– Вы культурное наследие царизма. Мы вас используем.
– Ну, не используете.
– Всосем.
– Нет, не всосете.
Что снится рыбе.
Осторожный и непонятный юридический язык.
Печальный влюбленный.
– «Собирайте кости своих друзей – это утиль».
Отправляясь в гости, собирайте кости.
Упражняйте свою волю. Не садитесь в первый вагон трамвая. Ждите второго.
А второй всегда идет только до центра.
Кара-курт. Все выбежали из учреждения. И в опустевшем доме жил паук. Поймали его только на 2-ой день.
Вчера во мне проснулся частник. Мне захотелось торговать.
Газеты, опоздавшие в пути.
Мать и дочь необыкновенно похожи друг на друга. Допустим ли такой параллелизм в работе?
Журнал «За рулетку».
Страдания глухого после внедрения звукового кино.
Костюм из шерсти дружественных ему баранов.
Эй, Матвей, не жалей лаптей.
Медали лежали грудами, как бисквиты на детском празднике.
Бисквитное сиденье рояльной табуретки.
Резонансное дерево. Скрипка цвета копченой воблы.
Дирекция просит публику не нарушать художественной цельности спектакля аплодисментами во время хода действия.
Потребовались песни, стихи, романы, обряды, жилища и новое уменье хорошо держать себя в обществе.
Из-за головотяпства не выпустили календарей, и люди забыли, какое число. Продолжалось это месяц.
Торжество в восточном вкусе.
Июньский-Июльский.
Ледовитов.
Папахин.
Закусий-Камчатский.
Нерасторгуев.
Парижанский-Пружанский.
Младокошкин.
Командировочных.
Ослабленный страхом инженер. Личные его отношения с громкоголосым делопроизводителем.
Клубышев.
Кастраки. Плохачев.
Путаясь в соплях, вошел мальчик.
Каучуконосов.
Есть звезды, незаслуженно известные, вроде Большой Медведицы.
Поправки и отмежевки.
* * * *
Мы летим в пушечном ядре. Ничего общего со звездами, с холодом сфер.
Выигрыш в 50.000 р. пал на гражданина нашего города Ивана Самойловича Федоренко (Виноградная, 17, кв. 5). Выигравший пожелал остаться неизвестным.
Хотели выменять граммофон без трубы в деревне, но мужики не взяли. Им нужен был с трубой, с идиотским железным тюльпаном.
За что же меня лишать всего! Ведь я в детстве хотел быть вагоновожатым! Ах, зачем я пошел по линии частного капитала!
Два-три человека могут изменить тихий город. Дать ему новые песни, шутки, обычаи.
«Я умру на пороге счастья, как раз за день до того, когда будут раздавать конфеты».
Главная аорта города.
«Стальные ли ребра?» «Двенадцать ли стульев?» «Растратчики ли?»
[Средиземский.]
Собака так предана, что просто не веришь в то, что человек заслуживает такой любви.
Межрабпомфильм.
Система работы «под ручку». Работник приезжает на службу в 10 часов, а доходит до своего кабинета только в 4.
В огромной статье (800 строк) человек беспрерывно утверждал: «Товарищ такой-то отличается главным образом лаконичностью своего письма».
Всегда есть такой человек, который изо всех сил хочет высказаться последним.
Почему он на ней женился, не понимаю. Она так некрасива, что на улице оборачиваются.
Вот и он обернулся. Думает, что за черт! Подошел ближе, ан уже было поздно.
Ему важно только найти формулу, чтоб удобней было жить, лучше себя чувствовать. Ваша комната больше моей, но кажется меньше.
В защиту пешехода. Пешеходов надо любить. Журнал «Пешеход».
Переезжали два учреждения – одно на место другого. Одно выбралось со всеми вещами, а другое отказалось выехать. И оба уже не могли работать.
Крылечки. Видно, что люди собрались долго и тихо жить. Полковничий городок.
Побасенков.
Чтец-декларатор.
Романс:
«Это было в комиссий
По чистке служащих».
