Цыплаков по опыту многих своих докладов знал, как трудно одолеть иной раз неприметный вроде депутатский пригорочек на пути самого уважительного ходатайства. Агапов надеялся на письмо, подписанное заместителем министра, а Цыплаков знал, что такие письма отнюдь не всегда выполняют роль тарана, сокрушающего стены. Но это ходатайство касалось вопроса большой народнохозяйственной важности. Докладывающий собственными глазами видел пухлую папку слезных просьб, адресованных Агапову, по поводу досрочной отгрузки станков и запасных частей к ним. Нужда в продукции завода была, по его представлению, столь очевидной, что не только депутатская комиссия, но и самый строгий суд бы понял и принял это обстоятельство. В том, что в старых цехах было и темно и так тесно, что в проходах могли с трудом разминуться два электрокара, Цыплаков тоже убедился самолично и готов был в подтверждение обоснованности ходатайства вести депутатов для обозрения заводских производственных трудностей. Кроме того, Агапов конфиденциально сообщил Цыплакову, что одним из членов депутатской комиссии является начальник ОКБ Готовцев, для которого завод делает опытные и экспериментальные образцы.
«В одной лодочке с этим товарищем мы плывем, — думал Цыплаков. — Будут у нас новые производственные корпуса, Готовцеву тоже прибавится. Сейчас экспериментальный участок в две горсти ухватить можно, а станем просторнее жить, глядишь, и отдадим для опытного производства половину пролета, а то и целый пролет. Письмо заместителя министра для Готовцева тоже не простая бумага. Мы ходим с ОКБ под одним начальством. На поддержку этого мужика можно твердо рассчитывать».
Все это помогло докладывающему одолеть внутренние колебания и энергично продолжать изложение ходатайства.
— Полагаю, что с учетом столь важных обстоятельств, следует, товарищи депутаты, в порядке исключения, удовлетворить ходатайство станкозавода, поддержанное министерством.
Несколько минут, как это всегда случается при обсуждении важного вопроса, в комнате стыло молчание. Народные избранники осмысливали услышанное и пытались определить индивидуальное отношение к нему.
— Простите, но новые цехи расположатся рядом с жилым микрорайоном, — прошелестев калькой схемы-плана, заговорил седой человек в старомодных, с железными дужками очках. — Я, как врач…
— Разрешение санинспекции имеется, — умело пресек Цыплаков возражение. — Вот, пожалуйста, справка… Не возражают, учитывая важность.
— А пожарный надзор?
Вместо ответа на стол легла еще одна справка. Опытный завсектором хорошо знал специфику своей нелегкой работы.
— Цехи будут построены на уровне высших достижений отечественного и зарубежного промышленного строительства, — напористо сказал Цыплаков. — Постоянная температура и влажность в помещениях, микронные точности, пылеулавливающие установки. Прошу вас посмотреть на эскизы!
Докладывающий проворно пришпилил к рейкам на стенах художественные наброски будущих заводских корпусов.
Это был умный завершающий штрих. Лица депутатов оживились, в их глазах невольно зажглись восторженные блики, и несколько голов согласно и удовлетворенно кивнули.
Странно вел себя только тот, кого докладывающему рекомендовали как надежного союзника. Он даже не повернул головы в сторону развешенных картонов.
— Вы посмотрите, товарищи, внимательней. Здесь, как в современном театре, все будет начинаться с вешалки… То есть с фасада. Художественная чеканка по меди и нарядные витражи создадут у работающего активное настроение. Обратите внимание, как все это будет удачно вписано в вертикальную планировку ближних кварталов!
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — хмуровато сказал седой врач, раскрывая истертую папку. — Славно разрисовали, а у меня вот письма избирателей. Каждое в отдельности взять — вроде мелочь. На дворе возле детской площадки вырыли канаву и полгода не удосужатся засыпать, мостовую расколошматили вдрызг при ремонте кабеля и забыли, как пишут в акте, эти «невосстановленные разрытия»… Возле парадного приспособились ставить мусорные баки… Грузовики по двору раскатывают… Магазин жжет деревянную тару… Одна мелочь, вторая, третья, а в итоге страдают люди, о которых мы должны заботиться в первую очередь.
— Станки тоже для людей делаются, а не для крокодилов, — возразил молодой токарь, видно обиженный за своих коллег-станкостроителей.
Но врача не просто было сбить репликой.
