«Ох и жук! — подумала Таня. — Человек шел к нему с намерением подраться, а уйдет счастливый».
Действительно, представитель участка крепко пожал Либерману руку, дважды поблагодарил его и ушел явно довольный.
— Танечка! Королева! Ангел милый! — живо вскочил снабженец и ринулся к ней с распростертыми руками.
— Слишком темпераментно, Либерман, прошу поспокойнее, — сказала Таня, отстраняясь. — Мое отношение к вам не изменилось.
— Что ж поделать, дорогая. Я давно примирился с вашим равнодушием. Маменька родная, меня утешит мимолетный взгляд ваших очей! Мне достаточно дышать одним воздухом с вами. «Хоть редко, хоть в неделю раз в деревне нашей видеть вас», — дурачился Либерман. — Садитесь, моя прекрасная дама в лыжных штанах.
Таня, покачивая головой, насмешливо смотрела на суетившегося снабженца.
— Искренно удивляюсь, почему вас не прогнали со строительства. Говорят, Батманов — умный человек, неужели он не разобрался, с кем имеет дело? Вам, видимо, не хотелось терять теплого, насиженного места, и вы втерли новому начальнику очки, совсем так, как этому товарищу с участка: он ушел, очарованный вами. Или Сидоренко не взял с собой, решил, наконец, отделаться от вас?
Либерман тоненько захохотал и с умилением посмотрел на нее.
— Никогда не перестану восхищаться вами, моя королева. Редкостное сочетание: и красивая, и умница. Даже Елена распрекрасная не имела такого изобилия привлекательных качеств... Насчет меня вы всегда заблуждались. Маменька родная, как Яков Тарасович переживал, узнав, что меня задержали! Как я сам переживал!
— Кто же задержал? Какой нашелся чудак?
— Батманов. Он в меня буквально влюбился. Где, говорит, найдешь другого такого снабженца?
— Такого не найти. И не надо бы! Значит, два начальника дрались из-за вас? Один не хотел оставлять, другой отказывался взять с собой? Вам, безусловно, помогли ваши коммерческие способности.
— Мои способности давайте не трогать. Вы прекрасно знаете, что я несчастный человек и в любую минуту могу уступить кому-нибудь это кресло. Я мечтаю о другом деле...
— Старинная песня! — засмеялась Таня. — Слышали уже не раз: театр, сцена. Брат Лазарь — заслуженный артист, талант в крови. Надо бы что-нибудь поновее придумать. А кресло — вас от него не отдерешь шестидесятисильным трактором.
Слова Тани ничуть не задели Либермана, он слушал ее с видимым удовольствием, даже сделал попытку поцеловать ей руку.
— Я так рад видеть вас, Танечка! Спасибо, что не прошли мимо, навестили.
— Я пришла, Либерман, по делу, и давайте к нему перейдем. Когда прекратятся безобразия с материалами? Несмотря на обещания, вы до конца навигации многого не доставили на участок. Инструмента мало, горючее на исходе, автол не пригоден, дорожные механизмы присланы некомплектными. Вот, посмотрите ведомость, чего у нас не хватает!.
Либерман смотрел на ведомость, кивал головой и поддакивал:
— Безобразие, возмутительно! К суду, к суду! Как с продовольствием, есть жалобы? Как с одеждой?
— Продукты, слава богу, завезли в начале лета. С голоду не умираем. Рыбу ловим. И обмундирование пока есть, но если на участок пришлете новых людей — их одевать не во что.
— Новых людей будем присылать обмундированными с иголочки. Больше никаких претензий?
— Вам мало? Где недостающие материалы?
— Советую пожаловаться Батманову. Маменька родная, участок в катастрофическом положении!
— Можете не подсказывать. Обязательно пожалуюсь и добьюсь, чтобы вам попало.
— Нет, мне не попадет! — Либерман довольно хихикнул. — Мое дело теперь — витамины, рубахи, сапоги. Техническими материалами не распоряжаюсь. И слава богу.
— Эку чушь городите. Новый фокус придумали?
— Не я придумал, моя королева, не я — сам Батманов. Он разделил снабжение на две части. Новый отдел образовался: ОТС, отдел технического снабжения, с красавцем Федосовым во главе. И вот вам результат! Недаром отдел Федосова, не успев толком организоваться, уже получил симпатичное прозвище: «ОТС, то есть отдел, тормозящий строительство».
Либерман казался очень оживленным и веселым. Тем не менее Таня вдруг ощутила безотчетную жалость к этому толстому, шумному и суетливому человеку, всегда на первый взгляд, казалось, довольному собственным острословием и ловкостью.
— Странно смотреть на вас, Либерман, — серьезно сказала она. — Интрижки, смешочки. Разве вы не видите, в какой трудный час мы живем? Откуда же это скоморошество? Или вы таким способом скрываете свои настоящие чувства и мысли?
