Юрий Рытхэу - Магические числа

— Нет, — помотал головой Кагот. — Если бы их не было, моя жена осталась бы жива. Других причин ее смерти, кроме действия Внешних сил, не было.

— Она ничем не болела? — спросил Першин.

— Болела, — ответил Кагот. — И очень сильно. Эту болезнь привезли маленькие существа — рэккэны. Они задержались у нас, и много людей умерло. И моя Вааль тоже заболела…

— Ну вот видите! — воскликнул Першин. — Она умерла от болезни! При чем тут эти самые силы?

Кагот с укоризной посмотрел на собеседника.

— Но ведь рэккэнов кто-то послал? Не сами же они нашли путь в наше селение! Болезни не живут среди людей, иначе бы весь человеческий род давным-давно вымер.

— Извините, товарищ Кагот, — откашлявшись, произнес Першин, — неужели все это вы говорите всерьез? Я в эту чепуху не верю.

— Вы можете не верить, — заметил Кагот, — это ваше право. Но я верю… И мои соплеменники верят.

Першин не знал, что делать дальше. Как жаль, что рядом нет Николая Терехина, уж он-то что-нибудь посоветовал бы. Подобно многим революционерам-практикам, механик Николай Терехин был человеком широких и глубоких знаний. «Мы время в тюрьме не теряли, — объяснил он Першину источник своих познаний. — Тюрьмы и ссылки были нашими университетами…»

— Я тут подо льдом на берегу видел много дерева, — перевел разговор Першин.

— Да! — живо отозвался обрадованный переменой темы Кагот. — Дерева здесь намного больше, чем на нашем берегу, в Инакуле.

— Попадаются даже хорошие доски, — продолжал Першин. — Может быть, нам испробовать сколотить столы для обучения грамоте?

— Можно не только столы сделать, — ответил Кагот, — можно даже деревянную ярангу соорудить, только нужны гвозди да инструмент.

— Инструмент и гвозди можно попросить у норвежцев, — Сказал Першин.

На следующий день Першин наведался на корабль и получил от запасливого Сундбека не только бочонок разнообразных гвоздей, ножовку, лучковую пилу, рубанки, но даже каким-то образом оказавшуюся на «Мод» грифельную доску с запасом мелков. Это было настоящее богатство.

Першин поставил грифельную доску на самое светлое место в чоттагине, под дымовое отверстие, у костра. Как раз там проходит срединный столб, держащий весь конус жилища. Полюбовавшись издали на доску, Першин достал мелок и написал: «Совет, Ленин, Петроград».

Кагот еще на рассвете ушел в море, и в яранге оставались лишь Каляна и Айнана. Обе с нескрываемым интересом следили за действиями тангитана.

Першин громко произносил слова, отчетливо деля их на слоги:

— Со-вет… Ле-нин… Пе-тро-град…

Сначала Каляна смотрела на него непонимающим взглядом, пока не догадалась, что Першин приглашает ее вместе сказать эти слова.

Этот молодой тангитан со светлыми волосами так старался, что Каляна пожалела его отзывчивым женским сердцем и вполголоса замурлыкала за ним:

— Со-вет, Ле-нин, Пе-тро-град…

— Вот хорошо! — радостно закричал Першин. — Отлично!

Слово «хорошо» Першин произносил часто, особенно когда Каляне удавалось ему угодить или сделать что-то такое, чего хотел тангитан, поэтому она довольно скоро сообразила, что это слово означает одобрение.

В свою очередь Першин не ожидал, что ему так необычно удастся начать занятия. Уяснив, что Каляна догадалась, что такое «хорошо», Першин написал на доске: «Нымэлкин — хорошо!» Два слова — одно чукотское, а другое русское — с одинаковым значением. Однако здесь его усилия оказались тщетными, и Каляна так и не сообразила, какое написание означает чукотское слово, а какое русское.

Но все же Першин радовался, как ребенок. Он боялся, что, плохо еще зная чукотский язык, без букварей, учебников и методик не справится с обучением местных жителей русской грамоте. Но сейчас, когда он увидел, что здешний народ, даже женщины, весьма способен и любознателен, его сомнения рассеялись. При этом Першин как бы впервые увидел Каляну, разглядел, что она совсем еще молодая женщина, по-своему привлекательная, с приятным округлым лицом, с доброй улыбкой. Он мысленно упрекнул себя за то, что по первому впечатлению отнес Каляну к тем забитым, молчаливым и рано состарившимся существам, которых он встречал в стойбищах, становищах и селениях на длинном пути вдоль берега Ледовитого океана. Каляна сразу же заметила это новое во взгляде молодого человека и смутилась.

