Андрей Петрович поблагодарил соседей за позитивную оценку его усилий, которые дали положительный результат на практике, однако признался, что не видит никакой надобности расписывать свои усилия, тем более в форме отчета, уместного где-нибудь в комитете или какой-нибудь назначенной комиссии, а не в дружеском кругу жильцов и соседей. Если имеются конкретные вопросы по существу дела, он готов, в меру компетенции, ответить и поделиться информацией.
Первый, как уже все привыкли и ожидали, поднялся со своим вопросом Адя Лапидис:
— Ветеран Великой Отечественной войны, кавалер Золотой Звезды, — сказал Адя, — вы имели право на улучшение жилищных условий в числе заслуженных и, следовательно, привилегированных первоочередников. Почему вы не воспользовались этим своим правом льготника, а предпочли другие, более трудные, вне установленных рамок, пути?
— Интересный вопрос, законный вопрос, — одобрил Бирюк. — Отвечу. Наличие площади во дворе, которую занимали в разные годы всякие случайные поднаниматели, само по себе наводило на мысль, что площадь должна быть возвращена двору, его законным жильцам. Можно удивляться, что этого не сделали раньше.
— В мотивах, которые вами двигали, — спросил Адя, — какую роль играли соображения, подсказанные размерами ныне освободившейся площади?
— Я исходил из жилищных норм, которые установлены в городе Одессе и легко, — пояснил Андрей Петрович, — поддаются расчетам и проверке.
— Бирюк, — сказала Клава Ивановна, — мы с Лялей Орловой и Степой Хомицким трижды измеряли площадь, которая имеется в наличии на третьем этаже, получались небольшие расхождения, но всегда больше трехсот квадратных метров. Сколько квартир можно планировать на этой площади, если в среднем считать комнаты по пятнадцать—двадцать метров?
Сначала во дворе сделалось тихо, как в музее, где висят картины, на которых люди в движении, разговаривают, бранятся, а звуков нет. Потом вдруг, как будто по команде, все зашумели, загудели, называли разные цифры, сами себе не верили, тут же вносили поправки, и все равно не верили, потому что получалось то десять квартир, то немножко меньше, а то целая дюжина.
Зиновий, который умел быстро считать в уме, услышал некоторые расчеты и сказал, что это все до тёти Фени, потому что квартира для семьи это не отдельно взятая комната или две, а комплекс жилых и служебных помещений. А если не учитывать, получится, как было в прошлые годы, когда сикать-какать приходилось соседям бегать во двор, где остался сортир со времен мануфактуриста Котляревского, который построил дом в девятнадцатом веке, еще при царе Александре Втором.
— Зюня, — закричал с места старый Чеперуха, — ты объясни им, что горсовет все равно будет решать по-своему, так что не надо играться в кубики!
Председатель собрания Малая призвала людей к порядку, но пришлось хорошо прикрикнуть, прежде чем удалось утихомирить, и можно было задать вопрос, который интересовал всех, кто пришел на собрание:
— Бирюк, — сказала Клава Ивановна, — известно, что ты провел предварительную работу и ходил в горисполком, чтобы утвердить свой проект. Скажи: проект уже утвердили или еще в стадии утверждения, и ты ждешь решения?
— Проект, — сказал Андрей Петрович, — утвердили, и можно приступать к строительству.
— Сколько квартир, — спросила мадам Малая, — будет строиться на третьем этаже, который освободился?
Андрей Петрович ответил громко и четко: две квартиры.
— А теперь, Бирюк, мы хотим знать: какой метраж, за вычетом этих двух квартир, которые утвердил горисполком, остается незастроенным? И какие, — добавила Клава Ивановна, — на этот счет планы?
По проекту, который утвердил горисполком, будут строиться, повторил Андрей Петрович, две квартиры: одна для семьи Бирюка, другая — для семьи инвалида Великой Отечественной войны Зиновия Чеперухи. Проект не предусматривает никакого незастроенного метража, если не считать площадки, которая будет отделять квартиру Бирюка от квартиры Чеперухи.
— Другими словами, — громко сказала Клава Ивановна, — можно сделать заключение, что общая площадь двух квартир составит триста с лишних квадратных метров.
Люди ахнули, Клава Ивановна сделала рукой знак, чтобы держали себя в руках, и спросила, обращаясь к обоим, Бирюку и Чеперухе:
— Так или не так?
— Нет, — сказал Андрей Петрович, — не так.
— Если не так, — туг же откликнулась председатель Малая, — просим подробно объяснить собранию, как, чтобы всем было ясно и могли понимать без переводчиков.
