— Вот и стал стариком твой отец, — горько сказал Таю.
— Что ты! — запротестовала Рита. — Ты ещё такой молодой! Первый раз на моей памяти болеешь. Поправишься, опять будешь прежним.
— А как же с мамой? — озабоченно спросил Таю. — Ей не сообщили?
— Завтра Кэлы поедет на вельботе за топлёным жиром и привезет её, — ответила дочь.
— Выходит, мы с Рочгыной первыми из Нунивака переселимся в «Ленинский путь», — сказал весело Таю. — Иногда и поболеть полезно.
Поздно вечером пришел навестить больного Кэлы. Председатель осторожно опустился у изголовья и участливо спросил:
— Как себя чувствуешь?
— Вроде лучше, — ответил Таю.
— Сердце — такое дело, что с ним шутить нельзя, — повторил Кэлы слова доктора Вольфсона. Должно быть, перед приходом председатель заходил в больницу.
— Всё, что тебе нужно, говори, — обеспечим, — обещал Кэлы. — Завтра привезу твою жену. Не беспокойся, знаю, как нужно сообщить ей. А ты, Рита, скажи заведующему магазином, чтобы он порылся в запасах, которые припрятал. Пусть достанет эти самые… болгарские помидоры, китайские ананасы и прочее… Поправляйся.
После Кэлы в дверь постучался Амирак. Он ещё не оправился от горя, причиненного смертью Мальчика, и тень скорби омрачала его лицо.
— Садись сюда рядом, — подозвал его Таю и указал на стул, с которого только что встал Кэлы. — Расскажи, как ты тут живешь?
— Что рассказывать? — пожал плечами Амирак. — Живу, работаю.
— Нравится твоя работа?
— Раньше нравилась, — чистосердечно признался Амирак.
— А теперь?
— Теперь не так. Собираюсь перейти на другое место.
— Куда же?
— Ещё не выбрал, — Амирак вздохнул. — Со зверями много хлопот. Кормить и то их надо с умом: одного так, другого этак. Разборчивый народ, хитрый. Вот когда щенились самки, так я не уходил сутками со зверофермы. Новорожденных чуть ли не за пазухой приходилось носить, чтобы выходить. По три с половиной щенка получили; Вышли в районе на первое место. В газете была заметка, так там была напечатана моя фамилия. Ты читал?
— Читал, — утвердительно кивнул Таю. — Молодец! Зря ты собираешься уходить со зверофермы. Вот видишь, получил по три с половиной щенка, а надо бы по четыре. А то куда это годится — полщенка. Смешно!
— Думаю, что в следующем году получим по четыре, — пообещал Амирак.
Таю улыбнулся про себя: не уйдет брат со зверофермы.
Амирак помолчал и, запинаясь, спросил:
— Ты видел Таграта?
— Видел.
— Как он? Здоров?
— Телом, может, и здоров, но душой плох. Не сладкая, видно, у них жизнь в Америке, — ответил Таю.
— Ты бы взял его сюда, — неуверенно сказал Амирак.
— Как же его возьмешь? Он же всё-таки как-никак иностранец, — сказал Таю.
— Странно, — пробормотал Амирак. — Родной брат, а иностранец!
На следующий день, как обещал Кэлы, в «Ленинский путь» приехала Рочгына. Таю не дал ей ни слова произнести, чтобы не слышать ахов, и принялся расспрашивать о делах в Нуниваке.
— Как будто год не был, — ворчала Рочгына, но подробно отвечала на вопросы мужа.
Она перечислила, сколько моржей убили охотники Нунивака за вчерашний день.
— И зачем тебе всё это сейчас? — недоумевала Рочгына.
— Как ты не понимаешь? — возмутился непонятливостью жены Таю. — Не должно быть, чтобы нунивакцы отстали в промысле от коренных колхозников «Ленинского пути».
Целый день Таю навещали. Пришел доктор Вольфсон и выслушал больного.
— Дела идут на поправку, дорогой друг! — сказал доктор.
— Когда можно вставать? — спросил Таю.
— Об этом даже говорить ещё рано, — ответил Вольфсон.
— Я же должен знать, — сказал Таю.
Усы доктора вздернулись кверху, и он твердо отрубил:
— Об этом позвольте знать врачу, а не больному, дорогой друг!
По ответу доктора Таю понял, что Вольфсон намеревается его подольше продержать в постели.
После его ухода Таю отвернулся к стене и сказал жене, что хочет вздремнуть.
