- Вот это точно, - поддержал Копна..
- Найдутся люди, что не поймут и осудят, - продолжал Самофал. - Но ты на них... Они всегда, в любом деле...
- На кого ты намекаешь? - прогудел Куницын.
Самофал не ответил, поднялся, шагнул к Степану
Степановичу, пожал руку. И ушел.
Ободренный поддержкой друга, Степан Степанович
перешел в наступление.
- Ты коммунист, Платон Матвеевич?
- Ну, ты же знаешь,-пробасил Куницын.-Вместе с тобой еще в училище принимали.
- Мало ли что...
- Подтверждаю,-сказал Шамин.-В моей организации...
- Да я не о том, - произнес Степан Степанович. - Я о сути... Раз он так пренебрежительно о рабочем классе...
- Не. обобщай, - прервал Куницын. - Во-первых, ты еще не рабочий, во-вторых, ты-не рабочий класс.
- Зато ты-дачник, специалист по разведению малины.
У Куницьша от гнева задрожали усы, в глазах сверкнули сердитые огоньки. Он тотчас прищурился.
- Нехорошо. Я у тебя в гостях все-таки.
- Ну, ладно, ладно, -вмешался Шамин.
- Нет, отчего же,-продолжал Куницын.-Давайте поговорим о сути. - Он резко повернулся к Степану Степановичу.-Думаешь, ты один такой... мужественный.
- Я так не думаю,-сдержанно ответил Степан Степанович. - Но ты вот не желаешь работать.
- А ты почем знаешь?
- Да вот, не работаешь, уже полгода, по-моему.
- Хм, легенда!-хмыкнул Куницын и добавил после некоторых колебаний:-А хочешь, я раньше тебя устроюсь, и на достойное место?
Степан Степанович встал и в -знак согласия протянул руку. Куницын руки не принял, захохотал некстати и направился к выходу.
Вслед за ним поднялись Копна и Шамин.
- А чай?-спросила появившаяся в комнате Нина Владимировна.
- В другой раз,-сказал Коппа.
Шамин молча откланялся.
Как только они ушли, Нина Владимировна спросила:
- Что случилось?
- Ничего.
- Ты думаешь, я не слышала?
- Тогда чего же спрашиваешь?
- Куда это ты на работу собрался?
В соседней комнате раздались шаги. Они то отдалялись, то приближались к двери, доносилось похрустывание паркета, будто кто-то сухари жевал. Оказывается, сын был дома и все слышал.
Степан Степанович промолчал, взялся за газету.
- Не выдумывай, - наступала Нина Владимировна.-Не становись посмешищем.
- Какое может быть посмешище, если человек работает? - не выдержал Степан Степанович.
- Значит, все дураки, ты один умный? - повысила голос Нина Владимировна.
- Что это с тобой сегодня?
- Нет, это что с тобой?
Опять донеслось похрустывайие, и Степан Степанович, предупредительно кивнув на дверь комнаты сына, замолчал, Нина Владимировна словно не поняла его жеста.
- Люди подумают, что это я принуждаю тебя работать, из жадности к деньгам.
Степан Степанович не отвечал, не желая вступать в спор. Вопрос для него был вполне ясным и решенным, его сердило, что жена нарушает установившиеся в их семье отношения, встревает в его дела, противоречит ему.
- Над тобой уже смеются, -распалялась Нина Владимировна,-Я слышала, что Платон Матвеевич говорил.
Напоминание о Куницыне взволновало Степана Степановича.
- Работа!-произнес он громко, уже не обращая внимания на то, что в комнате сына вновь послышалось похрустывание паркета.-Работа-это жизнь. Без работы мы стареем, превращаемся черт знает во что...
- Не надо политбесед, - перебила Нина Владимировна.
- Нет, надо, - сказал Степан Степанович твердо. - Потому что без работы нет настоящей жизни.
- Отчего же другие не идут?! - возразила Нина Владимировна.-Что тебе нужно? Славы? Денег? Почета?
- Сознания, что не зря хлеб ешь.., Ах, да что ты понимаешь в этом!-вспылил Степан Степанович.- Разве ты по-настоящему когда-нибудь работала!
- Ах, не работала!-воскликнула Нина Владими* ровна.-Да ты сам всю жизнь мою испортил!..
И что ни говорил Степан Степанович, она упрямо твердила свое, что он "погубил ее талант, сделал из нее домашнего солдата". Они опять поссорились.
Степан Степанович лег на диван. Глядя на светлое пятно от фонаря на стене, он думал: "Вот оно как. Вот, оказывается, каков итог жизни".
