Да, согласилась Аня, главное — это психика, но тут же добавила: для того, чтобы психика каждого человека была настроена по-военному, нужен фронт, нужны бомбы, которые падают людям на голову, нужны раненые и убитые.
— Допустим, — сказал Иона Овсеич. — А как же тогда объяснить Кузбасс, когда жили в палатках и хорошо, если раз в неделю имели горячий харч. А Беломорско-Балтий-ский канал, а Магнитогорск, когда на двадцатиградусном морозе стояли до пояса в ледяной воде!
Аня честно призналась, что не в силах ответить: здесь нужно высшее образование, а она средний медперсонал, — но можно думать, на строительстве Кузбасса, Беломорско-Балтийского канала и Магнитогорска люди чувствовали себя, как на фронте.
— О, — Иона Овсеич поднял палец вверх, — стало быть, не обязательно должны падать на голову бомбы, не обязательно должны быть раненые и убитые, а люди все равно будут показывать чудеса стойкости и героизма.
Аня развела руками: так в чем же тогда дело и почему не всегда одинаково удачно получается?
— Почему! — Иона Овсеич заложил большой палец под борт тужурки и зашагал по комнате. — А ты внимательно продумай, какую полемику и пропаганду ведешь здесь целый вечер, и сама объясни, почему.
Аня ответила, никакой полемики и никакой пропаганды она здесь не ведет, тем более, что еще с детских лет у нее есть одна особенность: внутри она чувствует, а объяснить на словах не может.
— Ничего, — успокоил Иона Овсеич, — в данном случае ты хорошо высказалась. У человека без практики так не получится.
Аня пожала плечами: какая практика, откуда практика, если на работе не успеваешь голову поднять, а дома Иосиф до полночи стучит молотком.
Иона Овсеич улыбнулся: у нас в Одессе даже маленькие дети знают, что никто так не любит поговорить, как сапожники и парикмахеры, которые получают сведения и новости от разных клиентов. И, конечно, в свою очередь, стараются не остаться в долгу.
Двадцать третьего февраля, когда все люди отмечали годовщину Советской Армии и Военно-Морского Флота, во дворе прошел слух, что на Привозе и Новом базаре милиция поймала шайку, которая продавала пирожки с начинкой из человеческого мяса. От одного этого слуха волосы могли встать дыбом, и товарищ Дегтярь просил Степу Хомицкого, Клаву Ивановну, Дину Варгафтик немедленно выявить, откуда берет свое начало источник.
Иосиф Котляр, когда зашли к нему, прямо сказал, что затея Дегтяря — это покушение с негодными средствами, ибо услышать можно в разных частях города: на Молдаванке, Слободке, Воронцовке, Пересыпи, Бугаевке, Дальних Мельницах и даже, если хотите, в Аккарже. У них на заводе работает один парень из Аккаржи, он ездит домой на воскресенье, и первый раз услышал там, а не в центре города.
— Передайте Иосифу Котляру, — сказал Иона Овсеич, — что всякая цепочка имеет начало, и такие упаднические настроения могут быть как раз этим началом.
— А по-моему, — дал в ответ свое объяснение Иосиф, — когда люди будут кушать хлеба, сколько захотят, от слухов останется один пшик.
Зиновий Чеперуха, который каждую свободную минуту готовился сейчас к экзаменам в политехнический институт, произнес почти аналогичные слова.
— Странное совпадение, — засмеялся Иона Овсеич, — получается нечто вроде блока от Котляра до Чеперухи. Вместо осуждения, мы имеем, по сути, одобрение и сочувствие к сплетникам.
Степа Хомицкий сказал, что одобрения и сочувствия он здесь не видит, но сваливать все на перебои с хлебом будет тоже неправильно с политической точки зрения. На фронте, кто сеял панику, расстреливали на месте.
Когда в марте подули теплые ветры и на полях стали сходить снега, открывая черную, лоснящуюся, будто помазанную жиром, землю, у людей поднялось настроение. Клава Ивановна сравнивала это с термометром, который повесили на открытом солнце, так было заметно.
Привоз, Новый базар, Алексеевский и Староконный рынки продавали теперь за одно утро больше мяса, чем раньше за три дня, причем говядина и свинина, не говоря уже про баранину и синюю телятину, по цене были в четыре-пять раз ниже хлеба. Можно было радоваться, хотя, заглядывая немножечко вперед, не трудно было предвидеть, что надо будет опять восстанавливать молодняк и потребуется немало времени. Но, с другой стороны, если сегодня немного легче, чем было вчера, какой смысл отравлять себе и другим настроение мыслями про завтрашний день, который может на ходу вдруг поправиться и оказаться даже лучше сегодняшнего.
