— А потом?
— Потом? Я думаю, остынут страсти, паника… Все станет на свои места. Однажды мы уже горели. И вдруг потрясли весь мир… Вот мой союз.
— Все станет на свои места… Я буду мусорщиком, а вы помещиком?
— Зачем так! У меня большое имение. Вы можете рассчитывать на меня, место вам найдется.
Фон Вихров говорил правду, и Венке показалось, что все же лучше вот так выжить, чем попасть в руки русских или американских солдат, лучше приспособиться и выжить, чем быть повешенным. Предложение усача фон Вихрова захватило Венке, и, наверное, побег состоялся бы, но тут вскоре разыскал его Стенбек, и он вновь оказался в цепких его руках, а затем в руках мистера Хьюма.
Фон Вихрова он больше не видел.
Вспомнив о нем сейчас, лежа на топчане, он пришел к выводу, что между Вихровым и Стенбеком, в сущности, разницы нет: и тот и другой прежде всего смотрят на него как на сына мусорщика, способного оградить их от всякой опасности. «И Шредер такой же. Говорит, большой гонорар получим. А потом? Что потом? Потом: «Эй, ты, сын мусорщика, руби хворост и бросай под машину!»?
Снова вспомнил отца, поскрипывающего протезом. Ходил по комнате и все бросал взор то на него, то на Эльзочку. Мать сидела за швейной машинкой, гремела без конца. Отец закричал: «Что же ты ему кланяешься? Он мерзавец. — Это он о Стени-Эхмане. — Повысил зарплату. Он тебя купил! Купил, а ты радуешься… Нет, сынок, уходи ты из этого института, пока не поздно. О вашей конторе ходят плохие слухи. Страшные…»
Пришел Арзи, поиграл в руках связкой ключей, кивнул на недоеденный шашлык.
— Не нравится? — спросил он по-английски с плохим выговором. — Здоровы ли вы? — расхохотался, подбрасывая на ладони ключи. С трудом поведал Венке, что Торгмин подтвердил его версию о посещении им альпийских пастбищ.
— Скажи: мама. Ха-ха-ха. — Оборвав смех, он, скрипя зубами, сказал, что Торгмин — шакал и что он держит в своих руках всю область. Полицейский вдруг схватил шампур, легко, словно шнур, накрутил его на свой указательный палец.
— Шакал! — крикнул он Венке. — Скажи: мама.
— Мама, — прошептал Венке.
— Такое слово только честный человек может произносить.
«Вот в чем дело, — подумал Венке. — Мама… Она тоже просила порвать со Стенбеком».
— Шакал! — опять рассвирепел Арзи. — Я тебе не верю. Ты друг Торгмина. Я его не люблю. Он шакал, и ты шакал. — Он бросил шампур в лицо Венке.
— Я буду жаловаться, — сорвалось с уст Венке, и он притих, подумав: «Чепуха, мне ли жаловаться!»
— Полиция? Жаловаться? Ты глупый шакал! — Он отодрал от топчана доску с той же легкостью, с которой накрутил на палец шампур. — Ты глупый шакал! Я власть в камере, самый высший начальник! — замахнулся обломком доски. — Убить могу и отпустить могу.
Он приложил доску к топчану, вынул из кармана гвозди. Поглядывая на Венке, обернул носовым платком шляпку гвоздя и с размаху всадил его в доску.
— Полиция! Понял? — И вышел из камеры, словно глыба выкатилась, гремя и сотрясая пол.
— «Да, господа, сражение продолжается», — промолвил Венке и спохватился: — Это же слова Стени. О-о, проклятье этому сражению. Стени там, в тиши «Лесного приюта». И Шредер там. А тут глыба на тебя накатывается и вот-вот раздавит. И следа не останется. Слышите, Стени, фон Вихров! — закричал он, бросаясь к двери. Обмяк и, опускаясь на пол, повел взглядом вверх. — А-а, решетка. Да, да, решетка. Решеточка! — бросился он на топчан и начал карабкаться по стене, чтобы взглянуть в синие соты. Не дотянулся, грохнулся на стол.
— Ха-ха-ха… Разве сын мусорщика не может подняться так высоко?! Ха-ха-ха… Мама, Эльзочка… Отец, я целую твой протез, твою старенькую скрипучую тележку, нагруженную мусором. Ибо мусор — это я. Я — мусор. А-а, шашлык. Значит, я что-то стою. — Он вытер рукой окровавленный рот и начал кусок за куском снимать с шампура жареное мясо, пахнувшее луком. — Это Эльзочке, это маме, а это тебе, отец. Самый большой кусок, как солдату, потерявшему ногу на войне и получившему от магистрата за верную службу новенькую тележку для перевозки мусора… Мне тоже обещают чековую книжку. А фон Вихров предлагал местечко в своем имении. Ха-ха-ха… Вот так, все кусочки поделены. Остался шампур, остренький, вроде штыка. Это для меня, отец. — Он поднял взгляд, прикрикнул: — Мери, Шумилоф, ты еще не убежал? Ах, это Хьюм! Сэр, ты видел Майданек? Не видел? Врешь, ой врешь, сэр… А шампур действительно похож на штык. — Венке покрепче зажал в руке шампур и, воображая, что он держит винтовку, бросился в угол.
— Ох и наловчились же маскироваться эти хьюмы, стенбеки, фон вихровы. Но от сына мусорщика не скроетесь. А ну вылезай, — пнул он ногой топчан. — Вылезайте!.. Шампур, шампур… О-о, Арзи, ты очень порядочный полицейский…
Венке с размаху упал на топчан, думая, лишь бы не дрогнула рука, лишь бы шампур не согнулся…
Шампур был граненым, не согнулся. Его острый кончик, пронзив грудь, вышел из-под лопатки наружу. Но Арзи сразу этого не заметил. Арзи тронул Венке за ногу.
— Послушай, тебе повезло, ты свободен. Торгмин вмешался…
Следователь предвкушал радость Венке, поглаживая свои тараканьи усы, и лепетал:
— Получите билет на самолет. О, всемогущий аллах, всевидящий аллах, я вел следствие очень вежливо, как и положено в свободной стране. О, Торгмин!
— Он мертв, — сказал полицейский и показал на торчащий из-под лопатки кончик шампура, затем на лужицу крови на полу.
Обратный путь к границе был значительно легче; у них были деньги и добрый Ари предложил Сергею взять такси. Угрюмый бородатый шофер оказался на редкость неразговорчивым, за весь путь он произнес несколько фраз: «Деньги сразу» (в начале пути), «Господа, может, добавите» (в конце пути). Ари подбросил ему на чай, и потом, когда сошли с дороги, он объяснил свою щедрость.
— Таксисты заодно с полицией. В таком случае не надо обижать полицию, Серга.
Ари с минуту молча смотрел на горы: там альпийские пастбища. Сергей опознал место, где он скрывался с Венке, впервые встретился с Ари, и, если бы не тот бородатый, который избивал Ари, еще неизвестно, что бы стало с ним потом. Да и сейчас он еще не знает, насколько Ари серьезно относится к своему задуманному плану — Сергей сомневался в возможности удачного перехода границы. Ари догадался, о чем думает его алмэк Серга.
— Ти верь Ари, Ари любит Русийя. Наш Али был Русийя давно, давно с группой рабочих, еще когда работал на заводе. Али наш читает книжки, он профсоюз! Ти верь мне. Пошли.
В лесу Ари ориентировался, как в родном городе. Прищелкивая языком и что-то шепча, он безошибочно вел Сергея в нужном направлении. Лес то густел, то редел, то прерывался размашистыми полянами, рябившими многочисленными делянками ягод. Ари на ходу срывал сочные плоды, совал их за пазуху.
Они вышли к просеке, и Ари предложил сделать небольшую остановку, позавтракать. Ягоды были вкусными и очень шли под лаваш, который прихватил с собой Ари.
— Сенден рэзи олсун, алмэк Ари, — поблагодарил Сергей. Ари захлопал в ладоши:
— Хорьёшо, хорьёшо! Эркедэч! Товарьич!
— Товарищ.
— Товарьич, — повторил Ари и вдруг прошептал: — Мади!
Солдат шел по просеке, чуть пошатываясь, и волочил винтовку за ремень.
— Мади… софсьем бедный Мади, — продолжал Ари и начал собирать ягоды и класть их за пазуху. — Мади, моя сосед. — И, о чем-то подумав, горячо выдохнул: — Денга есть?
— Есть, — ответил Сергей и передал оставшуюся пачку денег. Ари разделил ее пополам.
— Это ему хватит. Сиди тут. Мади мечтает о денга.
Он шмыгнул из зарослей, пошел навстречу Мади, оставив Сергея в недоумении и тревоге. Мади остановился, раза два дернул за ремень, стремясь взять в руки винтовку, но она за что-то, по-видимому, зацепилась, не поддавалась его усилиям. Мади махнул рукой и жестом подозвал к себе Ари.
— А-а, Пзела, опять попался ты мне. Ходи, ходи ближе… О, ягоды! Высыпай! — Он снял выгоревшую на солнце старенькую пилотку и подставил ее Ари. — Высыпай, Пзела, и садись поговорим.
Мади выбрал самую крупную ягоду и, разжевывая ее, спросил:
— Махамед не вернулся? Махамед за твои проделки обещал мне одна денга. Как вернется, напомни ему. Ой и подлец же ты, Пзела! Пять штрафов ты мне должен. Пять!.. Тебя еще не прогнал хозяин? Прогонит. Или покалечит когда-нибудь. Шакал он, твой хозяин.
— Шакал, — согласился Ари. — Ешь, ешь, господин Мади. Куда денешься, кормиться надо.
— Ха! Господин! Какой я господин, Пзела. — Он приумолк, глядя слезившимися глазами через поляну на крутую волну леса, взбежавшую на взгорье. — Вот там однажды я чуть-чуть не стал господином. Поймал гашишника, в Россию пробирался. Пять килограммов гашиша! Говорит: бери любую половину и отпусти… Два килограмма гашиша — ай, ай, денга! Да подоспел унтер с нарядом. — Мади тяжело вздохнул, вытер глаза. — Да простит аллах бедного Мади. На ту гору я часто хожу… И жду, жду, а гашишники не идут и не идут. Боятся русских пограничников. У них не пройдешь: русские ночью видят так же, как и днем. Об этом гашишники знают во всем мире… У тебя есть денга?
