— Кто у вас тут главный? — спросил он Трифона.— Ты небось?
— Ну, я,— ответил тот.— Как догадался?
— По важной осанке.— Пришедший ухмыльнулся.— Сразу видно, что начальник.
Трифон усмехнулся в ответ.
— А ты думал как! У начальника и вид должен быть соответствующий. Я бригадир. И вот он, Токарев, тоже бригадир. А еще у нас есть начальник берега Петр Гордиенко. Скоро появится, наверное.
Леня Аксенов придирчиво оглядел пришедшего.
— А вы случайно не из газеты?
— Как ты угадал?
— У меня глаз наметан на корреспондентов. Может быть, рассказать кое-что об успехах? Как раз для очерка о романтиках.
— Ну, расскажите, послушаю, — сказал незнакомец, подмигнув Лене.— Уж не ты ли метишь в герои очерка?
— Могу и я. Биография не запятнана, поведение и прилежание отличные. Бригадир может подтвердить.
— Подтверждаю,— отозвался я.— Можете ставить его в пример.
— Вы слышали? — сказал Леня.— Берите меня в герои, сэр, пока я не раздумал.
Незнакомец, рассмеявшись, нахлобучил шапку ему на глаза.
— Эх ты, романтик! А сам плачешь небось втихаря, жалеешь, что оторвался от папы с мамой,— угораздило же поехать в такую даль!
Леня как будто обиделся, вскинул подбородок.
— С такими предположениями, уважаемый, прошу обращаться по другому адресу.
— Ну, ну, не сердись,— сказал пришедший.— Я ведь пошутил. Когда думаете закончить дом, бригадир? — .спросил он Трифона.
— Когда будет готов — доложим.— Трифон был хмур и важен.
Я остановил его:
— Не так строго, Трифон. Думаем, что недели через две, если не будет помех...
Серегу Климова осенила тревожная догадка, он воскликнул с подозрением!
— Почему вы так интересуетесь этим домом? Уж не метите ли урвать здесь жилплощадь?
— Мечу, ребята,— сознался незнакомец,
Серега, все более возбуждаясь, крикнул:
— Нет, товарищ дорогой, не отломится тебе жилплощади! Походи сюда, померзни вместе с нами, тогда мы еще поглядим. А на готовенькое все рады!.. Видишь те палатки? — Он указал на наш городок, расположенный в низинке, неподалеку от реки; дымы, вырываясь из труб, сливались воедино и сизым облаком висели над палатками.— Ты жил когда-нибудь в палатке? Вот поживешь — узнаешь. Мы узнали всю прелесть такой жизни. Поэтому и стараемся скорее закончить дом. На новоселье' гостем можешь прийти. Можешь написать в свою газету, если ты и вправду газетчик, о нашем новоселье...— Серега резко отвернулся, взобрался наверх, стал укреплять стропила.
Незнакомец кивнул вслед ему:
— Злой?
— Черт, а не человек,— сказал «судья» Вася.
— Станешь чертом,— проворчал Трифон.— В Москве обещали комнату — уехал сюда, здесь — палатка, а в палатке то жар, то холодище. Обозлишься при такой жизни.
— Это что же, Трифон,— Трифоном, кажется, зовут? — жалоба? — спросил незнакомец с удивлением.
Пока Трифон придумывал, как ответить похлестче, Леня поспешно сказал:
— Нет, извините, претензии. Можете удовлетворить их?
— Нет, не могу.
Леня оглядел нас, как бы спрашивая разрешения на ответ.
— Тогда интерес, первоначально вызванный вашим появлением, угас в наших сердцах. Мы вас больше не задерживаем.
Незнакомец помахал на прощание перчаткой, подмигнул Лене Аксенову и сбежал по лестнице вниз.
Мы постояли немного, гадая, кто это мог быть. Леня настаивал на том, что это газетчик: пришел, примерился, надо ли о нас писать, и убежал обдумывать; и если решит, что мы те самые, кто ему нужен, то появится снова. Трифон, возражая Лене, сказал, что это партийный работник из Браславска, что только партийные работники бывают так просты в обращении.
А Серега Климов крикнул сверху:
— Ни черта вы не разбираетесь в людях! Это контролер из бухгалтерии. Прибыл пронюхать, что мы тут творим и следует ли нам платить денежки, а если платить, то по какой шкале. Я таких людей вижу насквозь. У него на лице все написано. Выдадут нам в получку шиш за то, что танцуем на морозе, помяните мое слово! Я тогда и часу не останусь здесь.
Трифон, откинув голову, покосился на Серегу.
— Не стращай. Только и думаешь о деньгах, как бы побольше хапнуть!..
— Не хапнуть, а заработать, балда! — крикнул Серега.— А о чем же мне думать — о твоих прекрасных кошачьих глазах?
Трифон, рассвирепев, схватил валявшийся у ног обрезок бруска и, замахнувшись, пошел на Серегу. Тот в одну секунду, с проворством кошки взлетел по обрешеченным стропилам на самый конек.
— Вот окрысился, сатана! — крикнул Серега, свесив голову.— Разбойник! Тюрьму построим — ты первый будешь в ней сидеть, зверь! Алешка, отбери у него брусок...
