секретаря. Он был в курсе всех их дел.
Махмуд-бек почувствовал, что японский разведчик, отдавая дань уважения муфтию как одному из
руководителей туркестанской эмиграции, больше присматривается к нему.
Похожее отношение Махмуд-бек ощутил впервые в турецком консульстве, когда получал у Эсандола
паспорт. Без сомнения, японец тоже делает ставку на молодежь.
- Мы видим положение туркестанских эмигрантов, перешел к делу Таяхара. - Мы всегда беспокоились
о судьбах восточных народов и думали о их будущем.
Муфтий почтительно прижал ладони к сердцу. Махмуд-бек выразил свою благодарность легким
поклоном.
- Тяжела жизнь на чужбине, - продолжал Таяхара. - Однако если обездоленных людей ведет такой
опытный борец, как многоуважаемый Садретдин-хан...
Снова дрожащая рука потянулась к груди.
- Тогда есть возможность вернуть родину, - заключил японец. - Мы поможем.
53
Вот она, долгожданная фраза! Муфтий не смог скрыть волнения. Глаза сверкнули, бородка метнулась
вверх. Оп удобней уселся в кресле и даже подмигнул Махмуд-беку: как нас встречают!
Садретдин-хан вступал в очередную сделку.
- Конечно, долг ваших людей не сидеть на месте, клянясь до хрипоты в своей ненависти к
большевикам. С ними нужно бороться молча, но постоянно, упорно. - Таяхара сжал кулак.
- Я того же мнения, - согласился Садретдин-хан.
- Тогда я доложу в Токио о вашей готовности включиться в активную борьбу против большевиков.
Мнение Токио вам передадут не позже чем через три месяца.
- Мы согласны, - бодро заверил муфтий. - У нас есть замечательные люди, которые готовы вступить в
борьбу. За ними стоят войска.
- Войска не нужны. - Таяхара улыбался, словно говорил о чем-то веселом. - Пока не нужны. Вы не
должны привлекать к себе внимание такими боевыми лагерями, как лагерь вашего человека Фузаила-
сан.
Таяхара произнес имя курбаши с уважительной приставкой. Садретдин-хан не понял, что такое «сан».
Да и думал он сейчас о другом. Ему не нравилась улыбка японца.
- Поймите, - наконец японец перестал улыбаться, - три тысячи всадников не решат судьбу родины.
Нужно готовиться. Фузаил, если говорить откровенно, находится под наблюдением. Ему нужно найти
другое место. Временно. Сейчас он связан.
- Да, связан, - вздохнул муфтий.
На прощание Таяхара предложил муфтию и его секретарю переселиться из караван-сарая в хорошую,
удобную квартиру. Таяхара назвал улицу и номер дома.
- Там один из соседей - русский эмигрант, другой - наш человек. Его зовут Нубутуси. Он лучше меня
владеет фарси.
Это был уже приказ. Таяхара произнес его опять с вежливой улыбкой.
- До встречи, господа. Я был счастлив познакомиться. Надеюсь, мы будем большими друзьями.
Последнюю фразу японец адресовал Махмуд-беку.
Несколько дней муфтий Садретдин-хан был занят судьбой Фузаила Максума. Часто в разговорах
мелькало беспокойство о Кашгаре... Махмуд-бек объединил эти две злободневные темы.
- Может, Фузаилу пока действительно следовало бы поселиться на новом месте? В Кашгаре его никто
не знает. .
- Кашгар! - обрадованно потер ладошки Садретдин-хан. - Вот именно. Никто его там не знает. Там
будет наш человек. Кашгар... - Он с восхищением смотрел на Махмуд-бека. - Вы радуете меня, сын мой.
Это замечательно. Кашгар!
Садретдин-хан во что бы то ни стало хотел поделиться новым планом с лидерами эмиграции, с
турецким консулом Эсандолом.
- Уже поздно, - напомнил Махмуд-бек, - на улицах темно.
Муфтий стал ругать узкие переулки, голодных собак. Досталась и местным властям, которые не могут
навести порядок.
Махмуд-бек невольно покосился на дверь.
- Пусть слушают, - расхрабрился муфтий, - наступит день, мы вернемся на родину. Кстати, вы не
думали о квартире?
- Нужно переехать, но...
- Да, - вздохнул муфтий, - наши карманы опять пусты.
- Хозяин требует платы вперед. Эмигрантам здесь не очень доверяют.
- Мусульмане! - Муфтий поднял руки. - Что же творится в мире? Перегрызутся люди из-за денег.
Мусульманин не верит своему брату.
- Может, пришло время обратиться к Аскарали?
