ясно, конечно, кто ее обидчица?
— Мне самому пришлось перенести от этой женщины немало обид и оскорблений, и я вполне разделяю ваши чувства.
— Нам надо найти также и общий язык!.. Я, как знаете, учился на медные гроши, писать статьи не умею, хоть и работал когда-то в типографии. А вы — старый, опытный газетчик, журналист. Вот я и хочу просить вас написать в газету статью о том, как одна наша перезрелая заслуженная травит свою молодую талантливую соперницу.
Как ни относился Хабибулла к Баджи, он понимал, что о травле девушки говорить не приходится. Понимал также, что если и существуют какие-то трения между этими актрисами, то ему не пристало выступать публично против Баджи. Он высказал это Мовсуму Садыховичу.
— Не травит? — вскипел тот. — А почему девушка оставляет сцену? Кто довел ее до этого? Кто выживает ее из театра? Вы? Я? Телли-ханум? У нас в стране много говорят: нужно бережно относиться к творческой молодежи, опекать ее. А когда доходит до дела, то молодую актрису, успешно окончившую театральный институт, вышвыривают из театра, как шелудивого щенка!
— Постойте, постойте… — Хабибулла вспомнил, что на днях где-то слышал что-то похожее… В театрах не дают ходу талантливой молодежи, затирают ее?.. Мелькнула мысль: а что, в самом деле, если написать об этом статью, в которой намекнуть и на грехи одной известной актрисы? «Травля молодой талантливой коллеги»? Нет! За такие слова могут привлечь к ответственности — Хабибулла знал это из своего журналистского опыта. «Нечуткое, формальное отношение»? Вот это как раз та формулировка, какую в данном случае можно было бы применить — за нее к ответственности не привлекут. Помимо всего, не стоит наносить большой вред Баджи: в ее руках — его внук. Но щелчок по носу следует дать — это она заслужила!
Мовсум Садыхович почувствовал, что Хабибулла колеблется, и решил подбодрить его:
— Вспомните, Хабибулла-бек, что, хотя в прошлый раз вам не удалось выполнить поручения, я подтвердил, что остаюсь перед вами в долгу. Обещаю: если удастся проучить ту, к кому и вы, как я понимаю, не питаете нежных чувств, я — дважды ваш должник! И требуйте от меня тогда чего хотите. Не медлите! Действуйте!
Сказано это было таким тоном, что Хабибулла едва не вспыхнул. «Не медлите! Действуйте!..» Что он, подчиненный, слуга, чтоб с ним говорили таким тоном? Когда-то так обращался к нему лавочник Шамси, но то было давно, в прежние времена, а теперь это вовсе неуместно… Сам того не замечая, Хабибулла мысленно апеллировал к достоинству советского человека.
Но тут на смену обидным, ранившим словам всплыли в сознании и другие, успокоившие его самолюбие… Дважды должник? Это обещает кое-что весьма существенное! А какие причины у человека, обделенного судьбой, отказываться от благ, если они плывут в его руки?
И Хабибулла, забыв о своем бекском гоноре и о достоинстве человека, ответил, как некогда отвечал на приказание Шамси:
— Будет сделано, Мовсум Садыхович!..
Нет, не изменил Хабибулле талант журналиста!
Статья в газете, подписанная вымышленным именем, называлась «Внимание к молодежи». Автор сетовал, что молодым актерам и актрисам не уделяют должного внимания, затирают их и что порой даже весьма уважаемые и талантливые деятели сцены нечутки к своим ученикам.
Одна из многих подобного рода статей о творческой молодежи! Однако соль ее заключалась не в общих словах, — указывалось, что одна заслуженная актриса Азербайджана — имя Баджи не называлось — оказала прямое содействие необоснованному уходу из театра своей ученицы, молодой талантливой актрисы М.
Хабибулла перечитал статью и остался доволен ею. Еще не все чернила высохли на кончике его пера! Есть еще порох в пороховницах!..
Попала статья и на глаза Мариам. Сразу поняв, кого имеет в виду автор, она направилась в редакцию газеты.
— Я и есть та молодая актриса М., о которой написано в вашей сегодняшней газете, — сказала она, добравшись до редактора.
— Очень рад видеть вас, садитесь! — любезно встретил се редактор, полагая услышать доброе слово за статью, берущую под защиту обиженную девушку. Чем могу служить?
— Я пришла заявить: то, что написано в этой статье о моем уходе из театра, — неверно.
— Мы получили сведения, что вы подали заявление об уходе и что причиной этому…
— Я написала заявление по собственной воле, так как собираюсь работать в другой области. И та заслуженная актриса, на которую намекает ваш автор, никакого отношения не имеет к моему уходу.
Редактор покачал головой:
— Жаль, что произошло такое недоразумение. Неприятно… Я сделаю внушение автору…
Мариам вынула из сумочки листок бумаги.
— Поскольку факты, напечатанные в статье, искажены, я прошу вас напечатать это опровержение.
Движением руки редактор отклонил протянутый ему листок и снисходительно улыбнулся:
— Мы не можем печатать опровержения по таким вопросам.
— Для меня и, во всяком случае, для актрисы, которую оскорбили в статье, это весьма существенный вопрос!
— Может быть, в статью вкралась некоторая неточность, но ведь основа материала правильна?
— В том-то и дело, что нет! Да вы прочтите, я все тут написала.
Мариам снова протянула ему листок, но редактор нетерпеливо остановил ее:
— Если в критической заметке есть хоть пять процентов правды, это уже дает ей право быть напечатанной. Критика — великая сила… Хотя бы только пять процентов правды… — повторил он внушительно.
— Но ведь это нелепо, несправедливо!
— Вы еще слишком молоды и неопытны, чтоб судить о нашей печати! — сказал редактор и уткнулся в гранки…
Взволнованная, Мариам поспешила к Баджи.
— Вот уж не думала я, что из-за меня пострадаете вы! — огорченно сказала она, вынимая из сумочки газету.
— А я и не принимаю эти обвинения на свой счет! Ты своей искренностью и прямотой убедила меня в твоей правоте и дала возможность благословить на более верный и счастливый для тебя путь!
Что другое могла сказать Баджи расстроенной девушке? Но в душе она чувствовала себя не лучше, чем Мариам. Хотелось броситься в редакцию, дать волю своему возмущению и гневу…
Она все же сдержала себя: прежде чем действовать очертя голову, следует выслушать мнение Гамида.
— Я читал эту писанину — ее состряпал кто-то хорошо знакомый с нашим театром, но сознательно исказивший положение дел, — сказал Гамид. Он задумался, не торопясь закурил. — Этого, с позволения сказать, редактора не переубедить. Подождем премьеры «Севили» она будет лучшим ответом интриганам и клеветникам!
Поиски, споры, суета — все осталось позади. Наступил день премьеры новой «Севили».
Баджи пришла в театр задолго до начала спектакля. На ней новое платье, волосы уложены по моде.
Сегодня особенный день!
