Владимир Санги - Последняя дань обычаю

А медведица уже пересекала кочкарник. Малун взял упреждение и быстро нажал на гашетку. Медведица перекатилась через голову. Пуля прошила грудную клетку — низковато.

Зверь в мгновение ока поднялся на дыбы и с пеной в пасти бросился на врагов. Быстрей! Быстрей! Привычно ударить лапой, сломать хребет и рвать, рвать врага! Боль в груди довела медведицу до бешенства.

Закун дико прокричал: „Дьявол! Дьявол! Чур, не меня!“ — и исчез где-то за спиной Малуна. Вместе с ним вдруг исчезла всё время давившая Малуна тяжесть. Он вздохнул необыкновенно легко, будто сорвал с себя цепи.

У Закуна расчёт был прост: пока медведица расправится с Малуном, он успеет унести свою шкуру. Малун это понял. „Надо бы перезарядить ружьё“, — лихорадочно подумал учитель, но увидел, с какой скоростью приближается зверь: не успеть. В двустволке только один патрон. Один выстрел должен решить, чья жизнь через секунду оборвётся. Возможно, острота ситуации, когда не остаётся никаких путей к спасению жизни, кроме открытого боя, и заставила Малуна не потерять самообладания. Точно и только насмерть. Чем ближе, тем точнее. Учитель собрал все силы и волю, чтобы в последнюю секунду не сделать какой-нибудь оплошности. Чем ближе, тем точнее. На сотую долю секунды он залюбовался потрясающим зрелищем: огромная квадратная голова втянута в широкие, крутые плечи, лапы с длинными растопыренными когтями выброшены далеко вперёд. Жёлтые клыки. Жёлтая пена в пасти. И какая всесокрушающая уверенность в нападающей медведице! Медведица не бежит, а летит.

Прыжок. Ещё прыжок, и она встанет на задние лапы, мелькнёт передняя лапа, и в ноздри брызнет вкусный запах крови.

Но тут рядом с собой она увидела своего детёныша. Куда? Враг слишком страшен, чтобы детёныш находился рядом. Остро и властно заговорил инстинкт материнства, заглушив инстинкт самосохранения. Медведица резко остановилась, повернулась к детёнышу и дала ему оплеуху. Этой доли секунды оказалось достаточно, чтобы Малун выстрелил. Пуля прошла под ключицу, прорвала сердце и ударила в землю. Медведица рухнула, в последний раз недоуменно и грустно взглянув на крепко стоявшего человека. Малун машинально перезарядил ружьё. Только теперь он почувствовал неимоверную усталость. Хотелось развалиться на мхах, закрыть глаза и лежать долго-долго.

За спиной хрустнула ветка. „Ещё!“ — ударило в воспалённый мозг. Малун резко обернулся — с высокой лиственницы спускался Закун. Он подходил медленно, будто шёл на казнь. На его лице — виноватость и покорность.

Первое желание было — дать пощёчину. „К чему?“ — уже спокойно подумал Малун и, повернувшись к нему спиной, устало сел на оскаленную, но уже ничем не угрожающую ему голову зверя.

Медведица оказалась крупной.

Хозяином добычи, как ожидалось, должен быть Закун, представитель рода ахмалк — тестей. Но Малун разрезал медведицу на множество кусков и, это видели все, не спросясь Закуна, роздал односельчанам. Люди благодарили охотника. Говорили, что он настоящий нивх — он не забывает народные обычаи. Благодарили охотника и непонимающе шептались между собой…

А шкура… Она на другой же день висела, прибитая к стене дома Закуна с полуденной стороны. Так велит обычай.

Мужчины пригласили Малуна на новую охоту.

Охота была назначена на утро следующего дня. Малун всю ночь не спал. Ворочался с боку на бок, сбил всё бельё. Его замучил непонятный доселе пот. Каждый раз, когда он, измученный, впадал в полудрему, на него неслась разъярённая медведица. Огромная голова втянута в широкие, круто налитые мышцами плечи, лапы с длинными растопыренными когтями выброшены далеко вперёд. Жёлтые клыки. Жёлтая пена.

Утром, в назначенный час, охотники зашли за Малуном. Но он не пошёл с ними. Сказал: срочно нужен в школе.

В тот же день Малун покинул Тул-во.

Уйкра — грех.