- Мне бы не хотелось, - вздохнул муфтий.
Очень часто меняется настроение у старика. То он патетически взывает к мусульманам, то,
сгорбившись, вздыхает, сухонький, жалкий.
- У Эсандола мы уже брали, - сказал Махмуд-бек.
- Ничего, ничего, - поднял голову муфтий. - Если о нас забывают англичане, то теперь нашлись
настоящие друзья.
Японцами муфтий восхищался. Жаль, что о них нельзя поговорить с лидерами эмиграции.
- Сходите, сын мой, к Аскарали, - наконец решился муфтий, - придет время, мы расплатимся с ним.
В конторе оптового торговца Махмуд-бек пробыл несколько минут. Муфтий просил не задерживаться:
нужно обдумать план побега Фузаила Максума из города. И еще просил муфтий узнать у купца, не
пойдет ли в ближайшие дни караван в Синьцзян.
По счастливой случайности такой караван шел через четыре дня.
Муфтий выслушал Махмуд-бека и поблагодарил аллаха за подходящий случай.
- Фузаилу Максуму легче пройти с торговыми людьми.
Махмуд-бек похвалил мысль муфтия, но счел нужным предупредить:
- Господин, не хотелось бы подвергать Фузаила риску. Будет очень плохо, если о побеге узнает Саид
Мубошир.
54
- Да, этого негодника нужно опасаться.
Муфтий стал ругать давнего врага, а с ним и местные власти.
У него снова испортилось настроение.
План побега Фузаила Максума обсуждался в узком кругу. Было решено, что курбаши, как всегда,
зайдет отметиться в полицию, а затем вечером скроется за Северными воротами. За ночь и первую
половину дня он сумеет догнать караван. С Фузаилом уходило пять всадников.
Курбаши простился с Курширматом и Садретдин-ханом. Больше никого в мехмонхане на этот раз не
было. Муфтий дал Фузаилу адреса турецких агентов и своих друзей в Синьцзяне. Фузаил поклялся
служить нации и вере до последней капли крови. Садретдин-хан благословил курбаши на подвиги во имя
родины.
Решено было больше не встречаться, чтобы не вызвать подозрений. В пятницу Фузаила видели в
полиции и на всех молитвах в мечети. В субботу только к вечеру заметили отсутствие курбаши. Полиция
опросила эмигрантов и еще через день доложила властям об исчезновении Фузаила Максума. За это
время курбаши проскакал сотню километров. Он уже чувствовал себя в полной безопасности.
Нубутуси, низкорослый, замкнутый человек, при встрече только кланялся и уступал дорогу муфтию.
Садретдин-хан нетерпеливо поглядывал на соседа. Японец молчал, и старик начинал нервничать.
- Господин, - успокаивал Махмуд-бек, - нам сказали: ждать три месяца.
Именно в назначенное время Нубутуси осторожно постучал в дверь.
Казалось, японец впервые заметил своих соседей и решил немедленно им представиться. Он долго,
обстоятельно расспрашивал муфтия о делах, здоровье, жизни. Даже привыкший к длинным вступлениям
старик стал беспокойно ерзать и поглядывать на Махмуд-бека.
- Я имею честь завтра вечером, - сообщил японец, - проводить вашего помощника в консульство.
Имеет ли возможность ваш помощник посетить нас?
Нубутуси был невозмутим. Конечно, он заметил, как изменилось лицо у старика. Дрогнули руки,
сошлись брови. Садретдин-хан как-то сжался.
- Мы считаем, что ваш помощник, - японец доводил щепетильный разговор до конца умело, тактично,
- ваш достойный ученик в силах передать своему учителю мнение Токио.
Значит, так нужно. Значит, его не хотят беспокоить. И довольный муфтий расправил плечи. А Махмуд-
бек пришел к окончательному выводу: японцы приглашают его сотрудничать. На этот раз Таяхара будет
еще более деловитым, настойчивым и уже сделает конкретные предложения.
Однако Махмуд-бека принимал секретарь консульства Асакура. Он был весел, разговорчив, старался
понравиться молодому эмигранту. Ему Махмуд-бек, видимо, пришелся по душе. Асакура встретился не с
грубым предводителем бандитов, которые скитаются по караван-сараям, а с образованным, тонким
человеком.
- Я остро переживаю дни на чужбине, - жаловался Асакура. - Вот, например, вчера там, у нас, в храме
Тодайдзи в Нара, был праздник. Первый раз весной зачерпывается свежая вода из колодца. Монахи
размахивают факелами. Поразительное зрелище... А в апреле начнутся «вишневые танцы». Чтобы