— За то время, как я исполняю обязанности депутата на моем участке, в порядке исключения появилась мастерская по ремонту автопокрышек, цех металлической галантереи и станция техобслуживания уборочных машин. Хорошие правила мы устанавливаем, а вот исключения из них делаем никуда не годные. И наша доброта оборачивается иной раз самым настоящим злом…
— На станкостроительном тоже ведь люди, — снова возразил токарь. — О них тоже надо заботиться. Сколько времени у нас человек проводит на работе…
Цыплаков настороженно слушал разгоравшуюся перепалку. Он понимал, что депутатская комиссия — это не коллегия присяжных заседателей, где требуется абсолютное согласие. Два-три ворчуна найдутся в любой комиссии, но при голосовании их подавляют здравомыслящие коллеги и нужное решение обычно принимается. Однако случается и так, что какой-нибудь сварливый и неугомонный по характеру участник заседания, вроде этого седого эскулапа, непродуманными высказываниями сталкивает камешек, вызывающий такую лавину, что самый тщательно подготовленный вопрос из-под нее уже не выроешь на белый свет и могучим бульдозером.
Судя по тому, как одобрительно начали кивать депутаты высказываниям врача, такая лавина угрожала сорваться, и Цыплаков решил обратиться за помощью к тому, кого рекомендовали как союзника и надежную опору.
— Может, товарищ Готовцев дополнит обсуждение вопроса? Насколько мне известно, ваше конструкторское бюро активно сотрудничает со станкозаводом и вы прекрасно знаете обстановку и фактическое положение дел.
— Знаю, — ответил Готовцев и встал за столом. — Сообщение тоже могу дополнить… Нет никакой необходимости строить новые корпуса, и ходатайство завода следует отклонить.
Хотя Андрей Алексеевич и явился на заседание депутатской комиссии полный решимости сказать именно так, но сказать оказалось не просто. Сжечь мост позади себя легко, но тогда уже не будет возможности сманеврировать, тогда ты должен идти только вперед. Андрей Алексеевич вдруг подумал о той обузе, которую он взваливает себе на плечи и на плечи коллег по конструкторскому бюро, толково работающих за кульманами, не бесхитростных, как члены «октябрятской звездочки» в вопросах доведения чертежей в экспериментальном и опытном производстве. Представил себе глубину возмущения Максима Максимовича. Агапов не забудет удара, нанесенного ниже пояса. Если раньше опытные образцы хоть и с тележным, несмазанным скрипом двигались но экспериментальному участку, то теперь и такое их движение затормозится, и самыми строгими приказами сверху не удастся одолеть хитрое противодействие Агапова. Куда пойдет, например, жаловаться Готовцев, если лопнет труба, подводящая к экспериментальному участку сжатый воздух, если электрики сожгут на этом участке единственный трансформатор или задремавшая в ночную смену крановщица уронит тяжелую отливку, расшатает фундамент и потребуется ремонт с демонтажем станков? У Максима Максимовича есть много возможностей осадить строптивого начальника ОКБ так, что тому небо покажется с овчинку.
Дома отец и брат тоже не преминут высказаться насчет того, какую подножку Андрей подставил родному заводу. Тридцать лет с хвостиком работает отец на станкостроительном. Там его второй родной дом, там ему каждый винтик дорог. Будут дома теперь втыкать Андрею острые шпильки в чувствительные места при каждом, удобном и неудобном случае. Потому что отцу и брату эти шпильки тоже будут втыкать члены славного коллектива. И на собраниях коварство Андрея Готовцева станут вспоминать, и в курилках, и в бытовках, и возле проходной.
На репутацию министерства возражение Готовцева тоже упадет солидной кляксой. Заместитель министра, подписавший ходатайство, человек как и все. И самолюбие у него есть, и общественными заботами он руководствуется. Не с потолка же ходатайство подписал. Все на раз обдумал, со всех сторон обмозговал, изучил обосновывающие документы и отвечает за поддержку своей подписью, своим должностным авторитетом. Он о пользе дела думал, а Готовцев, видишь ли, выпрыгнул таким умником и бац — кляксу.
— В ходатайстве следует отказать, — повторил Готовцев. — Конечно, и о людях мы должны заботиться. И о заводском коллективе, и о наших избирателях. О всех в равной степени. Но не только в том дело. В данном случае нет никакой необходимости начинать строительство новых корпусов.