Сам Першин тоже неожиданно смутился и вышел из яранги Он медленно побрел к берегу, к торчащим из-под снега и льда бревнам и обломкам досок. Стояли тихие и морозные дни. Першин уже стал привыкать к этой почти что внеземной, подавляющей красоте. Особенно поражало небо, удивительные и ярчайшие краски долгой зари, которая в течение всего дня перемещалась по горизонту, словно оплавляя морские льды, Дальние горы, простирающиеся в тундре снега.

Еще недавно Першин и предположить не мог, что когда-нибудь окажется на краю России, в крошечном становище, среди людей, которых иные даже вполне добросовестные ученые и путешественники считали дикарями, то есть ставили их где-то между животными и собственно людьми. Тем более он не думал, что именно революционная деятельность забросит его сюда, на стык двух великих материков, под сказочные сполохи полярного сияния. Но самыми удивительными оказались здесь люди! Их никак невозможно было назвать дикарями хотя бы потому, что они многое знали, прекрасно разбирались в природных явлениях, были на редкость сообразительны. И вот еще феномен — Кагот! За его заурядной внешностью чувствовался далеко не простой ум. Хотя он и называл себя шаманом, но был совсем не таким, каким представлял себе шамана Першин — увешанного побрякушками, полусумасшедшего, хитрого и алчного вымогателя, пользующегося невежеством и темнотой своих соплеменников. Как к нему отнестись? С одной стороны, трудно себе представить, чтобы большевик, человек, исповедующий материализм, убежденный атеист, мог сотрудничать с представителем самой дикой религии, а с другой — именно Кагот был тем человеком, который мог оказать прибывшим сюда существенную помощь, потому что был любознателен и умен. Но эти его рассказы о маленьких человечках! И это ведь только часть его искаженных представлений об окружающем мире…

Повернув к становищу, Першин услышал детские голоса. С небольшого холмика у крайней яранги сын и дочь Амоса, Эрмэн и Илкэй, катались на санках, сделанных из двух половинок расщепленных моржовых бивней, к которым тонкими нерпичьими ремешками были прикреплены деревянные реечки. Чистые, звонкие голоса детей отчетливо звучали в морозном воздухе.

Детишки издали увидели Першина и замолкли. Не отрываясь следили они за тем, как приближался тангитан, но не убегали. Першин подошел к ним и сказал:

— Здравствуйте, ребятишки.

Дети не ответили. Они смотрели на него, как маленькие волчата: настороженно, отчужденно, готовые в любую минуту пуститься наутек.

— Какомэй! — произнес первое пришедшее на ум чукотское слово Першин.

Дети улыбнулись.

— Чай варкын, — продолжал Першин. — Нымэлкин! Минкри варкын наргын? Уинэ таак, уинэ акимыл. Копалъхен варкын. Амын еттык![15]

По мере того как Першин «разговаривал» на чукотском языке, глаза ребятишек теплели, а улыбки сменились искренним, веселым смехом.

— Коро! Коро![16]

Вдруг мальчик показал на море и крикнул:

— Кыгитэ! Ивинильыт![17]

Першину пришлось долго вглядываться, чтобы заметить в сливающихся с сумерками торосах двух охотников.

Ребятишки схватили санки и побежали к ярангам.

Першин побрел сзади, радуясь маленькой победе: ему казалось, что он установил вполне дружеские отношения со своими будущими учениками.

Першин с Олонкиным помогали Сундбеку мастерить стол и табуретку. Норвежец оказался настоящим умельцем: обе вещи получились красивые и добротные.

— Приближается Новый год, — сказал он. — Существует ли у русских обычай устраивать для детей елку?

— У русских-то он существует, — ответил Першин, — но вот не уверен, есть ли он у чукчей. Мне пока неизвестен их годовой календарь.

— Рано или поздно им придется знакомиться с общепринятой системой летосчисления, — сказал Сундбек. — Поэтому хорошо бы им устроить елку.

— А кто будет Дедом Морозом? — улыбнулся Першин.

— Дед найдется, а вот с елкой придется повозиться, — задумчиво произнес Сундбек.

Мысль о новогодней елке для детей становища очень понравилась Амундсену.

Притащив стол и стул и поставив их в чоттагине возле меховой занавеси своего полога, Першин сообщил Каляне:

— Скоро придет Новый год…

— Откуда? — спросила Каляна.

— Ниоткуда. Он придет просто так. Наступит, как наступают весна, осень, зима, лето… Разве вы не различаете приход нового года, нового времени?