Война застала Павла Сергеева в столице, на стройке третьей очереди метро. В затемненной Москве, над которой по вечерам, как сонные, неповоротливые рыбы, плавали аэростаты, подземные работы шли полным ходом. Даже в самые тяжелые дни, когда в Подмосковье фашисты уже бетонировали площадки, чтобы с них стрелять из дальнобойных орудий по столице, москвичи думали о будущем, продолжали прокладывать подземные пути, строить дворцы новых станций, богато украшая их мрамором, лепкой, керамикой. В этом проявилась непоколебимая вера советских людей в свою победу, в торжество коммунизма.
Но враг подходил к столице. Проходчик Сергеев стал требовать, чтобы его послали на фронт. Наконец он добился своего: его мобилизовали и как опытного строителя использовали по специальности. Он стал бригадиром военных строителей, укреплявших Волоколамское шоссе. Тут ему, привыкшему к нерушимой тишине подземных шахт, пришлось работать сначала под бомбами и обстрелом с воздуха, потом в грохоте артиллерийских разрывов.
Москвичи — мужчины, женщины, подростки — укрепляли подступы к своему городу. Они продолжали работу даже тогда, когда среди рвов и еще не застывшего бетона казематов рвались не только снаряды, но уже и мины. Павел Михайлович руководил строителями и в то же время сам копал землю, вязал металлическую арматуру, сколачивал опалубку, заливал бетон. Работал — а рядом лежали старенькая винтовка с затвором, бережно обернутым носовым платком, чтобы не запорошило песком, и пара гранат на случай, если врагу удастся прорваться сквозь передовые цепи и огневой заслон артиллерии.
Суровое, славное было время! И хотя от всего созданного в те дни Павлом Михайловичем и его бригадой остались сейчас лишь неясные, уже запаханные холмики и канавки, он любит вспоминать эту короткую страницу своей биографии.
Работая на строительстве укрепрайона, Павел Михайлович тосковал о родном метро. Но когда враг был разбит под Москвой и откатился на запад, метростроевцу сказали: нужно восстанавливать шахты Московского угольного бассейна. Не переставая мечтать о возвращении на метро, Павел Михайлович беспрекословно отправился в Мосбасс восстанавливать шахты, добывать для столицы уголь. Шахтеры, наверное, и сейчас поминают добрым словом начальника участка Сергеева, большого знатока тоннельного дела и мастера подземных работ…
Так, перебирая в памяти свою жизнь, Павел Михайлович ехал по незнакомой степи на новое место работы. Там, в Мосбассе, он считал дни, когда по окончании восстановления сможет вернуться в столицу, к привычному делу, которое полюбил с юности.
Но вот от друга пришло письмо. Друг сообщал, что в степи, на водоразделе, проектируется прокладка русла большой подземной реки. Работы предполагались, судя по письму, большие, сложные, небывалые. Друг ехал туда. Павел Сергеев долго раздумывал над письмом и не выдержал. Он, как шутили товарищи по шахте, «заболел новой стройкой». Мечта вернуться на московское метро не то чтобы угасла, а как-то потускнела, отодвинулась назад, как дело, с которым можно и не торопиться. Ведь в столице много хороших тоннельщиков. Там же, в степи, где все только начиналось, наверно позарез нужны пара умелых рук и голова, хранящая немалый опыт.
И вот на строительство пошла телеграмма: «Выезжаю». А вслед за ней ехал и он сам, сквозь дорожную дрему раздумывая о прожитой жизни, о новой стройке, являющейся небольшой, но существенной деталью новых работ.
Предчувствия не обманули Павла Михайловича. Шахта была еще только обозначена колышками. Тоннельщики жили в палатках. Землекопы рыли котлованы под фундаменты шахтных построек, но среди зачинателей тоннеля Сергеев встретил много знакомых, с кем можно было в свободный час зимнего вечера, у огонька костра, под вой степного бурана, вспомнить славные дни метростроевской юности.
Был тут старый дружок Павел Семенович Уваров, один из славных метростроевских бригадиров, с которым Сергеев даже соревновался в дни строительства станции «Динамо». Он приехал сюда с женой Александрой Сергеевной, которую Павел Михайлович знал как одну из лучших метростроевских проходчиц. Теперь она определилась машинистом подъемной машины.