Иосиф Котляр рассказывал дурацкий анекдот: что такое комедия? Комедия — это когда есть где, есть с кем, но нечем. Люди смеялись, сам Иосиф громче всех и переводил на теперешнее положение: если есть мясо и есть зубы, чтобы жевать это мясо, так не надо откладывать, а то могут выпасть зубы, и тогда будет нечем, то есть опять комедия.
Когда Аня зашла к Полине Исаевне, чтобы проведать и угостить наваристым бульоном из первосортной голяшки, каких свет еще не видел, Иона Овсеич сказал по адресу Иосифа, что Сивка сильно разыгрался, как бы не укатали крутые горки.
— Ой, — вздохнула Аня, — в свои годы он еще бывает глупый, как мальчик. До войны мне казалось, он почти старик, а получилось наоборот: я раньше сделалась старухой.
— А посмотри на моего Дегтяря, — вздохнула Полина Исаевна, — рядом с ним я его бабушка.
У американского писателя Марка Твена, сказал Иона Овсеич, есть рассказ про одного человека, который высчитал, что он сам себе двоюродный дедушка. Бывает. Тем не менее, пусть Иосиф Котляр не забывает, сколько лет ему на самом деле, ибо люди вокруг хорошо помнят.
Аня передала мужу весь разговор, ему сильно не понравилось, он скрутил себе толстую цигарку, несколько раз пустил колечками дым и сказал, пусть Дегтярь сначала обеспечит своей больной жене хорошее питание, а потом будет пугать других своими советами и угрозами.
Хотя никакого повода опасаться не было, Аня и Адя взялись перетряхивать мешки с обрезками кожи, мог случайно затесаться лоскут побольше, от такого пустяка иногда возникают крупные неприятности. У Ади, когда он копошился, было задумчивое, грустное лицо, как будто человек вспоминает далекие годы, Аня дернула его за руку, чтобы прогнал дурные мысли и повеселел. Ничего, сказал Адя, пустяки; в глазах у мальчика стояли слезы, а он улыбался и был в эту минуту до того похож на своего папу Ванечку Лапидиса, что Аня сама не выдержала и заплакала.
— О, — съехидничал Иосиф, — пара пятак!
Аня еще сильнее заплакала, приказала мужу, чтобы не устраивал балаган, а Иосиф, наоборот, разошелся и сказал, кому обрыдли шутки, пусть переселяется к Дегтярю. Адя ответил, что у Дегтяря не хватит для всех места.
— Не волнуйся, — окончательно разошелся Иосиф, — Дегтярь найдет место, лимита не будет!
— Мели, мели, Емеля, — покачала головой Аня, — твоя неделя.
В апреле Котляра два раза проверяли из финотдела, причем второй раз с интервалом в один день, когда никто не мог ждать. Как раз накануне Иосиф принес в мешке обрезки, дворничка Феня Лебедева пожалела бедного инвалида и выхватила мешок, чтобы понести на третий этаж. От полной неожиданности Иосиф, вместо благодарности, набросился на Феню и отругал ее последними словами.
Господи, замахала руками Лебедева, и кому охота заглядывать в чужой мешок, хоть бы там не шкура была, а одно золото с бриллиантами.
— Ты дура, ты набитая дура, — сказал Иосиф. — А на твоей работе нужны умные люди.
— А сам бы и пошел, — огрызнулась Феня.
Иосиф в ответ погрозил пальцем и сказал дворничке, что напрасно хорохорится, в Одессе найдется достаточно желающих на ее должность, и надо будет — подыщем.
Свой второй визит представитель из финотдела сделал в сопровождении Дины Варгафтик, поскольку Клава Ивановна лежала с температурой и не могла подняться. Все четыре мешка, с обувью и обрезками, он старательно опростал, Иосиф наблюдал, словно посторонний, и улыбался. Финагент сказал, что не видит оснований улыбаться, скорее, наоборот, и потребовал, чтобы показали вчерашний мешок. Иосиф поднял опростанный мешок, который лежал возле ног у финагента, еще раз вытряхнул и подал.
— Не притворяйтесь больше, чем есть, — разозлился человек, — и не делайте других идиотами. Имеются сведения, что вам поставляют левый товар прямо с фабрики.
— Что же вы пришли ко мне? — удивился Иосиф. — Идите на фабрику.
Человек совсем потерял терпение и сказал, что он пришлет сюда ОБХСС, посмотрим, какую песню Котляр тогда запоет.
— Товарищ, — улыбнулся Иосиф, — есть народная поговорка: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Почему я должен бояться ОБХСС? ОБХСС стоит на страже закона, а не какой-то страшный бабай с мешком в руках, который уносит детей. Товарищ, я потерял свою ногу не на этой войне, я потерял ее на гражданской войне, когда ты ходил еще у мамы под юбкой.
