Не складывалось у нее с новым директором. Внешне все выглядело нормально, но чуяла Стелла Георгиевна: на прицеле держит ее Фиртич. Как Фиртич придирался к ней, когда пришел в Универмаг! Уволить хотел, да зацепки не было: Рудина работать умела. А найти подходящего человека на ее должность непросто.
«Черт бы его взял! — подумала Рудина. — Так спокойно было со старым директором. Знали, чем угодить. И угождали. Кто как мог... Верно говорят: бойтесь перемен, перемены всегда к худшему!»
Рудина помнила, как это начиналось. Поведение нового директора озадачило многих. Фиртич вызвал ее в кабинет и заявил, что вся практика, введенная старым директором, должна уйти вместе с ним. Потом издал приказ об увольнении деляги Спиридонова, заведующего отделом хозтоваров. И еще трех отпетых жуликов. Дело передал в суд. Стелла Георгиевна Рудина почуяла в воздухе грозу.
В торговом деле потерять покровительство директора все равно что выйти в ливень без зонта и надеяться остаться сухим. Рудина перерубила все канаты, разорвала компрометирующие отношения. Нагнала страху на верных своих помощниц из секции женской обуви. Те разбежались по другим магазинам. Хотела и сама уйти, но, поразмыслив, передумала. Все еще может пойти по-старому. И первые два года не уходила даже в отпуск. Набрала новых девушек, перевела из мужской секции опытных продавцов, в том числе и Дорфмана. И затихла. С тех пор прошло без малого пять лет... Она пыталась пустить в ход и свое женское обаяние. Иногда ей мерещилась даже надежда.
Звонок телефона вновь нарушил стоялую тишину квартиры. Рудина подняла трубку.
- Я пришел, — произнес уже знакомый голос водопроводчика. — Загораю у вашего дома. Могу подняться.
- Леон! Я только проснулась. И у меня свои планы. — Рудина не скрывала раздражения. — Ваша услуга как снег на голову.
- Человек уже пришел. Смеситель принес. Перламутровый. Такой не залежится. Всей работы на пару минут. Чего тянуть?
«Действительно, чего тянуть?» — подумала Рудина и согласилась.
- Ладно. Поднимайтесь. Только через полчаса.
Она пересела к зеркалу. Утреннее солнышко играло на латунных и стеклянных крышках многочисленных флаконов и баночек. Лосьоны, кремы, мази... Сколько лет не знало воды ее лицо! Состав, изобретенный косметичкой Валей, постоянной клиенткой Универмага, придавал коже бархатистость.
Рудина преображалась на глазах. Опадала сонная припухлость под глазами, вялый лоб натягивался, распрямлялись морщины. Только с шеей не справиться. Никакие втирания не помогали. И подбородок тяжелел. Поэтому — привычка откидывать голову назад, она придавала ей высокомерный вид...
Руки гладили и шлепали лицо, а мысли возвращались к Фиртичу. Или, как она определила для себя, «загадке Ка-Пе-Эф»...
Почему Фиртич простил главного администратора? А может быть, это не навет, может быть, Каланча что- то пронюхал и выдал по пьянке? Ватный тампон замер в тонких пальцах Рудиной,застигнутой неожиданной догадкой. Зачем же с ней Фиртич играл в благородство? Если он решил избавиться от нее, тогда понятно: не желает дать козырь против себя. Именно так! Все становилось на свои места... Нет, не на ту напали, Константин Петрович...
Тренькнул дверной звонок. Рудина чертыхнулась. Господи, принесло же этого услужливого болвана с дурацким смесителем! И прошло-то минут пятнадцать. Сорвала со спинки стула брючный костюм. Вышла из комнаты.
- Послушай! — крикнула она в дверь. — Ты очень торопишься!
За дверью что-то невнятно проговорили...
Рудина влезла в брюки, натянула шерстяной свитер. Откинула с лица рыжие волосы, провела по ним щеткой. Что-то поправила в уголках губ, глядя в настенное зеркало... Сняла цепочку, повернула ручку замка, поддала коленом дверь.
На скупо освещенной площадке стоял улыбающийся водопроводчик Леон. За ним высился худой старик со шляпой в руках. Его энергичное лицо излучало светскую учтивость.
- Я не один. — Леон повел головой. — Я с приятелем.
Старик шагнул в сторону и вежливо поклонился.
К тому времени как Платон Иванович Сорокин явился с визитом к заведующей обувным отделом, директор Универмага Константин Петрович Фиртич успел закончить малую диспетчерскую по складам и вспомогательным помещениям, проанализировал работу филиалов за вчерашний день, подписал несколько приказов по отделу кадров и теперь стоял у окна в ожидании главного бухгалтера.