Здесь, во дворе, сказал Андрей Петрович, все понимают и говорят по-русски так, что переводчики не требуются.
А если надо перевести на украинский язык или на идиш, с ходу предложил старый Чеперуха, так загвоздки не будет: он готов занять рабочее место рядом с мадам Малой задаром, пусть только даст команду.
Получилось так смешно, что все, в том числе сама мадам Малая, не могли удержаться от смеха, потому что за все годы, сколько люди жили во дворе, никому не приходило в голову, что тачечник и биндюжник Иона Чеперуха может на старости лет переквалифицироваться и служить переводчиком.
— Ладно, Иона, — сказала Клава Ивановна, — подай заявление в центральную прачечную или в небесную канцелярию, двор даст свое ходатайство. А теперь послушаем, что скажет товарищ Бирюк. Бирюк, говори.
Первым делом Андрей Петрович поблагодарил уважаемого Иону Аврумовича за готовность бескорыстно служить переводчиком на благо своих соседей и двора, люди улыбнулись, но веселое настроение полностью прошло: все приготовились слушать, как могло получиться, что две семьи займут триста квадратных метров, которых хватило бы, минимум, на полдюжины семей.
Во-первых, объяснил Андрей Петрович, триста квадратных метров — это общая площадь, куда, кроме жилых комнат, входят кухня, туалет, ванная, кладовка, прихожая, которые не включаются в жилую площадь. Во-вторых, в данном случае оба претендента — один как инвалид Великой Отечественной войны, другой как удостоенный высшей советской награды — имеют право на дополнительную жилплощадь. Можно посчитать…
— Мы уже посчитали, — перебила мадам Малая. — Степан Хомицкий, приведи нам цифры, которые получились.
Получилось, сказал Степан, сто пятьдесят квадратных метров жилплощади, если взять на полный максимум.
— Сколько же остается на все остальное: ванные, клозеты, чуланы? — спросила мадам Малая.
На все остальное, ответил Степан, остается больше половины, почти двести квадратных метров. Люди ахнули: двести метров!
— Бирюк, — сказала Клава Ивановна, — твой проект утвердили начальники в горисполкоме. Но не будем забывать: на всякого начальника есть свой начальник.
А на того начальника, засмеялся Андрей Петрович, тоже найдется начальник, так что, как говорит народная мудрость, всем сестрам по серьгам!
Аня Котляр попросила слова, сказала, она услышала с обеих сторон ноты, которые лично ей не нравятся и, судя по выражению на лице, многим другим тоже не нравятся.
— Аня, — отозвалась с места Дина Варгафтик, — не берите на себя так много. У вас две комнаты на двоих, а у некоторых, как у Ляли Орловой, клетушка десять метров и кухня в тамбуре между внутренними и выходными дверями. А туалет, сами знаете, где. На площади, которая освободилась, триста пятьдесят, будем даже считать триста, квадратных метров, можно построить тридцать таких квартир, как у нашей Ляли.
— Варгафтик, — сказала Клава Ивановна, — свои расчеты оставь для себя. А насчет Орловой ты говоришь правильно: она уже не молодайка, как было двадцать лет назад, когда умер старик Киселис и Дегтярь выхлопотал для нее комнату. Она сегодня бригадир на джутовой фабрике, где девушки дали стране только за один минувший год миллион мешков сверх плана. А мы ничего, уже десять лет после войны, ничего не сделали, чтобы улучшить жилищные условия Идалии Орловой, которая у нас в активе двора. Какие будут предложения насчет улучшения квартирных условий для Идалии Орловой? Слова просят сразу трое: Анна Котляр, Дина Варгафтик, Катерина Чеперуха. Двое уже говорили. Слово имеет Катерина Чеперуха.
— Помещение форпоста, в котором мы жили, — сказала Катерина, — будет возможность вернуть нашим пионерам, как было когда-то. А квартиру, которую занимают сегодня Бирюки, надо отдать Ляле Орловой. Еще покойный Дегтярь говорил, что надо улучшить ей жилищные и бытовые условия, чтобы могла иметь человеческие удобства, как все.
Тося Хомицкая поднялась с места и, хотя не просила слова, сразу накинулась на Катерину и напомнила ей, как издевалась над покойным Фимой Граником, а сегодня даже не вспомнила, что квартиру, которую занимают Бирюки, до войны занимали Граники, всю семью замордовали в Доманевском концлагере, осталась одна Лизочка, после войны вернулся папа Ефим, которого прямо с фронта зашпандырили в наш концлагерь, потом отпустили, а у него уже не было сил жить и наложил на себя руки.
