С 25-го числа ветер стал переходить к востоку; потом дули переменные тихие ветры с продолжительными шквалами; 9 марта мы получили северо-восточный пассат. В этот промежуток времени мы два раза пересекли экватор, в последний раз 4 марта, в западной долготе 110°51. До 22 марта, широты 16°13'N и долготы 142° 28, мы имели ровный северо-восточный пассат, но с этого пункта он заменился переменными тихими ветрами, дувшими преимущественно из восточной половины компаса. 2 апреля 1849 года транспорт «Байкал» бросил якорь в гавани Гонолулу 61 на острове Оагу, после 55-суточного плавания от Вальпарайзо.
На Сандвичевых островах мы встретились с бывшим тогда здесь кораблем Российско-Американской компании под командою капитан-лейтенанта А. О. Рудакова.
Команда наша веселилась и отдыхала вместе со своими соотечественниками, которых она не видала со времени выхода из Кронштадта. Здесь я с офицерами и командиром корабля Российско-Американской компании Рудаковым представлялся королю Сандвичевых островов Камеамеа 62. Его величеством мы были приняты весьма парадно и благосклонно, в знак особого уважения, какое он питал к России. Простояв в Гонолулу до 10 апреля, пополнив провизию и набрав воды, мы пошли в Петропавловск.
До широты 31°32'N транспорт шел при умеренных и тихих северовосточных ветрах, но с этой широты, с 21 апреля, ветер перешёл сначала к юго-востоку, а потом менялся беспрестанно в направлении и силе, нагоняя при этом шквалы и пасмурность; с такими обстоятельствами мы шли до самого Петропавловска. 11 мая, в виду Авачинской губы, выпал большой снег и нашёл жестокий шквал с гор, но вскоре сделался ровный попутный. ветер, с которым 12 мая 1849 года мы вошли в Авачинскую губу и в 2 часа пополудни, после 32-суточного плавания от Гонолулу и через 8 месяцев 23 дня по выходе из Кронштадта {*}, бросили якорь в Петропавловской гавани, против порта. За весь переход из Кронштадта мы простояли на якоре всего 33 дня; больных на транспорте из 42 человек экипажа не было ни одного.
{* Предшественники мои, отправлявшиеся из Кронштадта с той же целью (отвезти груз), с которою был послан и транспорт «Байкал», совершили плавание из Кронштадта в Петропавловск: а) транспорт «Америка» в 600 тонн, имевший более 10 узлов хода, пришел в Петропавловск через 10 месяцев 25 дней (капитан Шани); б) транспорт «Або», такой же вместимости и скорости хода, в 12 месяцев 15 дней (капитан Юнкер) и в) транспорт «Иртыш», в 450 тонн, совершил плавание из Кронштадта до Петропавловска в 14 месяцев (капитан Вонлярлярский). По приходе в Камчатку состояло больных:
На транспорте «Америка» из 53 человек 10 человек
" " «Або» " 73 " 22 человека
" " «Иртыш» " 50 " 8 человек
Из всех военных судов, отправлявшихся из Кронштадта в Петропавловск, всех скорее совершил это плавание шлюп «Камчатка» (капитан В. М. Головкин), именно в 8 месяцев 8 дней — 15 днями скорее «Байкала», но шлюп этот в 900 тонн имел ход более 11 узлов, а «Байкал» не ходил более 8,5 и был всего в 250 тонн.}
Донося из Петропавловска князю Меньшикову о своем прибытии, я писал: "При содействии неутомимых моих помощников мне удалось совершить это плавание благополучно и прибыть в Петропавловск с бодрой и здоровой командой, не имея никаких повреждений в корпусе судна, а равно и никакой порчи в грузе. Этим оправдалась надежда моя — быть в Петропавловске в начале мая 1849 года. Таким образом, я надеюсь, без особых расходов для казны, исполнить возложенное на меня Вами поручение. Надеюсь приступить к нему с июня месяца, начав опись с северо-восточного берега Сахалина и продолжая её далее до Тугурской губы". Вместе с этим донесением начальник Камчатки, капитан 1-го ранга Ростислав Григорьевич Машин, донося в свою очередь князю А. С. Меньшикову о приходе в Петропавловск транспорта «Байкал» в совершенной исправности, с бодрой и здоровой командой, в заключение писал, что никогда еще не доставлялось в Камчатку такого хорошего качества и прочности материалов и запасов, а равно и в такой полноте, без всякой порчи их, какие доставлены ныне на транспорте «Байкал», и что вследствие этого наши сибирские порты обеспечены по крайней мере на четыре года.
Между тем, пользуясь отходом почты в Европу во время пребывания моего в Рио-де-Жанейро, я писал оттуда, 26 ноября 1848 года, Н. Н. Муравьёву, что, судя по раннему приходу моему в Рио-де-Жанейро, я надеюсь в мае быть в Петропавловске и, по сдаче груза в этом порту, я решился, во всяком случае, получу или не получу высочайшее повеление, отправиться прямо к описи восточного берега Сахалина и Амурского лимана; "о чем, — писал я, — долгом моим считаю предварить Вас, в надежде, что Вы не оставите меня своим содействием: ибо, если я не получу на произведение этой описи высочайшего соизволения, то подвергаюсь по закону тяжкой ответственности".