Теперь он уже ничего не хотел прощать жене и оправдывать ее не хотел. Не ссора, не ее "домашний бунт"
больше всего взволновали Степана Степановича, а этот неожиданный поворот в поведении Нины Владимировны, неожиданное открытие человека...
"Значит, мы не жили, а сосуществовали..."
Степан Степанович начал анализировать свою жизнь и вспомнил, что они действительно не переживали особых трудностей вместе, бок о бок. Полжизни прожито отдельно: то он на фронте, то она у матери. В молодости Нина Владимировна куражилась над ним, но он был так влюблен, что все прощал ей. После войны жена стала относиться к нему по-иному, как и все, с почтением, понимая, что о ней, о ее доме судят по нему...
"А теперь я никто, отставник. Вот она опять и подняла голову. Значит, она и не изменилась за эти годы - какой была, такой и осталась..."
По выработанной годами привычке военного, Степан Степанович попробовал откинуть дурные мысли. Но как ни силился - они не проходили.
"Старею, видно, старею..."
Нина Владимировна тоже не спала, тоже думала.
Всю жизнь с мужем ее мучили два обстоятельства то, что она недоучилась и голос ее не расцвел, не сделал ее, как предполагала, знаменитой, и то, что она стала подчиненной своего мужа, как бы его домашним солдатом.
До свадьбы, когда он ухаживал за нею, Нина Владимировна чувствовала себя командиром: приказывала, и он выполнял любые ее капризы. Это подчинение крепкого, повидавшего жизнь военного человека льстило ее самолюбию.
Повелевая им, она одновременно ощущала его надежную руку. И это нужно было. Это нравилось.
"Что ж, обломается. Научу",-думала в те годы Нина Владимировна.
Степан был тогда такой обходительный, внимательный, старался быть воспитанным и вежливым.
Потом он сделал ей предложение. Они поженились.
Она не могла не поехать с ним к месту его службы. Родители и родственники, друзья и товарищи в один голос отговаривали ее от этой поездки, твердили, что она совершает роковую ошибку, губит себя, что это безумиеехать куда-то к черту на кулички. Но она понимала, что отступать нельзя, чувствовала себя героиней и не раскаивалась в том, что делала.
А дальше началось то, чего она не знала и не предполагала. И если бы знала-ни за что бы не согласилась на такое. Началась жизнь в дальнем пограничном гарнизоне. Совсем другой, непонятный,-необжитый мир открылся ее глазам.
Раз в неделю в бревенчатом клубе смотрели рвущиеся на каждой части старые картины, по вечерам играли в дурачка или преферанс, а молодежь пела протяжные песни, собираясь у клуба. Песни все были народные, украинские и русские, вроде "При лужке, лужке, лужке, при знакомом поле". Несколько раз в день мимо окон строем проходили солдаты.
Жены командиров сходились возль ларька "Военторга", часами судачили о платьях, покупках, чинах и назначениях, о подчиненных и начальниках своих мужей, перемывали косточки ближним.
Муж уходил из дому рано, возвращался поздно. Часто его поднимали ночью по тревоге. Нередко он куда-то уезжал на два-три дня. Нина Владимировна оставалась одна. Совсем одна. Ей казалось, что она живет среди чужих людей, в чужом мире.
Он приезжал веселый, оживленный, говорил о людях, восхищался ими, хотел, чтобы и она восхищалась. Но она не могла поддержать этого восторга, потому что не понимала причины его, не знала людей, о которых он говорил.
В короткие часы отдыха Степан тянул ее на спортивную площадку или в клуб, где работали драматический, хоровой и кружок кройки и шитья. Она злилась на его веселье и неуемность, на его довольство жизнью, в которой ей было скучно и одиноко.
Сперва он смеялся и утешал ее, затем стал сердиться.
Начались ссоры и взаимные обвинения.
Наступил день, когда ей сделалось все противным и невыносимым в гарнизоне.
Она решила бежать. Сделала это крадучись, воспользовавшись его поездкой в очередную командировку.
Степан нагнал ее на станции, усадил в кузов полуторки и молча повез в гарнизон. Дома, ставя ее чемодан к кровати, он произнес: "Дотяни до моего отпуска. Я сам отвезу тебя к родителям... если пожелаешь". И то, что он не стал уговаривать, задело ее самолюбие.
"К черту, все к черту!"-закричала она, расплакавшись, и осталась.
И вдруг все как бы накренилось в другую сторону.
Стало лучше.
Началось с того, что жена командира полка-добродушная, полнеющая, простая, но милая женщина-сама пришла к ней домой и пригласила принять участие в первомайском концерте самодеятельности. (Позже она догадалась, что это муж рассказал полковнице о ее голосе.)
Приглашение самой жены командира полка, высказанное дружески, польстило ее самолюбию. Она согласилась....
