Терек, Кубань, Дон, Северный Донец, Днепр, Ингулец, Южный Буг... С той поры физическая география врезалась в нашу память до конца. Бывалому солдату дорога не только его река, на берегу которой он вырос, вышел в люди, но и любая чужая речка, где он вступал в единоборство с самой смертью...
А безымянная, «непромокаемая» дивизия шла тем временем дальше, дальше...
За Южным Бугом она вступила в не помеченное на карте «царство-государство», которое, судя по надписям на кордонных нетесанных столбах, именовалось некоей «Транснистрией». Это еще откуда? Разведчики посмеялись над глупой затеей румынского маршала Иона Антонеску, дружно спихнули самодельную ограду в кипящий Буг и двинулись к государственной границе.
Пехота шла без привалов, хотя шагать по мартовской, распутице вдвое, втрое тяжелее. Но ей не привыкать. Осилит и эту, наверное, последнюю четверть войны, раз уж обогнула все Черное море с востока.
Дух наступления витал над весенней, пробуждающейся землей, щедро омытой буйным половодьем. И виделись в утреннем туманце Суворов и Кутузов, Фрунзе и Котовский, тоже проходившие когда-то южной стороной...
Полина Карташева на ходу соскочила с немецкой трофейной брички и, подбежав к самому обрыву, легонько охнула от изумления: вся пойменная низина была ослепительно белой от цветущих вокруг черешен. В старинной оправе кремнистых берегов сияло зеркало Днестра, перед которым любовались собой пышные бессарабские сады. На склонах западных высот синё курились на солнцепеке тщательно разграфленные делянки, — скоро, должно быть, зазеленеют и виноградники. Небо, высокое, чистое, ухожено ночными волглыми ветрами, в небе ни облачка, ни ворсинки. Зато над землей роились в неподвижном воздухе мириады лепестков, опадающих с деревьев. На лугу мирно паслись буренки с телятами, а поодаль от них табунок овец. Какая пасторальная картина, — рай да и только!
Лишь недалеко на севере лениво ухало одинокое орудие. Нет, такого еще не случалось. Война, как видно, приближается к концу, если можно в полный рост стоять на виду у немцев и любоваться прелестью весны, которая в самом разбеге.
Полина вспомнила шквальный огонь на Южном Буге и остро пожалела тех, кому суждено было остаться на его гремучих берегах. С начала наступления пройдены сотни километров по раскисшему украинскому чернозему. Немцы бросали вереницы подорванных машин, орудия без замков, искалеченные повозки, дородных битюгов, безжалостно пристреленных в кюветах. Они оставляли все, только бы уйти от преследования. Да и те, кто преследовал, шли с одними автоматами. Когда теперь подтянется артиллерия, подойдут обозы? И когда-то снова заработает полевая почта? Все ее номера так перемешались в «тиражном колесе», что разве лишь удачники получат письма в ближайшие дни. Но что в тылу может случиться за несколько недель? Другое дело — фронт, где смерть таится под любой заминированной кочкой. Горестное эхо последних боев не скоро докатится до глубин России. Для матерей, жен, сестер погибшие на Буге сыновья, мужья и братья долго еще будут находиться среди живых. И они пишут им чуть ли не каждый день, наставляют, как нужно беречь себя... от простуды. Такие письма, обращенные уже к мертвым людям, невозможно читать без волнения. Если бы собрать их вместе... Не эти ли письма женщин двигают военную историю — от одного сражения к другому?
Полина подумала о сыне. Как он там поживает с тетей Васей на Урале? Вырос мальчик, вырос, кончает шестой класс. У него и почерк становится мужским.. Был бы жив отец, порадовался бы успехам своего Марата. Но отец попал в беду задолго до войны, к которой он с юных лет готовился. Она же, Полина, не готовилась, а воюет третий год. Увидел бы сейчас Борис ее, капитана медицинской службы, и, пожалуй, не узнал бы...
Полина снова неторопливо оглядела сияющий Днестр, затянутую мягкой дымкой Бессарабию и нехотя пошла к своей бричке.
Молдавское село Бутор вольно раскинулось на возвышенности, отделенной от реки цветущей поймой. Сюда и тянулись передовые части. Люди еле держались на ногах, но шли, шли, да еще помогали орудийным упряжкам, обозным лошадям, которые выбились из сил. Под южным солнцем земля черствела не по дням, а по часам: стало быть, все-таки скоро подойдут и моторизованная артиллерия, и грузовики с боеприпасами, и крытые санитарные машины. Но пока что в Буторе собираются отдельные, разрозненные батальоны, прихватившие с собой полковые пушчонки на конной тяге. За время наступления войска тоже перемешались: круглые сутки преследуя немцев по сплошному бездорожью, все три дивизии 68-го корпуса под конец сбились на один большак.