В провале двора он видел, как зеленый, похожий на гусеницу трейлер, неуклюже маневрируя, подбирался к транспортеру. Несколько электрокаров сновало по двору, разгружая грузовики. Тесновато во дворе. Бывали дни, когда «Олимп» принимал и отправлял до двухсот большегрузных машин...
Фиртич через плечо бросил взгляд на Индурского. Коммерческий директор сидел, сложив руки на животе. Словно упаковал себя в черную кожу старого кресла.
- Сколько стоят эти фотоаппараты?
- Продавали за четыреста тридцать. Но другой артикул.
- В чем же разница? — помедлив, спросил Фиртич.
- В отделе разницу не видят, а люди там опытные. Возможно, оптика иначе просветлена.
Фиртич вернулся к столу, наклонился к селектору и попросил секретаря связать его с Ленинградским оптико-механическим объединением. Затем достал из холодильника бутылку с соком, картонный стаканчик, жестом предложил Индурскому. Тот отказался.
- Вчера я чуть с крыши не упал, — меланхолично объявил Индурский. — Полез снег сбрасывать на даче. И свалился. Хорошо, зацепился за выступ... Ору, думал, вот-вот сорвусь. А они хохочут.
- Кто?
- Племянник с женой. И сосед из-за забора выглядывает.
Фиртич еще раз взглянул на озадаченное лицо коммерческого директора и засмеялся. Индурский обидчиво вытянул толстые губы.
- Извините. — Фиртич пытался сдержать смех. — В торговле падать с крыши неблагоразумно. С санаториями трудно.
- А что легко в торговле? Такой доход приносим,а все пасынки.
- Не прибедняйтесь, Николай Филимонович. Любую путевку вам на блюдечке принесут, захотите только.
Индурский развел руками и качнул вперед рыхлое тело. Круглые птичьи глаза в гневе сошлись на переносице.
- А я желаю по-честному! Мне надоел блат. Так нет, сами толкают... Был я в санатории одной электронной фирмы. Только что унитазы теплой водой не промывают.
- Группа «А» и группа «Б». Основа! Знакомы с экономикой? То-то... А мы с вами... вроде буквы «Г».
Дверь приоткрылась, и показалась голова секретаря.
- Звонят из исполкома.
- Меня нет! — резко ответил Фиртич.
- А кто? — спросил Индурский.
- Не назвался.Тогда и меня нет. Те любят называться.
Секретарь захлопнула дверь.
- Черт бы взял эти ондатровые шапки, весь день будут звонить. — Индурский вновь сложил руки на животе. — Когда наметите продавать дубленки, предупредите. Я отпуск возьму. За свой счет.
Фиртич улыбнулся, допил сок, смял стаканчик и положил в бронзовую пепельницу. Скольких директоров перевидала старинная пепельница! Она была такой же достопримечательностью кабинета, как и тусклые, точно ослепшие от времени, настенные зеркала, в которых сейчас мутно отразилась громоздкая фигура главного бухгалтера.
Фиртич обернулся к двери, но не успел поздороваться — его отвлек частый телефонный звонок междугородной связи. Он поднял трубку и заговорил, вольно присев на подлокотник дивана. Лисовский опустился в кресло напротив коммерческого директора.
- Прибыла партия фотоаппаратов из Ленинграда, а сопроводительного счета нет, — пояснил Индурский, кивая в сторону директора. — И артикул незнакомый, привязаться не к чему. А новый счет неделю будет ползти, не меньше.
Лисовский насупленно молчал. Индурский заерзал, он недолюбливал главбуха, который нередко остужал энергию коммерческого, удерживая от авантюр.
- Значит, так, — Фиртич оставил трубку. — Цена аппарата четыреста семьдесят рублей. Счет они дошлют.
Он придвинул бумаги и наложил резолюцию, разрешающую продавать аппараты. Тем самым Фиртич брал на себя всю ответственность. Случись сейчас ревизия, ему несдобровать; товар, принятый без счета, продавать нельзя... А главный бухгалтер, тот же ревизор, сидит, точно ничего не слышит.
- Безобразие, — вздохнул Индурский. — Почему непременно мы должны нарушать закон...
- Бросьте, Индурский, — язвительно перебил Фиртич. — Вам ли сокрушаться о таких пустяках?
- Да, — тихо молвил Индурский. — Верно. Я каждый раз прыгаю через себя. И все к этому привыкли. Но никто не спросит при этом, как я себя чувствую. — Он спрятал бумагу с резолюцией в карман.
Фиртич переждал, когда коммерческий оставит кабинет.
- Я обещал ресторану «Созвездие» триста метров голубой шерсти. Приходил Антонян, жаловался, что вы не подписываете требование.
Лисовский молчал, погруженный в свои мысли. Наконец склонил голову на плечо и произнес:
