Это ужасное, дикое событие, происшедшее с любимым, потрясает Варвару. Сначала она оцепенела, засохла, никого видеть и знать не хотела, а потом с течением времени неприметно как-то грубеет и черствеет настолько, что равнодушием своим, безразличием ко всему на свете по существу убивает ребенка, рожденного ею от нелюбимого. И хорошо, что Ф. Березовский не остановился перед этим исключительным фактом, безбоязненно сказал о нем, хотя и заставил нас полюбить свою Варвару. А душевно мягкий Пенкин раскаялся, шел он на каторгу умиротворенный, потому что убежден: «ничьей вины тут нету… сам я».
Так силы, таившиеся в двух молодых людях, оказались подавленными страшным и беспощадным молохом собственничества, любовь их друг к другу растоптана, сознание искалечено. И тем не менее в образе мятущейся, неприкаянной Варвары сосредоточена пока еще не осознающая себя гневная сила социального протеста. Варвара бросила вызов всему — старой домостроевской семье, тогдашнему обществу с его сословно-классовым делением, господствующему законоуложению и даже богу: «У меня свои законы, сама себе пишу. Сама и отвечать буду… и богу вашему то же самое в глаза скажу!..» Не имея цели, не зная, куда приложить свои силы, Варвара сломалась, но ни с чем и ни с кем не примирилась. Даже умирая, мучаясь, она на призыв сестры: «Примирись с миром, покайся, легче будет», — твердо ответила: «Нет!»
В рассказе есть неоправданные длинноты, есть натуралистические сцены, к которым питал пристрастие в двадцатые годы не один Березовский, сквозит в нем известного рода прямолинейность в обрисовке характеров, в формулировке облюбованной мысли, но есть в рассказе и «простой чудесный язык», и та «живучая сила», которая, по свидетельству Л. Сейфуллиной, взволновала первых его слушателей. Совершенно очевидно, что в становлении писателя новой формации рассказ «Варвара» занимал особое место. Прошло более пятнадцати лет после появления «Стрелочника Гранкина», и вот Ф. Березовский снова ощутил себя художником, который после всего пережитого в бурные годы революции просто обязан говорить о своем народе правду, как бы сурова она ни была. Отнюдь не идеально ведет себя сильная, умная Варвара. И в эпизодических сценах Ф. Березовский рисует не прилизанных мужичков, а таких, которые были в действительности. Это они жестоко истязают Пенкина, требуя от него признания. Подобно многим писателям двадцатых годов, пережившим революцию и гражданскую войну, Ф. Березовский не унижал своих героев снисхождением к их недостаткам и слабостям, обусловленным особенностями тех лет, так как действительно верил: народ — сила, и в мире нет ничего другого, во что можно было бы верить, чтоб достойно жить.
В 1923 году Ф. Березовский публикует в журнале «Сибирские огни» рассказ о старой Сибири «Бабий заговор» (ставший впоследствии первой частью романа «Бабьи тропы») и в московском альманахе «Вехи Октября» повесть «Мать», одно из лучших произведений писателя, вскоре получившее широкое распространение и в нашей стране, и за рубежом.
В повести «Мать» нашли отражение еще не остывшие события гражданской войны в Сибири. Главная героиня ее — Степанида, мать четверых детей, жена рабочего-подпольщика. Истерзанная пытками в контрразведке, она подрывает целый склад боеприпасов белогвардейцев и сама при этом погибает.
Степанида Ф. Березовского, конечно же, стоит в ряду таких женских образов, созданных советской литературой, как Марья-большевичка А. Неверова, Виринея Л. Сейфуллиной, Любовь Яровая К. Тренева или Даша Чумалова Ф. Гладкова, с той лишь разницей, что она была тогда рядом с Неверовской Марьей — первая. И многое в ней — новое, только что, впервые из жизни взятое, не угаданное по счастливой случайности, а познанное через исследование реального характера.
Печать некоторого схематизма лежит на образе Степаниды, особенно в сравнении с последующими талантливейшими изображениями женщин революции. Но обаяние человека, преданно и мужественно целиком отдающего себя революционному делу, читатель ощущает.
Ее внешний вид — здоровой тридцативосьмилетней женщины в полном цвету — рисуется неоднократно и щедрыми красками: «Высокая грудь. Густые волосы с пробором по середине, как крылья ворона, обвились вокруг головы. Продолговатое лицо с круглым подбородком, словно яблоко румяное — ни морщинки. И глаза все такие же большие, синие, задумчивые… Смотрел на нее Федор и горел. Ничего от аскетизма, иногда проповедуемого революционной молодежью. Степанида и Федор, муж и жена, живут наполненно и дышат полной грудью.
Дела Степаниды совершаются на наших глазах: сбор и передача арестованной колчаковцами молодежи вещей и продуктов, подготовка квартиры для нелегальных, воспитание детей собственным примером, участие на ответственном партийном собрании вместо погибшего мужа, провоз бомбы в труднейших условиях, наконец, ее героический поступок… Ее страдания и муки под пытками белочешских контрразведчиков испытываем и мы, потому что автор изобразил их в подробностях, совсем не излишних (как иногда сегодня некоторым кажется), — это законная дань яростному времени, отражение неисключимых жестокостей эпохи.
Ее мысли — о муже и детях, о неотложных делах подполья и о будущем, о людях, которые с ней вместе сражаются, и обо всей России. Она рука об руку идет с мужем и в трудные минуты повторяет его слова: «Все надо перенести, все… Про свою голову забудь… становись в ряды… нельзя без крови… нельзя без жертв…» И — «вдруг вся Россия представилась огромным вооруженным лагерем — голодным, вшивым, окровавленным. Перемешались люди: молодые и старые, мужчины и женщины; перемешались их стоны и крики, кровь и слезы. Бьются, умирают, рвут огненное кольцо разноплеменных врагов. Боевой шум растет и ширится, все ближе и ближе…» Степанида уже раскрепощена, нет у нее рабской зависимости от семьи и других сковывающих женщину обстоятельств, она равная среди равных, и ее духовный мир отныне проникнут философией борьбы, идеями социальной справедливости и подлинного гуманизма.
Свой подвиг Степанида совершила по собственной воле, но при очень для нее тяжелых и в какой-то мере случайных обстоятельствах. Смысл повести, однако, в том, что рождение такого характера далеко от случайности. Она знала, за что погиб муж и кто виновен в его гибели, она в числе первых участвовала в подпольной работе, на себе испытала весь ужас колчаковских репрессий, увидела, каким энергичным и смелым стал ее старший сын, еще мальчик, но уже один из руководителей подпольной группы большевиков. Она не могла поступить иначе, потому что революция стала смыслом ее жизни.
Большевики в повести показаны как люди исключительного мужества и самоотвержения. «Знали они, — пишет о них Ф. Березовский, — что в борьбе двух миров нельзя думать о своем, о личном. Кто-нибудь должен умереть. Черное крыло смерти повисло над нашим поколением. Их дело — борьба и смерть сегодня во имя жизни и счастья в прекрасном завтра». Эта патетика сменяется изображением будничных дел, трудных, утомительных, кровавых. Собрание партийной организации в условиях глубокого подполья проходит деловито и спокойно. На нем утвердили не только решение взорвать склады с боеприпасами, но и обращение к рабочим и партизанам, и отчетный доклад руководителя организации. Из «длинного доклада, утомившего слушателей», мы узнаем, кто и как руководил всем ходом сопротивления в городе и в его окрестностях. Ф. Березовский умел сочетать будничность, обыденность событий с высоким пафосом борьбы за свободу от колчаковщины, с выражением пламенной веры в победу и в красоту разбуженного революцией человека. Таким человеком и стала для нас Степанида — мать. Успех повести Ф. Березовского «Мать» определялся тем, что она отражала реальные жизненные процессы. Она говорила читателю, что женщина, раскрепощенная революцией, стала действенной силой как в ходе гражданской войны, так и в начавшемся строительстве нового общества.
С 1924 года Ф. Березовский живет в Москве и занимается исключительно литературным трудом. Вскоре он публикует два крупных произведения, обративших на себя внимание читателей. Это очерк «Коммуна «Красный Октябрь» (1924, впоследствии под названием «Творимая легенда») и воспоминания о революции 1905 года в Сибири «Таежные застрельщики» (1926), а затем сосредоточивается над романами «В степных просторах» и «Бабьи тропы».
Из очерка «Творимая легенда» мы узнаем, как сибирские крестьяне из деревни Большая Черемшанка близ Новониколаевска (Новосибирска) решили перестроить свою жизнь на коллективных началах. Сейчас нам известно, как много сразу после окончания гражданской войны появилось в Сибири коммун, созданных по собственной инициативе беднейшими крестьянами. Но мы мало знаем о том, как они возникали, как люди в них налаживали хозяйство, как жили и боролись. Очерк Ф. Березовского принадлежит к тем немногим документам, которые ныне позволяют восстановить интереснейшую страницу в истории коллективизации крестьянских хозяйств в Сибири. Сохранилось любопытное письмо соратника Ф. Березовского еще по зиминским событиям 1905 года, а затем председателя крупного колхоза на Украине Кириллы Кузменко, который писал: «Коммуну «Красный Октябрь» мы читали коллективно. Книга очень понравилась коммунарам. Но не обижайся, Феоктист Алексеевич, если отметим, что как-то легко все давалось твоим коммунарам. В нашем «Гиганте» и неполадки острее, и несознательность ощутимее, и пороков человеческих повылезало откуда-то куда больше…»
