Теперь мы целых полгода только при случайных встречах с якутами, с помощью «капсе»[4] этого своеобразного «торбазного радио», будем получать основательно искаженные сведения о внешнем мире.
В задачу нашей партии входит дальнейшая площадная съемка верхнего бассейна Зырянки, реки Момы в районе поселка Кыгыл-Балыхтах и водораздельного хребта Томус-Хая. На этом участке, если позволит время и будет транспорт, нужно пройти по маршруту Черского или параллельно ему.
Наша партия, носящая название «Далекой», состоит из двух отрядов. Один в составе прораба-поисковика, промывальщика и рабочего должен пройти до вершины Зырянки, опробовать этот район и выйти в Кыгыл-Балыхтах. Другой отряд состоит из начальника партии, геолога-прораба и двух промывальщиков. В его задачу входит обработка северной части верхних бассейнов рек Зырянки и Момы. Затем они также должны выйти к поселку Кыгыл-Балыхтах.
Мы раскладываем вещи и устраиваемся на весновку в бараке наших разведчиков. Вдруг в дверях появляется запыхавшийся Александр:
— Бараны! Бараны! Скорей ружье!
Первым выскакивает из барака наш долговязый Мика Асеев. За ним все мы. Три горных барана стоят на террасе и с удивлением смотрят на нас. Самец с горделивой осанкой и большими круто загнутыми массивными рогами делает вдруг скачок, и бараны вихрем мчатся прочь. Мика стреляет, но поздно, бараны уже исчезли.
— Тоже мне — бараны, бараны! Раскричался на всю тайгу, — говорит со злом Мика смущенному Егорову, не успевшему даже выстрелить.
Северная весна наступает стремительно. Прилетели снегири. Южные склоны сопок чернеют с каждым днем, исчезает снег на глазах. Ослепительное солнце светит почти круглые сутки, слепит глаза. Мы ходим в черных очках с кирпично-красными от загара лицами. Освобождаясь от снега, расправляет свои зеленые ветви стланик. На покрасневших тальниках выявились белые пушистые шарики. Буреет лиственничный лес. Набухают почки. Там, где сошел снег, зелеными ежиками топорщатся кочки.
К концу мая весна уже в полном разгаре. По реке «дуром», как выражается Александр, идет рыба, в основном хариус. Два раза в день мы вынимаем «морду», полную рыбы. Свежий хариус, поджаренный на масле, — ни с чем не сравнимое кушанье. Естественно, что мы забываем про свои консервы.
Утром второго июня мы собираемся в первый маршрут. Снег уже полностью сошел. Как-то сразу наступило северное лето. В последних числах июня к нам должен прийти каюр из Балыгычана с лошадьми, а пока, не теряя времени, мы решили работать на «сидорах» (т. е. таскать все на себе).
Из барака мы выходим гуськом. Впереди с горным компасом в руках идет Мика. Он ведет глазомерную съемку. За ним иду я и зарисовываю в полевую книжку встреченные обнажения, записываю взятые замеры падения и простирания пород. Мы с Микой берем образцы и через каждые пятьсот — тысячу метров промываем в руслах шлиховую пробу, описывая места, где взята проба, и результаты опробования.
За мной с лотком за плечами тяжело ступает Александр. Шествие замыкает наш веселый черный щенок Шарик. Он неутомимо бегает по кустам, без причины лает на пролетающих птиц и гоняется за бурундуками.
В гору идти тяжело.
— Зажирели мы на весновке, — замечает Мика.
Обработав один из боковых притоков реки Далекой, мы подходим к водоразделу. Гряды невысоких гор покрыты яркой, как будто вымытой, зеленью. Комаров нет.
— Смотрите! Вон у русла медведица с медвежонком! — кричит Мика и устремляется вниз, за ним бежит Александр, снимая на ходу с плеч двустволку. В бинокль я вижу медведицу и около нее годовалого пестуна. Мика и Александр осторожно подбираются к ним. Медведица тревожно обнюхивает воздух. Раздаются выстрелы, и медведица, сделав круг, стремительно бежит прямо на меня, а медвежонок устремляется вниз по ручью по направлению к нашему бараку. У меня, кроме ножа, ничего нет, поэтому остается только спрятаться за дерево-. Медведица, не заметив меня, тяжело дыша, пробегает метрах в десяти. Вскоре появляются мои горе-охотники, они громко спорят, обвиняя друг друга в неосторожности, но оба вскоре находят виновника: Шарик по неопытности выскочил с лаем вперед охотников.
— Проклятущий пес, всю охоту испортил, — ругается Мика.
У барака нас в недоумении встречает наш второй промывальщик татарин Сергеев.
— А я ничего не могу понять, смотрю, мимо меня пробежал Шарик. Я сразу обед накрыл, думаю, вы подходите. Выхожу из барака, а Шарика нет.