«Иоанн Грозный отмежевывается от своего сына» (Третьяковка).
Оказался сыном святого.
Еще ни один пешеход не задавил автомобиля, тем не менее недовольны почему-то автомобилисты.
Неваляшки, прыгалки, куклы-моргалки. Зайцы с писком.
Свежий пароходный ветер. Пароходная комната.
Вы, владеющий тайной стиха!
Смешную фразу надо лелеять, холить, ласково поглаживая по подлежащему.
Нашествие старых анекдотов.
Стойкое облысение.
Клуб «Домосед».
«Пешеходы что делают! Так под машинами и сигают».
Хвост, как сабля, выгнутый и твердый.
Появился новый страшный враг – луговой мотылек.
Пер-Лашезов.
«Для моего сердца».
НАМИ, ЦАГИ.
* * * *
«Как бурлит жизнь? Почему не описывается, как бурлит жизнь?»
Советский чтец-декламатор.
Орда взбунтовавшихся чиновников.
* * * *
Левиафьян
«Она полна противоречий» (романс).
Обрывает воздушные шары. «Любит – не любит».
Странный русский язык на проекте Корбюзье. «Президюм». «Выход свиты». «Зала на 200 человеков»
Велосипедно-атлетическое общество.
По линии наименьшего сопротивления все обстоит благополучно.
В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет.
Я странствую по этой лестнице, я скитаюсь по ней.
Торжественное обещание. Я сын трудового народа, клянусь и обещаю… и самой жизни своей…
Утреннюю зарядку я уже отобразил в художественной литературе.
В годовщину свадьбы буду выставлять на балконе огненные цифры.
– Я, товарищи, рабочий от станка…
– И тут не фабриканты сидят.
Если бы Эдисон вел бы такие разговоры, не видать бы миру ни граммофона, ни телефона.
«Требуется здоровый молодой человек, умеющий ездить на велосипеде. Плата по соглашению». Как хорошо быть молодым, здоровым уметь ездить на велосипеде и получать плату по соглашению!
Входит, уходит, смеется, застреливается.
Два брата-ренегата. Рене Гад и Андре Гад.
Был у меня знакомый, далеко не лорд. Есть у меня знакомая дама, не Вера Засулич. Художник, не Рубенс.
– Вы марксист?
– Нет.
– Кто же вы такой?
– Я эклектик.
Стали писать – «эклектик». Остановили. «Не отрезывайте человеку путей к отступлению».
Приступили снова.
– А по-вашему, эклектизм – это хорошо?
– Да уж что хорошего.
Записали: «Эклектик, но к эклектизму относится отрицательно».
Счастливец, бредущий по краю планеты в погоне за счастьем, которого солнечная система не может предложить. Безумец, беспрерывно лопочущий и размахивающий руками.
Ваше твердое маленькое сердце. Плоское и твердое как галечный камень.
Ария Хозе из оперы Бизе.
Чудесное превращение двух служащих в капитана и матроса. Буйный ветер нас гонит и мучит. Есть, капитан.
«Молю о скромности и тайне» (романс).
В первые минуты бываешь ошеломлен бездарностью и фальшью всего – и актеров и текста. И так на самом лучшем спектакле.
Я, как ворон, по свету носился,
Для тебя лишь добычу искал,
Надсмеялся над бедной девчонкой,
Надсмеялся, потом разлюбил.
Сквозь замерзшие, обросшие снегом плюшевые окна трамвая. Серый, адский свет. Загробная жизнь.
Это был не кто иной, как сам господин Есипом. Господин Есипом был старик крутого нрава. Завещание господина Есипома. Господин Есипом не любил холостяков, вдов, женатых, невест, женихов, детей – он не любил ничего на свете. Таков был господин Есипом.
Отрез серо-шинельного сукна. Теперь я сплю под ним, как фельдмаршал.
Когда в области темно-синего кавалерийского и светло-синего авиационного сукон обнаружатся новые веяния, прошу меня известить.
Мне обещали, что я буду летать, но я все время ездил в трамвае.
