— У нас есть сотрудник в парке, некий Шкляр. Кажется, вам известна эта фамилия. — Мусатов попеременно отводил пальцы от горячего стакана. — Так вот, этот неутомимый рационализатор среди множества разнообразных идей предлагает наладить изготовление пружин. Надо только достать старый токарный станок… И вообще…
Мусатов не выдержал, торопливо поставил стакан на стол и ухватил себя за ухо.
— Горячий, черт возьми… И вообще! Я — главный инженер! И так же отвечаю за план. Неужели вы и впрямь отказались от новых таксомоторов из-за тесноты в парке?! Это же безрассудство. А узнают водители?
— Послушайте, Сергей… Мы так часто вспоминаем это слово: план. Нельзя ли больше уделять внимания словам: совесть, достоинство, самолюбие? Возможно, тогда и этот план явится следствием нормальных человеческих отношений, а не идолом, требующим жертв…
— Не понял вас.
— Видите, вы даже меня не поняли, Сергей Кузьмич…
— Но я хочу вас понять.
Тарутин окинул взглядом хмурое лицо Мусатова.
— Как по-вашему, Сергей, отказ от новых автомобилей вызовет реакцию… скажем, в министерстве?
— При одном условии: если завалите план.
Тарутин засмеялся и слегка стукнул по столу рукой.
— Из года в год тянется одно и то же. Нервотрепка и неразбериха. Мутная вода с крупной рыбкой. А все потому, что там, — Тарутин ткнул пальцем в потолок, — там видят только результат. План! В денежном выражении. Есть план — все в порядке… А то, что подобное положение дискредитирует идею, унижает человека… Черт возьми, Сергей, в наш рынок напихана тысяча таксомоторов! Тысяча! Когда семьсот на этой территории уже под завязку. Верно? И вас, главного инженера, еще удивляет мой поступок! Нам обещали дать эту чертову тарную фабрику? Обещали! Зачем, когда и так план есть? Обещали выделить средства на развитие ремзоны? Обещали! Зачем? Ведь и так план есть… Более того, от нашего собственного фонда нам оставили лишь десять процентов! Все, что мы заработали, передали автобусникам. А мы план возим… Обманом это называется, Сергей Кузьмич. Надувательством. А мы терпим. Унижаемся. Улыбаемся. Гробим первоклассную технику. Прожить бы день сегодняшний, а там и трава не расти… И вас, главного инженера, удивляют мои поступки… Я вам, Сергей Кузьмич, не лекцию читаю. Скучно мне так работать, как мы работаем. Скучно. И унизительно. Никакого достоинства…
Голос Тарутина звучал ровно, без нажима. Смуглыми пальцами он мял пирожок.
Мусатов поставил стакан и вытер салфеткой губы.
— И чего вы добьетесь? План все равно дадите, хоть на «лохматках». Зато труднее будет.
— Если бы я знал, чего добьюсь… Пока камень в воду. Пойдут круги…
— И брызги… Новые таксомоторы взять все равно вас заставят. Хотя бы несколько штук. Так Лариков и пойдет на скандал, ждите! У него голова чуть меньше этого столика, — Мусатов обвел руками пластиковый круг. — Соображает, будьте уверены. Вы пока У него в любимчиках числитесь. Не попадите в отставку. Будете, как Маркин, все горлом выдирать. И язву наживете.
— Я каждое утро делаю зарядку. С гантелями.
Готовлюсь к труду и обороне, — серьезно ответил Тарутин.
Мусатов пожал плечами.
— Кто знает, возможно, чего-то вы и добьетесь… В институте у меня был приятель. Удивительный человек. Он все время нас чем-то озадачивал. Бывало, мы ломаем голову, придумываем, готовимся… А он поднимается и идет, ничего не придумывает, не ловчит. Смотрит своими ясными очами в глаза собеседнику и всего добивается… Удивительно!
— Счастливый человек, — проговорил Тарутин.
— Счастливый человек, — согласился Мусатов.
Они вышли из кафе.
1
До окончания дежурства оставалось полчаса, и начальник смены службы заказов такси по телефону Елена Ивлева спешила составить справку-отчет. В толстой тетрадке, куда заносились все происшествия за сутки, были только две записи. В ноль часов пятнадцать минут позвонил какой-то тип и потребовал такси к стоянке № 32, возле Красногвардейского загса, а иначе он поломает телефон служебной связи. Срок ультиматума. — три минуты… И как назло, никто из водителей в ближайших квадратах не выходил на связь. Через три минуты на техническом стенде загорелась красная лампочка под номером тридцать два. Видимо, оборвал шнур, негодяй, выполнил ультиматум. Вторая запись в три часа ночи. Водитель срочно просил прислать милицию к стоянке № 41. Пьяницы заняли таксомотор и не подпускают к нему водителя…
Вот и все ночные происшествия.
Была еще одна запись. Но Елена как-то не обратила на нее внимания. Принята она была еще утром. Мужской голос. Нервный, испуганный. Торопливо рассказал, что его обыграли в карты. Взяли все деньги. Около четырех тысяч рублей. Потом связь оборвалась… При чем тут диспетчерская? Вероятно, принял «скворечник» за дежурный милицейский телефон…
Так что в целом смена, можно считать, прошла мирно, хоть и напряженно — не хватало людей.
Елена слышит, как диспетчер справочной службы Кривцова ругается с заказчиком. Плоская, с бесцветными растрепавшимися за ночное дежурство волосами, Кривцова сжимала худыми пальцами трубку.
— Что-что? И ежу понятно: нет свободных машин! Ваша очередь пятая, а еще третьего не обслужили. Пешком ступайте!
Кривцова в сердцах отключила связь, продолжая сердиться.
— Все жилы вытянула. Который раз звонит…
Вновь настойчиво замигал сигнал вызова. Кривцова подключилась.
— Опять вы? — закричала она, едва перекинув тумблер. — Старшую? Пожалуйста тебе старшую!
На пульте Елены загорелась зеленая лампочка. Она подняла трубку. Женский голос взволнованно стал объяснять, что она заказала такси съездить в поликлинику. Что она тяжелобольной человек. Ей семьдесят лет… Женщина едва сдерживала слезы…
Елена терпеливо ждала. Главное в ее деле — терпеливо дослушать до конца. Это, как правило, исключало дополнительные звонки, экономило время, а подчас и предотвращало письменные жалобы в управление.
Встав из-за стола, она подошла к Кривцовой и отыскала заявку. Действительно, Кривцова не волынила — машин в Красногвардейском квадрате пока не было — Елена вспомнила типа, который поломал аппарат на тридцать второй стоянке…
— Вы меня слушаете? — Она взяла трубку. — Я постараюсь что-нибудь сделать. Ставлю вашу заявку на контроль. Не волнуйтесь. В самое ближайшее время я подошлю вам такси.
За стеклянной перегородкой начальника смены хорошо просматривалась вся рабочая площадь со специально, амфитеатром, расставленными досками — магнитные схемы основных городских магистралей.
Ближе всех сидит оператор Никитенко, долговязый скуластый паренек, один из трех представителей сильной половины человечества в сугубо женском коллективе. Добросовестный и старательный Никитенко обслуживал таксомоторы, оснащенные рацией под кодовым шифром «Лебедь».
Елена обошла перегородку и остановилась у пульта.
— Алеша, будь добр… первую же машину.
Никитенко кивнул и переложил заявку на стол заказов. По правую руку от него — широкий ящик, где в определенном порядке лежали металлические фишки с номерами всех сорока таксомоторов, рация которых была настроена на частоту кода «Лебедь».
— Сейчас. Кто-нибудь да объявится.
Никитенко отвернулся к доске. В присутствии Елены он робел и терялся. Ему нравилась эта невысокая стройная тридцатилетняя женщина с бледными пухлыми губами и тихим спокойным голосом. А Елену развлекало смущение застенчивого парня, вносило разнообразие, особенно в изнурительные часы ночного дежурства…
Пульт Никитенко казался испорченным — ни одного сигнала.
— А что, Елена Михайловна, так и не объявлялся он больше? — Никитенко тяготился паузой.
— Кто именно, Алешенька? — ласково спросила Елена, не сводя озорных глаз со смущенного лица молодого человека.
— Тот, кто в карты продул.
— Нет, не объявлялся.
— Пьяный, наверно. Деньжищи-то какие.
Никитенко теребил тумблер. И, точно сжалившись над его застенчивостью, загорелась лампочка вызова. Никитенко подключился. Выслушал. Разыскал в ящике фишку с номером таксомотора и приплюснул ее к магнитной схеме города. Как раз в Красногвардейском районе. Повезло старушке. Никитенко передал водителю заказ и снял фишку с доски. Теперь эта фишка была не нужна до тех пор, пока водитель не свезет старушку в поликлинику и вновь назовет свое местонахождение в лабиринте городских улиц.
В конце коридора Елена увидела свою сменщицу, пышногрудую Стешу Григорьеву. Как обычно, с Огромной хозяйственной сумкой, набитой продуктами, словно Стеша собирается выдержать многодневную осаду. Из-за этой сумки Стешу прозвали «Гастроном». Муж Стеши был таксистом. И Стеша приносила с собой, кроме сумки, еще и парковские новости…