И Полина не удивилась, встретив на окраине села майора Богачева, — с ним она случайно познакомилась на марше, он помог вытащить из оврага ее бричку.
— А я вас тут разыскиваю, Полина Семеновна! — громко сказал он.
— Что меня искать? — сухо ответила она, занятая мыслями о прошлом.
— Шучу, шучу! Просто я по службе оказался здесь.
— Разве штаб корпуса уже в Буторе?
— Нет пока. Но я теперь в штабе армии и по должности обязан проведать свои подшефные дивизии.
— То-то вы на «виллисе», товарищ майор.
— А вы сердитая, Полина Семеновна.
Она хотела было спросить этого вылощенного офицера, какое ему дело до ее настроения, но сдержалась в присутствии девушек.
— Идемте, Полина Семеновна, пристрою вас на квартиру. Здесь нелегко устроиться.
Ей не понравилось и это его «пристрою», однако где-то надо ночевать, — село, как видно, битком набито.
Майор дал знак своему шоферу. «Виллис» тронулся за ними по разъезженной середине улицы. Бричка потянулась следом. Майор ухитрялся идти рядом с Полиной по узкой сухой тропинке, уже протоптанной солдатами от дома к дому. С минуту он молчал, оглядываясь по сторонам, но, верно, долго молчать не в его характере.
— Завтра будет посвободнее, — сказал он, приостановившись около каменного, дома с палисадником. — Мы начали форсирование Днестра.
— Как, разве?
— А что, не похоже?
За рекой дробно застучал немецкий пулемет, послышались автоматные очереди.
— Просыпаются, черти!.. Вы понимаете, Полина Семеновна, противник не ожидал, что мы, не раздумывая, поплывем через Днестр на чем попало. Ну и застали немцев врасплох. Головной батальон девяносто третьей дивизии с утра на том берегу.
— Прямо не верится.
— Комкор Шкодунович тоже не поверил, когда ему доложили, что батальон не встречает организованного сопротивления. Но факт остается фактом. К исходу дня еще два-три батальона зацепятся за бессарабский берег. И тогда никакой дьявол не столкнет нас в реку.
— Вы не знаете, где наш комдив?
— Не беспокойтесь, ваша дивизия выведена во второй эшелон. Так что можете уделить себе денек-другой.
Полина невольно осмотрела себя. Вид у нее был неказистый: грубые кирзовые сапоги и полы шинели густо заляпаны глиной, даже на кобуре следы грязи. Пока Богачев закуривал, она поправила волосы, кокетливо сдвинула пилотку набок и немного приосанилась. Он, кажется, и не заметил этого. Сам он был в новеньком, перешитом по фигуре кителе, с орденами Отечественной войны и Красной Звезды, туго затянут глянцевитым ремнем с фигурной строчкой, на котором поблескивал грузный парабеллум, и в новых хромовых сапожках с солнечными бликами. Глядя на него, никак не скажешь, что он прошел вместе с пехотой от Южного Буга до Днестра. Полина слишком мало знала майора и посчитала его за легкомысленного штабного щеголя, каких уже приходилось встречать на фронте.
— Здесь ваши хоромы, Полина Семеновна. — Богачев по-хозяйски махнул рукой ездовому, чтобы тот заворачивал во двор. — Ну как, довольны, не довольны?
— Нам все равно, где ночевать.
— Хата большая, может разместиться полсанбата. Кто же знает, сколько вы здесь пробудете, два-три дня или две-три недели. Устраивайтесь по-домашнему.
— Спасибо, товарищ майор, — сказала она, направляясь в открытые ворота.
— Товарищ майор, товарищ майор... Вы же знаете мое имя.
— Я отвыкла на войне от фамильярности.
— Напрасно, Полина Семеновна, напрасно, — точно бы посмеиваясь над ней, говорил Богачев, оглядывая ее с головы до ног.
Это уж вовсе не понравилось Полине, она круто повернулась к дому.
— Одну минутку!.. Если вам нужно что-нибудь послать на Урал, то мой сослуживец едет туда в запасной полк.
Полина остановилась.
— Откуда вам известно, что я с Урала?
— Да я же разведчик.
— Нет, мне ничего не нужно посылать с оказией. Достаточно полевой почты.
— Может быть, вы хотели бы, чтобы ваш сын учился в Суворовском училище?.. Да не смотрите вы на меня так подозрительно, Полина Семеновна, я говорю вполне дружески.
— Нет, мой сын мечтает о гидротехнике.
