– Именно здесь отныне находится та настоящая, коренная народная власть, – сказал однажды Черноиваненко, – власть Советов, власть Коммунистической партии, которая будет управлять Пригородным районом города Одессы до тех пор, пока враг не будет изгнан и уничтожен до последнего человека. – Черноиваненко посмотрел вверх, на низкий земляной потолок, и прибавил: – Они еще не знают, что такое всенародная Отечественная война. Ничего. Они скоро узнают.
И он так нажал на слово "они", что скрипнули зубы.
Решетчатый фонарь "летучая мышь", поставленный на несгораемый шкаф, неярко, но выразительно освещал всю эту мрачную и вместе с тем торжественную картину, невероятную, как во сне.
Смуглый, золотистый свет двигался по оружию, по ухабистому земляному полу, по человеческим фигурам, по картам. Казалось, что лицо Ленина живет, дышит, струится. И два скрещенных знамени, золотясь тяжелыми кистями, прибавляли к яркому свету "летучей мыши" алый, шелковый свет своих полотнищ.
Однажды Петя увидел, как в кухонной нише, на примусе, в большой кастрюле, варился клейстер. Его варила Матрена Терентьевна, но за варкой наблюдал и давал указания лично товарищ Черноиваненко. Он придавал качеству клейстера большое значение. Листовки должны наклеиваться не кое-как, лишь бы только держались, а так, чтобы их трудно было содрать. Он придирчиво пробовал клейстер на палец и на язык, проворным движением набирал его на небольшую малярную кисть и мазал бумагу, следя, чтобы не было комков. Когда клейстер наконец был готов, его аккуратно разлили по консервным банкам. Затем в красном уголке было короткое, строго деловое заседание бюро райкома.
Петя и Валентина, чувствуя, что принимается важное решение, то и дело заглядывали в красный уголок. Стрельбицкий держал перед планом Одессы "летучую мышь", а дядя Гаврик быстро рисовал на нем кусочком угля стрелы, направленные в разные стороны.
Женщины сидели на полу вокруг светильника и что-то пришивали к подкладкам мужских пальто и шинелей.
– Что они пришивают? – шепотом спросил Петя.
– Карманчики и петельки, – быстро ответила Валентина таким же таинственным шепотом.
– А для чего? – чуть дыша, сказал Петя.
Девочка посмотрела на него сбоку и с чувством превосходства пожала плечом:
– Дитя природы!
– Нет, кроме шуток! – жалобно сказал Петя.
– Можно подумать, что ты упал с луны. Для чего пришиваются к подкладке карманчики и петельки? Ну?
– Много о себе воображаешь! – сказал Петя, надулся и замолчал.
Он не выносил чужого превосходства, в особенности превосходства девочек. Сколько раз он давал себе слово не задавать Валентине вопросов, не унижаться! Он даже отодвинулся от нее и принялся сердито сопеть. Но она дружески положила ему руку на плечо и сказала:
– Карманчики – для банок с клейстером, а петельки – для кисточек, чтобы намазывать листовки. Пора знать.
– Я так и думал, – сказал Петя.
– Идите спать! – крикнула Матрена Терентьевна, вставая с земли и отряхивая черную телячью куртку Тулякова, которую держала в руках.
Петя и Валентина молча отползли в тень, но через минуту снова заглянули в красный уголок. Теперь уже Туляков, Свиридов, Сергеев и Стрельбицкий были одеты и раскладывали по карманам патроны и листовки. Лидия Ивановна стояла перед Свиридовым и, глядя ему в лицо прекрасными добрыми глазами, ощупью вкладывала в только что пришитый карманчик банку с клейстером. Потом она засунула кисточку в петельку.
– Держится? – тихо спросила она, продолжая смотреть ему в лицо.
– Спасибо, Лидочка, – сказал он, также глядя ей в лицо и ощупывая кисточку и банку. – Отлично держится.
– А ну, пройдись.
Он прошелся перед ней по пещере, разминаясь и пробуя, хорошо ли прилажены банка и кисточка.
– Удобно? – озабоченно спросила она.
– Вполне, – ответил он, останавливаясь перед Лидией Ивановной с таким видом, как будто хотел сказать ей что-то очень важное, но не сказал, а только одобрительно улыбнулся.
– Оружие держать в правом наружном кармане, – сказал Серафим Иванович Туляков. – Огонь открывать только в самом крайнем случае, если другого выхода не будет.
– Последний патрон – для себя, – резким, не допускающим возражения тоном сказал Стрельбицкий, быстро ощупал под пальто банку и решительно надел шапку.
– Хотя и желательно обойтись без этой крайности, – напряженно улыбнувшись, заметил Черноиваненко. – Ну, товарищи, действуйте!
– Ни пуха ни пера! – сказала Лидия Ивановна.
Затаив дыхание и крепко сжав руку Валентины, смотрел Петя из темноты на людей, выходивших из красного уголка в подземный ход.
