Чего тут еще такое приключилось? — появилась в дверях раскрасневшаяся Дуся с гитарой.
Соня тотчас же выбежала из кухни, а Александр Маркович сказал:
— Чудесная у тебя сестра, Дуся. Просто красавица.
— У нас все женщины в роду такие, — отвечала ему Дуся, постреливая на него серыми, слегка косящими глазами. — По дедушке пошли. Дедушка наш кузнец был. Он храм один знаменитый в Москве строил, в него там две княгини влюбились, а он к бабушке вернулся.
— Да ну! — притворно удивился Александр Маркович.
— А зачем мне обманывать? — взяла его под локоток Дуся. — Пойдемте в комнату, я для вас еще чего-нибудь спою.
— Эх, спляшем-ка! — Александр Маркович по-молодецки раскинул руки и, пританцовывая, вразвалочку устремился в комнату.
Александр Маркович отплясывал у стола «трепака», Дуся изо всей силы рвала струны гитары, Васькин хлопал в ладоши, а Степан наливал себе тем временем из бутылки. Соня, насупившись, сидела у стены на стуле.
— У-ух!.. — оборвал танец Александр Маркович и стал носовым платком вытирать вспотевшее лицо. Потом неожиданно решил: — Васькин, домой, живо!
— Сказано — сделано, — поднялся из-за стола Васькин.
— Куда же вы?? Рано еще, — опечалилась Дуся.
— Пора, мать моя, пора, — шумно похлопал ее по плечу Александр Маркович. — Ну, Сонечка, до скорой встречи, — подошел он к Соне.