Перед ним была стена, оклеенная обоями. Рисунок был занятный — на сером поле то ли креветки, то ли какие-то неведомые черви… Неужели его положение настолько серьезно, что доктор даже не может назвать приблизительного срока выписки? И надо же было заболеть в эти дни, когда он так нужен в Нуниваке! Таю знал, что через день-два в Нуниваке состоится собрание по просьбе председателя Кэлы. Дело в том, что в связи с большим размахом строительства в «Ленинском пути» ощущалась острая нехватка рабочей силы: некому было разделывать добычу — люди были заняты на подноске кирпича и других строительных материалов. Когда же запарившийся в поисках выхода Кэлы отправлял людей на берег разделывать добытых зверей, останавливалась стройка. И это происходило в то время, когда люди, для которых строились дома, сидели без дела в своём Нуниваке… Кэлы предложил уже сейчас переселить в «Ленинский путь» часть жителей Нунивака, не дожидаясь, пока все дома будут готовы.
Кто согласится первым переселиться? Им будет, конечно, не Утоюк. Бывший председатель заявил, что он, как капитан, последним покинет селение. Утоюк хитрил. Ему просто хотелось продлить последние дни пребывания в родном Нуниваке. Капитан и корабль тут ни при чем… Скорее всего таким смельчаком будет кто-нибудь из молодежи… Но кто? Все они живут при родителях, и их решение — это ещё не всё. Может быть, старый Матлю? Он-то может согласиться, но какую пользу принесет в «Ленинском пути»? Его жена почти не видит и так стара, что уже не решается путешествовать по крутым нунивакским тропам-улицам.
Нет, надо обязательно побывать на собрании в Нуниваке и уговорить настоящую семью, большую, где много народу: вот, скажем, Ненлюмкина — моториста… Как же бригада без моториста? Выходит, и всей бригаде надо переселяться? Вот это здорово! Бригадир уже здесь всей семьей!
— Рочгына! — позвал жену Таю громким, совсем не больным голосом.
Жена прибежала из кухни.
— Позови мне сегодня к вечеру Кэлы. Скажешь — важное дело. Пусть обязательно придет.
Кэлы пришел, нагруженный гостинцами.
— Неужели ты меня считаешь таким уж больным, что хочешь утешить подарками? — упрекнул его Таю.
— Да нет, что ты! Это я так, от всего сердца…
Таю услал из комнаты жену, велел сесть поближе Кэлы и сообщил ему свой план.
— Это здорово! — восхитился Кэлы. — Целая полноценная бригада! Как это тебе могло прийти в голову? Только здоровый человек мог придумать такое! Молодец, Таю! Ты здоровее многих ходящих. Так что не обижайся на подарки. Послезавтра еду в Нунивак. Вот только поставим автоклав на жиротопке — сяду на «Моржа». Он как раз в четверг возвращается из Нешкана.
— Меня не забудь прихватить, — попросил Таю.
— Обязательно! Как же без тебя? — с жаром сказал Кэлы, но тут же осекся: — А как же твое сердце? Доктор Вольфсон…
— Доктор Вольфсон обещал к послезавтрему ещё раз осмотреть меня, — не моргнув, соврал Таю.
— Он говорил неделю-полторы… — пробормотал Кэлы.
— Ошибается доктор, — сказал Таю. — Может ошибиться доктор? Нет, ты скажи?
— Теоретически… — нерешительно произнес Кэлы. — Но доктор Вольфсон на моей памяти ошибся только один раз: когда предсказал, что Маюнна родит сына, а на самом деле получилась дочь.
— Ты мне не веришь? — возмущенно произнес Таю.
— Нет! Нет! — горячо уверил его Кэлы.
Через полчаса после ухода председателя пришел доктор Вольфсон. Он остановился в дверях комнаты и оттуда посмотрел на Таю. Глаза их встретились. Таю смутился, как юноша на первом свидании.
— Значит, ошибся доктор Вольфсон? — моржовые усы дернулись кверху и стали похожи на два поднятых весла.
— Извините, доктор, — кротко сказал Таю. — Садитесь поближе, мне надо с вами поговорить.
— Прежде чем сесть, я вам заявляю со всей ответственностью, что я не ошибся, — строго сказал доктор. — И выпишу вас не раньше положенного срока. Если же вы сделаете попытку подняться без моего разрешения с постели, прикажу вас поместить в больницу. Вот так, дорогой друг.
Доктор вытер пальцами усы, придавая им строго горизонтальное положение, и сел на стул.
Таю говорил долго. Он рассказал о жизни эскимосов в Нуниваке, о своем брате Таграте, которого он встретил на льдине, о диких ветрах, падающих с вершины Нунивакской горы, о своих земляках, принявших нелегкое для них решение переселиться в «Ленинский путь»
— Мне надо обязательно быть там на собрании, — закончил Таю. — Моя бригада первой переезжает…
Вольфсон слушал Таю, не перебивая. Усы его понемногу обвисали, и доктор несколько раз возвращал им приданное строгое положение.
Таю замолк. В комнате стало тихо. Так было долго. Обеспокоенная Рочгына украдкой заглянула в комнату.
— Только при одном условии я вам разрешу поехать в Нунквак, — торжественно сказал доктор и сделал паузу.