Трифон кивнул ему:
— Я тебе покажу— зверь! Сиди там, пока в сосульку не превратишься. Амнистии тебе не будет...— Подумал немного, усмехнулся: — Ладно, слезай. А то и в самом деле застынешь, крови-то в тебе один стакан наберется, не больше. Слезай.
— А драться не будешь? — спросил Серега с недоверием.— Брось брусок!..
Трифон швырнул брусок в угол.
— Прыгай сюда — поймаем.
Серега спустился со стены, уже смело подскочил к Трифону, знал: после вспышки гнева с ним можно делать все, что угодно.
— Эка накинулся, лось! Вон куда загнал! Хорошо, что ветра нет, а то бы сдуло, унесло. Вот дать тебе по шее! —
Серега раза три ударил Трифона по лопаткам. Тот даже не покачнулся.
Вечером в нашу палатку заглянул давешний человек с голубыми глазами и попросил пристанища.
— Говорят, у вас свободная койка в наличии. Можно ли ее захватить, пока кто-нибудь другой не захватил? Не прогоните?
— Как будете себя вести,— отозвался Леня.
— Тише воды, ниже травы.
Серега разрешил великодушно:
— Располагайся. Имей в виду, будешь нести обязанности, как все: придется подежурить ночью у печки.
— Что за вопрос! Согласен.
— Как зовут-то хоть?
— Иваном Ручьевым.
«Судья» Вася подсел к нему на койку.
— После твоего ухода мы судили-рядили, пытаясь отгадать, кто ты будешь по должности-профессии. По-всякому кидали: один сказал, что ты мастер, второй — журналист, а Серега — ревизор, глаза, говорит, хитрость затаили — жди подвоха.
— А что сказал бригадир? — спросил меня Иван Ручьев.
Я уклончиво пожал плечами.
— Для меня важнее сам человек, нежели его профессия.
— Это, пожалуй, верней всего,— согласился Ручьев.— Это безошибочно... Я, друзья, начальник данного строительства.
— Всего, всего? — вырвалось у Лени.
— Да, всего.
— Врет, наверно,— сказал Серёга с явным раздражением.— Врешь ведь, цену себе набиваешь?
— Не вру, ребята, честное слово,— простодушно сказал Ручьев, точно оправдывался перед нами.
Я пристально вглядывался в Ручьева: сквозь белокурые волосы на висках у него, едва приметная, пробивалась седина, в глазах скопился ум, отяжелил и озаботил взгляд — он был усталым и обеспокоенным.
Ручьев лишь поддерживал шутливый разговор с нами, а сам в мыслях своих находился далеко, решал какие-то иные, сложные задачи.
Я шепнул Лене, чтобы он сбегал за Петром, и Леня, поняв, незаметно выскользнул из палатки. Серега Климов вдруг ощутил свою неловкость, пересаживался с койки на койку, ища себе места, наконец дерзко крикнул, подавляя в себе эту неловкость:
— Что же ты сразу-то не сказал, кто ты такой? А то вот как теперь вести себя с тобой?
— Как вел, так и веди,— сказал Ручьев.
Серега мотал головой.
— Вот задал задачу!..
Вскоре в палатку, пригнувшись, вошел Петр Гордиенко. Вглядываясь в полумглу, он увидел сидящего на койке Ручьева.
— О, Иван, так это ты? — сказал Петр, обрадованный неожиданной встречей.— Здравствуй! Прибыл вершить делами?
— Выходит, так,— ответил Ручьев, вставая.— Здравствуй, Петр! Рад тебя видеть...
Они познакомились еще там, в Браславске, и, видимо, понравились друг другу, оба молодые, с запалом, с беспокойством.
— Вот местечко выбрали для тебя,— заговорил Петр,— приткнуться негде, ничего, кроме палатки.
— А для тебя, может быть, другое нашли?
— Ну, у меня дом! Перебирайся ко мне пока, все-таки удобней...
— Сойдет и палатка, нам не привыкать. — Ручьев, помолчав, обвел нас всех взглядом.— Придется пожить в палатках, ребята. На дом тот не рассчитывайте: в нем разместится управление строительством.
— С новосельем вас, милостивые государи! — произнес Леня Аксенов и церемонно поклонился, касаясь рукой пола.— Обожаю в сюжетах неожиданные концы.
Серега Климов, точно ожидал такого поворота дела, рванулся из своего угла к Ручьеву и Петру, пролетая мимо печки, нечаянно притронулся к ее крышке, обжегся и, отчаянно взвизгнув, затряс рукой в воздухе.
— А что я говорил! — крикнул он.— Я сразу догадался, что за птица прилетела к нам! Разве позволят людям пожить в приличных условиях, в тепле, в светле? Держи карман! Ты строитель — значит, строй для других, сам подождешь: сапожник без сапог! Я категорически не согласен! Я возражаю! Если отберешь дом, то мы свернем свои манатки — и поминай как звали! Я, например, не останусь ни на один день. Хватит!.. Найдем места, где рабочего человека ценят, как и положено.