Слова ее оказали неожиданное действие, Либерман помрачнел и сжался.
— Занятное устройство у человека, Танечка, — не сразу ответил он. — Не я его придумывал. Зазорным считает человек обнаружить перед другим свое самое человеческое. И я ли виноват, что я такой, а не другой? Считайте меня, если хотите, легкомысленным. Трудный час — он и для меня трудный, поверьте. Я никому не говорил, а вам скажу, поскольку вы зацепили пальчиком за больную струну. Родня моя осталась в Мариуполе и Бердянске. Жена с дочкой застряли в Ленинграде — они уехали перед войной и не успели вернуться. Враг ли я своей семье?
Либерман, за одну минуту постаревший и осунувшийся, сидел за столом с опущенными руками. Таня выбрала момент и вышла из кабинета.
На другом этаже она нашла отдел технического снабжения. В кабинете у Федосова было людно. Он разговаривал по телефону, плечом прижимая трубку к уху, и одновременно подписывал лежавшие стопкой телеграммы. Положив трубку, он повел разговор сразу с двумя своими работниками и продолжал подписывать телеграммы. Телефон звонил почти беспрерывно. Таня приготовилась к долгому ожиданию. Но Федосов быстро добрался и до нее.
— Что у вас?
Таня неторопливо изложила претензии. Федосов, больше не обращая на нее внимания, вынимал из папки бумагу за бумагой, прочитывал их и ставил резолюции.
— Отложили бы ваши бумажки, они не убегут.
— Я слышу каждое ваше слово, пусть вас бумажки не волнуют. Продолжайте. Вы кончили на медном проводе и электроматериалах. Что лимитирует участок в ближайшее время?
Федосов потянулся к телефону. Таня положила руку на трубку.
— Уважайте хоть немного других. Это только великим людям прощаются странности и пренебрежение к окружающим, и то не всегда. Когда вы станете великим, тогда ваша манера делать все сразу будет вызывать восхищение.
Федосов поинтересовался:
— Вы не из детского сада?
— Почему из детского сада?
— У работников детского сада вырабатывается профессиональная привычка поучать и перевоспитывать людей.
— Не отклоняйтесь. Отвечайте по-деловому.
— Вы сами ведете себя не по-деловому.
— А что я, губную помаду у вас прошу? Я требую технические материалы для участка.
— Я по-деловому записал ваши претензии. Разберусь, приму меры. Мне Либерман подсунул запутанное наследство, сразу не раскопаешься... Вот так. Через два дня продолжим разговор. И незачем хвататься за мой телефон.
— Вы сейчас разберитесь, при мне.
— Сейчас не буду, занят. Мне нужно к концу дня дать товарищу Залкинду материал для доклада на конференции, у меня еще ничего не готово.
— Материал товарищу Залкинду я сама приготовлю, вместо вас, идет? Кстати, вам известно, какое прозвище дали вашему отделу на трассе? «Отдел, тормозящий строительство». Справедливо!
— Неправда! — живо возразил Федосов. — Прозвище придумал и распространяет Либерман. Вы от него услышали, признайтесь?
Таня призналась:
— Он. Разве несправедливо?
— Тартюф! — Федосов покраснел. — Мешает мне на каждом шагу!..
Девушка мысленно представила себе лицо Либермана и улыбнулась: «Именно Тартюф». Ей понравился Федосов и его ревнивое отношение к своему отделу. Она поняла, что Федосов не для виду записал нужды ее участка, и оставила его в покое.
Главный инженер еще не появлялся. Таня постояла в раздумье — идти к Жене Козловой или дожидаться Беридзе? Проходивший мимо Грубский приветствовал ее своей кривой улыбкой:
— Давненько не видел вас, Татьяна Петровна. Тем более рад вас видеть. Ну, побывав на трассе, поняли, наконец, что ваша проволочная связь — предмет далеко не самый главный на свете?
— Не могу вам ответить равноценной любезностью, товарищ бывший главный инженер. — Таня подчеркнула слово «бывший». — Я не очень рада вас видеть. На трассе, вы угадали, я многое поняла. В частности, поняла, как мало пользы от управленческого аппарата, если он плохой и руководят им равнодушные, самодовольные люди. Советовала бы и вам побывать на трассе, это поучительно.
Она поднялась на четвертый этаж к Жене, той на месте не оказалось, ее вызвал Гречкин. Таня надела телогрейку и отправилась на пристань, которую все теперь называли Стартом.
Крутая широкая дорога спускалась с обрыва к отлогой площадке, где раскинулся палаточный поселок. Две вереницы автомашин встречались на спуске: нагруженные шли вниз к пакгаузам, пустые, рокоча, поднимались за новым грузом к железнодорожному тупику; там происходила перевалка грузов из вагонов в машины. Длинными рядами у палаток стояли тракторы и автомашины под пломбами, выжидая, когда будет готова ледовая дорога.
