Елена Николаевна передернула плечами от какой-то внутренней дрожи, отошла от окна, села на диван.
А Федор Алексеевич расстался с Варварой Сергеевной и через дыру в заборе пролез в школьный двор. «Действительно, надо бы попробовать себя на новой работе, – думал он. – Но должность инспектора не прельщает. Разве где-нибудь можно еще так сильно ощутить результат своего труда, как здесь, на горячей работе сельского учителя! Вот, например, Славка Макаров… Парень-то на верном пути. И это самая дорогая награда».
Федор Алексеевич вошел в школу, и сразу же нахлынули бесконечные дела. Он попробовал посмотреть на них со стороны, взглядом человека, который вот-вот покинет школу, но они показались ему такими необходимыми, такими важными, что жизнь без них была бы пуста и неинтересна.
«Но это все касается лично меня, – пытался разубедить себя Федор Алексеевич, – а вот Леночке будет интереснее преподавать в городской школе, легче решать бытовые вопросы. А главное, Наташа…»
Наташа оказалась легкой на помине. Она поцарапалась в дверь и, убедившись, что отец один, влетела в кабинет.
– Папа! В город, да? Ой, какое счастье! Я поступлю в музыкальную школу. Мы будем два раза в неделю ходить в театр и один раз в кафе-мороженое!
– Мы еще ничего не решили, – нахмурился Федор Алексеевич. – Поговорим дома. Беги. – И с неудовольствием подумал: «Зачем Лена сказала ей?»
– Нет, решили, решили! – точно так же, как мать, воскликнула Наташа. Она подошла к двери, умоляющим взглядом посмотрела на отца и шепотом сказала : – Решили, папка, правда ведь? – И вышла со слезами на глазах.
Елена Николаевна вошла в учительскую, положила в шкаф классный журнал и сказала с сердцем:
– Саше Ивановой я вынуждена поставить двойку. Домашнее задание опять не выполнено.
– А я думала, она только у меня ничего не делает, – заметила учительница математики – старушка с такими седыми волосами, что они были уже не серебряные, а желтые. – Я, собственно, и требую от нее самого малого, математика не очень-то пригодится ей в жизни.
– Но без хорошего знания литературы актриса из нее не получится наверняка, – с еще большим возмущением сказала Елена Николаевна. – Она, помимо театра, и знать ничего не хочет!
В учительской, кроме преподавательницы математики, были Варвара Сергеевна и пионервожатая Тоня.
Неожиданно в дверях появилась Саша. Выглядела она виноватой: голова опущена, взгляд просительный.
– Очень хорошо, что пришла, – сказала Елена Николаевна. – Садись, будем разговаривать.
Прозвенел звонок. Учительница математики пошла на урок, Тоня занялась своими делами. Варвара Сергеевна поднялась было, но осталась послушать.
– Ты пойми, для тебя сейчас главное – общая культура, – говорила Елена Николаевна. – Наш Коршун и так предельно беден в культурном отношении. Нет у нас ни музея, ни хорошей библиотеки, мало людей, разговоры с которыми могут обогащать (она глубоко и многозначительно вздохнула). Единственная возможность для тебя – школа. Пользуйся этим. Ведь, помимо специальных дисциплин, при поступлении в вуз придется сдавать и общеобразовательные предметы.
– Да. Я узнавала в Москве. Четыре тура. Надо читать басню, прозу и стихи. Потом собеседование, а потом общеобразовательные экзамены.
– Ну вот. Значит, надо быть во всеоружии. Из Коршуна ты будешь одна. Твои конкуренты, вероятно, главным образом москвичи. Им легче учиться, в Москве все под руками.
Варвара Сергеевна не удержалась, приняла участие в разговоре:
– Сашенька, я близко связана с театром. Наблюдаю нашу театральную молодежь и скажу тебе: многим молодым, очень талантливым актерам мешает то, что они мало знают. Настоящий актер получается тогда, когда талант сочетается с культурой. Елена Николаевна верно говорит, что в первую очередь для тебя теперь учение.
– Я хорошо понимаю это, Варвара Сергеевна, но у меня времени не хватает. Некогда уроки сделать…
– А ты помни, – сказала Варвара Сергеевна, – когда у тебя не хватает времени на уроки, ты подводишь и школу, и весь Коршун. Завалишься на общеобразовательных экзаменах – что подумают о Коршунской школе? Помнишь, Сашенька, был такой фильм: «Завистница». Впрочем, откуда ты его можешь помнить, когда тебе всего-навсего шестнадцать лет! – засмеялась Варвара Сергеевна.
– Помню, помню! – воскликнула Саша. – У нас в Коршуне очень часто идут старые фильмы. Я хорошо помню его. Наташу так чудесно играла Пичужкина.