Фонари один за другим скрылись за поворотом. Был восьмой час вечера. Обе группы могли возвратиться не раньше пяти или шести часов утра.
И вот началось молчаливое, напряженное ожидание. Никто в лагере в эту ночь не ложился спать. Все молча сидели на своих койках и ждали.
Несколько раз в течение ночи Черноиваненко появлялся у выхода «ежики», перед которым снаружи, в сухом бурьяне, лежали с винтовками два бойца из группы Тулякова и вели наблюдение за местностью.
– Ну, как дела, ребята?
– Ничего, товарищ секретарь.
– Что-то наши долго не возвращаются.
– Значит, еще не управились с делами.
– Пора бы им быть.
– Еще рано, товарищ секретарь. Куда там! Раньше шести утра не ждите.
– Ну, а вообще, что слыхать?
– Ничего особенного не слыхать, товарищ секретарь. Минут сорок назад пролетел какой-то самолет, так они открыли по нему такой огонь, что скрозь вокруг осколками засыпало – будь здоров! Видать, наш. У них тут за Усатовом зенитная батарея. Не дай бог, до чего они боятся наших парашютистов! Как услышат какой-нибудь шум – давай крыть почем зря.
– А еще?
– Больше ничего, товарищ секретарь. Часа полтора назад где-то ихняя военная труба играла. Не понять где – в Усатове или в Холодной Балке: ветер сильно путает звуки. По Хаджибеевскому шоссе всю ночь грузовики идут, танки шумят. Со стороны Гнилякова время от времени слыхать ихние поезда.
– Людей в степи не наблюдали?
– Темно, не просматривается.
Черноиваненко некоторое время смотрел в непроглядную темноту сырой, холодной осенней ночи и снова возвращался по бесконечно длинным подземным коридорам – от маяка к маяку – в красный уголок. Опять сидел и думал, посматривая время от времени на часы. На рассвете он взял фонарь и обошел свое подземное хозяйство.
Заглянул к женщинам.
Они сидели в темноте и шепотом разговаривали. Он осветил их "летучей мышью":
– Почему не спите?
– Мы спим, – сказал Петя, которому стало страшно одному в "мужском отделении", и женщины взяли его временно к себе.
Черноиваненко поерошил пыльные, давно не стриженные волосы мальчика, взял его за плечи и повернул к стенке, прикрыв шинелью.
– Матрена Терентьевна, – сказал он, – проследи за тем, чтобы наши пионеры в положенное время спали. – Он подошел к Лидии Ивановне и ласково посмотрел на нее через очки: – А вы почему не спите, товарищ Ангелиди? Отдыхайте, пока еще позволяет обстановка. Спокойной ночи, товарищи!
Они легли на свои каменные нары, укрылись пальто и одеялами, поджали ноги в сапогах и сделали вид, что засыпают. Он ушел.
В седьмом часу утра в штреке замелькал свет: это возвратилась первая группа – Стрельбицкий и Свиридов, оба возбужденно-молчаливые, очень усталые, в сапогах, облепленных тяжелой черноземной грязью, в мокрых от дождя и тумана пальто.
Через час появились Туляков и Сергеев и доложили о выполнении задания.
Туляков расстегнул ворот гимнастерки и вытер шею платком.
Его лицо горело, ему было жарко. Он встал, пошел к ведру напиться воды, но не напился, махнул рукой, вынул из бокового кармана какую-то помятую бумажку и бросил ее на каменный стол.
Черноиваненко надел очки и прочел вслух:
– "Граждане города Одессы и окрестностей! Советую вам не совершать недружелюбных актов по отношению к армии или чиновникам, которые будут управлять городом; выдавать тех, которые имеют террористические, шпионские или саботажные задания, так же как и тех, кто скрывает оружие. Будьте внимательны и подчиняйтесь мерам, принятым военным и штатским командованием. Считаю своим долгом поставить вас об этом в известность. Все же в случае, ежели кто-нибудь не соблюдет распоряжения, уже данные приказами или теми, которые будут даны позже, должны знать, что будет наказан расстрелом на месте. Командующий армией корпусный генерал-адъютант И.Якобич, начальник штаба генерал Н.Татарану"… Приложите к протоколу, – сказал Черноиваненко, передавая бумажку через плечо Лидии Ивановне. – Зверский приказ! Ничего другого от этих мерзавцев мы и не ожидали. Впрочем, в ответ на подобные приказы будем отвечать только одним. Помните, что говорил Ленин о нашествии интервентов? Он говорил, что, если бы мы попробовали на их войска, созданные международными хищниками, озверевшими от войны, действовать словами, убеждением, воздействовать как-нибудь иначе, не террором, мы не продержались бы и двух месяцев, мы были бы глупцами. Вот чему учит нас Ленин. И мы будем действовать по-ленински!.. Всё. Всем свободным от нарядов и дежурств предлагаю ложиться спать…