— Да ты сослепу медвежонка за Шарика принял, — смеется Александр.
Мы уходим на десять дней в пеший маршрут вверх по реке Далекой. Размазывая по лицу пот и раздавленных комаров, километр за километром упорно двигаемся вперед. Тяжелые рюкзаки оттягивают плечи. Уже шестые сутки мы в пути. Встречаются только однообразные осадочные породы. Пологие склоны покрыты зеленовато-белым ягелем. Лес почти исчез, лишь кое-где у русла ручья стоят одинокие корявые лиственницы.
— Здесь оленей хорошо пасти летом, корма много и комара почти нет, а из металлов доброго ничего не найдешь, — делает свое заключение Мика.
Закончив съемку вершины реки Далекой, возвращаемся в барак.
Уже конец июня, а обещанных лошадей все нет. Мы начинаем свои работы по направлению к бассейну реки Момы. Комаров с каждым днем становится все больше.
Стараясь быстрее закончить работы, разделяемся на две группы. Мика с Александром, забрав с собой полог-палатку, уходят на три дня в маршрут. Мы с Сергеевым собираемся идти на следующее утро. Барак оставим, обворовывать нас некому, а от проказников-медведей закроем поплотнее дверь и забьем досками окна.
Вдруг утром слышим стук. Ругаясь, входит Мика, за ним мрачный Александр, в дверь с визгом пролезает Шарик и прячется под нары.
— Чертовы комары, ни днем, ни ночью от них нет покоя. Не комары, а какие-то кровопийцы! — возмущается Мика. — На Кавказе, в Батуми, тоже есть комары, но они больше пищат, чем кусают. А эти — маленькие, а кусают с лету, как звери.
— На Волге тоже комары есть, но аккуратнее, — вторит ему Александр.
Мы ставим полог, подтыкаем его со всех сторон, но комары все равно где-то пролезли. Почти всю ночь мы ни на минуту не можем уснуть, а Шарик визжит и все лезет под нас — заели пса.
— Таких больших и комары заели, — смеюсь я. — Ну что же, бросайте работу…
— Да нет, конечно, — смущенно говорит Мика.
— Придется, друзья мои, не полениться и к пологу пришить сплошной пол, а к входу сделать завязки, чтобы плотно закрывать на ночь. А днем будете работать в длинных накомарниках и кожаных перчатках. Ничего, в конце июля комары начнут исчезать. Правда, вместо них может появиться мошка, — утешаю я их.
Александр молча достает простыни и подшивает их вместо пола к пологу… Остаток ночи мы проводим спокойно.
Вечером следующего дня, вернувшись с очередного маршрута, мы замечаем у барака четырех привязанных к деревьям белых, коренастых якутских лошадей. Из барака выходит, вод стать своим лошадям, солидный, коренастый якут и, широко улыбаясь, представляется:
— Иван Слепцов, балыгычанский житель, ат[5] вам привел, ат оставил и у ваших рабочих на Бочере. Они сказали, где вы находитесь. В обед приехал. Вот вам и почта.
За чаем Иван Слепцов добросовестно выкладывает, мешая русские слова с якутскими, все таежные новости.
— Ну, теперь красота, наладим вьюки и завтра же на лошадях двинемся в бассейн Момы, — замечает Мика.
Слепцов критически осматривает наш груз и говорит:
— Однако, эльбяк[6] груза. Второй раз таскать ат провиант надо.
— Конечно, в один раз не увезти, — соглашаюсь я с ним. — Два раза будем возить.
Пятого июля мы покидаем свой барак.
Мика усиленно ухаживает за Иваном Слепцовым, счастливым обладателем одиннадцатизарядного винчестера тридцать на сорок, уговаривая продать ему винчестер или хотя бы временно поменяться на его карабин. Наконец, Иван поддается на уговоры и на время отдает свой винчестер. Счастливый Мика сразу же отправляется с Александром в маршрут на ближайшие гольцы. На следующий день к обеду мы видим наших охотников, согнувшихся под тяжестью освежеванных туш двух горных баранов. Сергеев сразу же принимается за разделку баранов, коптит на дыму куски мяса, делает отличный шашлык. Охотники наперебой рассказывают, как они увидели баранов, подкрались к ним и Мика из винчестера сразу срезал выстрелом самого крупного барана, только потом пришлось отрезать голову с рогами, чтобы легче было нести.
На всем дальнейшем пути бараны встречаются табунами. Их много в этих глухих местах.
Мы входим в широкую долину реки Момы, почти сплошь покрытую наледью. За рекой, сверкая белоснежными вершинами, высокой стеной стоит Буордахский массив — вторая цепь хребта Черского. С его вершин спускаются ледники с характерными конечными и боковыми моренами.