– Совершенно верно. Вот о Пичужкиной-то и речь. Училась она в студии при МХАТе. Сниматься в фильмах первокурсникам в этом учебном заведении не разрешается. Ну, а ей жаль было потерять роль. Ушла из студии. Снялась удачно. Начались бесконечные выступления на радио, по телевидению, в концертах… Серьезно работать над ролью стало некогда. Теперь что ни сыграет, все бледно, посредственно.
– Зачем же ей разрешили сниматься в кино? – изумилась Саша. – Куда же смотрели взрослые?
«В самом деле, куда же смотрели взрослые?» – с беспокойством подумала Варвара Сергеевна.
– Иди на урок, Саша, скажи, что я тебя задержала, – сказала Елена Николаевна.
Саша с сожалением оторвалась от интересного разговора и нехотя вышла из учительской.
– Чудесная девушка! – .заметила Варвара Сергеевна. – В ней удивительное обаяние.
– Молодежь наша, Варя, очень хорошая. Все учатся и работают. Все недостатки молодого поколения – это наши просчеты. Мы, педагоги, это особенно чувствуем. Я люблю сельскую молодежь.
– И собираешься уезжать в город, – не удержалась Варвара Сергеевна.
Елена Николаевна вздохнула.
…А Саши в это время в школе не было. Выйдя из учительской и рассудив, что на урок все равно опоздала, она побежала к Вериной бабушке за юбкой, которую та обещала для одной участницы спектакля.
День был холодный. Саша мчалась во весь дух, чтобы не замерзнуть. Она побоялась, что Фекла Ивановна заприметит, если явиться не вовремя в интернат за пальто, и поэтому бежала в одном платье.
Каменевы жили недалеко от школы.
Раскрасневшаяся от быстрого бега и холода, Саша влетела в кухню Каменевых. Анна Матвеевна и Клавдия Сергеевна обедали.
– С нами, Сашенька, борщика? – пригласила бабушка.
А вечно молчаливая Клавдия Сергеевна, худая и бледная, привстала и уже потянулась к полке за тарелкой.
– Спасибо. Я за юбкой.
– Вот в бумаге лежит, – показала Анна Матвеевна на подоконник.
Саша развернула газету.
– Прелесть! Бретельки приделаем, будет сарафан. Спасибо, Анна Матвеевна. Не порвем, не запачкаем, не потеряем! – тараторила она, завертывая юбку в бумагу. – Ну, до свиданья. Я с урока сбежала.
– А вот это не очень похвально, – сказала Анна Матвеевна.
И Саша уже мчится в школу по новым деревянным тротуарам, узким, всего в две плахи. Несмотря на грязь, она добежала, не запачкав ног, и подумала: «А тротуары-то ведь и в самом деле необходимы».
Сейчас же вспомнилась ссора с Ваней.
Она вбежала в школу в тот момент, когда коридоры стали наполняться шумом – сначала вверху, откуда раздался звонок, потом в нижнем этаже. С правой стороны лестницы неторопливо и чинно спускались первоклассники, слева – школьные «старожилы» лихо съезжали по перилам.
Около вешалки Саша столкнулась с Ваней, и оба остановились.
– Саша, зайди ко мне. Надо же поговорить, – с отчаянием сказал он.
В комсомольской комнате она села за стол, а Ваня стоял между столом и дверью – большой и грустный, с незнакомой морщинкой между пушистых коричневатых бровей.
– Саша, мне очень нехорошо оттого, что мы поссорились. Неужели нельзя обо всем договориться?
– Выходит, что нельзя, – вздохнула Саша, взяла ручку, лежащую на столе, и стала порывисто рисовать узоры на бумаге.
– Ой, я испортила чье-то заявление! – вспыхнув, сказала она, отодвигая бумагу. – Прости, Ваня.
– Ты бы лучше сказала мне это «прости» за то, что два дня…
– Я? – изумилась Саша. – А ты не виноват? Ты можешь не говорить «прости»?
– Мы оба виноваты. Пусть даже я один. Только давай никогда больше не ссориться, Саша, хорошо?
– Хорошо, – опустила голову Саша и, снова схватив ручку, начала рисовать на заявлении.
Ваня улыбнулся, наклонился над столом, отодвинул бумагу и положил свою руку на Сашину.
В этот момент погас электрический свет, и в комнате без окна стало темно.
– Вот еще одна беда Коршуна, – сказал Ваня. – Что только они делают на электростанции?
Но он был рад темноте. Легче разговаривать.
– Сашенька… (Она затаила дыхание.) Ты же знаешь, что я очень люблю тебя. Ты для меня – как солнышко для всего живого…
В это время комнату озарил дневной свет, и вместе с ним в открытой двери появились Федор Алексеевич и Наталья Степановна – преподавательница физики. Все четверо в первое мгновение почувствовали себя неловко. Саша смущенно вскочила.
– Почему без света? – спросил Федор Алексеевич.