Инженер Лев Борисович Рябов, начальник шахты, где предстояло работать, оказался тем самым комсомольцем Левкой Рябовым, что однажды, как бригадир молодежной бригады проходчиков на стройке первой очереди метро, копал тоннель навстречу бригаде Сергеева. Даже в начальнике конторы, седоватом, солидном директоре-полковнике, узнал тоннельщик своего товарища по метростроевской юности, ставившего в свое время комсомольские рекорды. Это он когда-то так неистово громил на производственных совещаниях предельщиков, любителей старинки и покоя.
Всех их, людей теперь уже немолодых, подняла с насиженных гнезд, заставила проститься с привычной работой, с городскими удобствами все та же тяга к новому, желание стать участником замечательных строек. И как-то, когда проходили еще первые метры шахтного ствола, начальник шахты на дружеской вечеринке старых метростроевцев признался:
— Ох, и важное же дело доверила нам партия, товарищи! Таких задач решать тоннельщикам еще не доводилось. А нас, метростроевцев, мало. Все новички. Давайте станем, ребята, дрожжами, на которых поднимается все тесто!
Хорошими оказались дрожжи!
По традиции, московский Метрострой учил людей не только самих хорошо работать, но и окружающих воспитывать, чтобы творческий почин и мастерство распространялись широкими кругами, а новички с первых же шагов усваивали новаторские приемы.
Вокруг Сергеева, Уварова и других ветеранов сразу же сложились бригады энтузиастов. На ходу овладевая нелегким делом подземного строительства, новые люди, молодые строители, с первых же шагов приобщались к передовым методам.
Бригада Сергеева на всех стадиях строительства шахты — и на проходке ствола, и на монтаже щитов, и на постройке самого тоннеля — была лучшей. Бригадир, как прежде в Москве, при подведении итогов всесоюзного соревнования неизменно получал звание: «Лучший проходчик страны».
Тут, в степи, он особенно дорожил этим званием. Радовало оно его и потому, что после каждого нового присуждения со всех концов страны, где работали друзья-тоннельщики, к нему шли телеграммы старых товарищей. И он отвечал всем, что тут, в степи, московские метростроевцы берегут свое славное звание, работают, как положено людям, строящим коммунизм.
Да, именно так они и работали. И ни то, что в первые дни строительства пришлось жить в степи, в палатках, месить на дорогах непролазную грязь, ни то, что из-за трудностей транспорта техника порой запаздывала и приходилось волей-неволей браться за кирки, лопаты, ручные вагонетки, за методы и способы, которые советскими тоннельщиками давно забыты, — ничто не приостанавливало и даже не тормозило их работу. Когда же стройка прочно встала на ноги и оснастилась первоклассной техникой, дела пошли отлично. При труднейших, неустойчивых грунтах Сергеев и его сменщик Уваров проходили по метру, потом по сто десять и, наконец, по сто двадцать сантиметров тоннеля за смену.
Смена Смородина отставала. Начальник шахты вызвал к себе Павла Михайловича и предложил ему стать тоннельным мастером смены, где работал Смородин. У московских метростроевцев закон: от сложных поручений не отказываться! И хотя молодая бригада Сергеева теперь работала, по выражению инженера Рябова, «как оркестр», и бригадирство было ему больше по душе, хотя даже и заработок его, как передового бригадира, значительно превышал зарплату тоннельного мастера, — несмотря на все это, Павел Михайлович принял предложение.
Он принялся за дело с горячностью, с упрямством, какими славился еще на Метрострое. Целые дни он проводил на шахте. В уютном домике нового поселка с поэтическим названием «Восход» жене его по многу раз, до самой ночи, приходилось разогревать ему ужин. Павел Михайлович изучал людей, беседовал с бригадирами, прямо говорил, в чем недостатки каждого. Не удовлетворяясь объяснениями, указаниями, он сам иной раз брался за то или другое дело. Люди с невольным почтением следили, как ловко спорится у него в руках каждое дело. И в разговоре с новичками этой необыкновенной шахты часто звучали слова, с юности полюбившиеся тоннельному мастеру: «Партия прикажет — к центру земли пройдем!»
Он умел хорошо говорить. Но, захватив людей горячим словом, он тут же деловито указывал на то, что в их работе слабо или плохо.
И вот отстававшие бригады стали выправляться. Вскоре та из них, что еще недавно плелась в хвосте, дала рекордную выработку для всего Донтоннельстроя.
— Теперь самые трудные грунты мы прошли. Теперь темпы, темпы! — шутил Павел Михайлович, подбадривая людей.
…Странное чувство овладело мной, когда я вместе с Павлом Михайловичем Сергеевым спустился в шахту. Мы долго шли по облицованным коридорам, и он, гордясь своими учениками, не без самодовольства рассказывал о них, все показывал и пояснял.