В Петропавловске я получил от Н. Н. Муравьёва секретное письмо, доставленное туда с курьером, и копию с распоряжением Р. Г. Машину: принять все меры к скорейшему выходу транспорта из Петропавловска. Вместе с тем я получил и копию с инструкции, представленной Муравьевым, через князя Меньшикова, на утверждение Николаю I.
В письме своём Н. Н. Муравьёв благодарил меня за все принятые мной меры, особую решительность и самоотвержение к достижению важной и полезной для России цели, объясняя, что он ходатайствует, чтобы представленная им инструкция, копия с которой мне посылается, была утверждена Николаем I, на что он и надеется. Н. Н. Муравьёв в этом письме уведомлял меня, что он нынешним летом посетит Петропавловский порт и на обратном пути, в исходе июля, думает встретиться со мною в Амурском лимане.
В инструкции, представленной Н. Н. Муравьёвым через князя Меньшикова на утверждение императору, мне предписывалось:
1) Из Петропавловска следовать к северной части Сахалина, тщательно осмотреть, не имеется ли в этой части полуострова 63 закрытой для мореходных судов гавани или, по крайней мере, рейда.
2) Определить с севера подход и вход в лиман Амура, состояние Амурского лимана и нет ли в окрестностях мыса Головачёва или Ромберга места, где можно было бы защитить лиман с севера.
3) Обследовать устье Амура и далее самую реку, где она течет в определённых своих берегах, и тем определить состояние входа в реку из лимана и самой реки; кроме того узнать, нет ли при её устье в лиман или близ него, в самой реке, места, где бы можно было защитить вход в неё.
4) Описать берега реки Амура и её лимана близ устья в географическом и статистическом отношении.
5) Определить состояние южной части лимана: справедливо ли убеждение, что Сахалин полуостров; если это убеждение ошибочно, то исследовать пролив, отделяющий Сахалин от материка, а также исследовать, нет ли тут места, удобного для защиты входа в лиман с юга.
6) Обследовать юго-западный берег Охотского моря и Константиновского залива и привести эти места в ясность и определенность (то-есть просто положить их на карту), необходимую для безопасного плавания судов в Охотском море.
7) Упомянутые исследования в Амурском лимане производить на гребных судах, транспорт же должен оставаться на якоре близ мыса Головачёва; как на транспорте, так и на гребных судах не должно быть поднимаемо ни военного, ни коммерческого русского флага.
8) О результатах этих исследований при первом случае сколько возможно поспешить донести секретно начальнику Главного морского штаба князю Меньшикову (для передачи императору) и генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву, ибо это данное вам поручение и следствия оного должны оставаться без огласки,
9) Стараться быть в Охотске около 15 сентября и оттуда, по сдаче транспорта, через Сибирь возвратиться со всеми офицерами в Петербург.
Не получив таким образом в Петропавловске прямого повеления итти для описи берегов, считавшихся китайскими, а получив только лишь копию с инструкции на эту опись, которая могла быть и не утверждена 64, я, дабы не терять времени и сознавая вcю важность исследований, решился итти из Петропавловска прямо к Сахалину и в Амурский лиман; поэтому, имея в виду необходимость в скорейшем приготовлении для предстоящего трудного плавания транспорта, я счел своим долгом предварить офицеров, доказавших уже на деле свою благородную ревность и усердие к службе. Призвав их к себе в каюту, я объяснил им сущность амурского вопроса, важность для России справедливого его разрешения и объявил, что из Петропавловска мы должны как можно скорее следовать к Сахалину и в Амурский лиман, чтобы достигнуть упомянутой цели, и что я вполне уверен, что каждый из них готов переносить все опасности и трудности, которые неминуемо должны встретиться при достижении этой цели. "Господа, — сказал я им, — на нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед отечеством. Ныне же я прошу вас энергично содействовать мне к скорейшему выходу отсюда транспорта. Все, что я вам объявляю, должно оставаться между нами и не должно быть оглашаемо". При участии почтенного начальника Камчатки и командира Петропавловского порта Ростислава Григорьевича Машина и при неутомимой деятельности офицеров приготовление транспорта к походу шло быстро. Через две недели мы были уже готовы и ожидали только лишь байдарку с Алеутских островов, за которой Р. Г. Машиным был послан бот «Камчадал». Между тем транспорт «Иртыш», зимовавший в Петропавловске, взял груз с «Байкала», назначенный в Охотск, и 28 мая отправился по назначению. С ним я в тот же день послал письмо Н. Н. Муравьёву, в котором извещал его о своём решении итти из Петропавловска к Сахалину и в Амурский лиман, а также о том, что около исхода июня я надеюсь быть в северной части лимана. 29 мая на боте «Камчадал» нам была доставлена байдарка, и утром, 30 мая, при тихом ветре с берега, транспорт вышел из Авачинской губы и направился к восточному берегу Сахалина.
