В Нижнем Тагиле Новожилова устроилась в гостинице «Северный Урал» против густо заросшего сквера и отправилась осматривать город.
Был ранний вечер, небо щедро разукрасили фиолетовые, багряные разводы, густые, сочные краски первозданного хаоса. Над высокими трубами металлургического комбината стояли коричневые, черные, синеватые столбы, похожие на сосны, подсвеченные солнцем.
Край блюминга, знаменитых домен, «катюш» и каслинского литья причудливо разрисовал свое небо.
По снегу скакали черные воробьи. Проворные трамваи пробегали мимо добротных темных домов, мимо драмтеатра, памятника Ленину. Под елями с широкими кронами зеленела островками земля.
Лиля попала в картинную галерею и обнаружила там подлинники Айвазовского, Репина, Крамского. Она даже не знала о существовании у Верещагина «Приморского вала», у Левитана «Железной дороги», у Саврасова «Вечера». Надо было заехать так далеко, чтобы увидеть их!
На стене вестибюля Новожилова заметила выписку из указа Петра I: «Понеже от рудокопных заводов земля богатеет и процветает, так же пустые и бесплодные места многолюдством населяются и искусство в различных землях довольно показует, соизволяется всем и каждому, какого б чина и достоинства не был, во всех местах искать, плавить, варить и чистить всякие металлы».
Лиля снова оказалась на улице и медленно пошла к центру.
На дубовых дверях ресторана «Вечерний Тагил» прикреплена табличка: «Закрой дверь!» Чья-то вежливая рука приписала после «закрой» — «те».
Лиля не то поужинала, не то пообедала, заказав на первое тертую редьку с квасом, на второе — жареных окуней, грузди с луком и запила морсом из брусники. Сплошная экзотика!
В гостиничный номер на шесть человек Лиля возвратилась поздно и сразу уснула.
Через два дня пожаловал Тарас. Словно бы между прочим, сообщил:
— Не успел развод оформить… Но ты не беспокойся — здесь все сделаем… Сюда Елизавета не доберется…
Лиля нисколько не огорчилась. «Мы способны на многое, если нас любят».
«На острове Тробриан возле Новой Гвинеи, — иронически подумала она, — если молодые на глазах соплеменников поедят из одной миски — вот тебе и регистрация. Станем и мы есть из одной миски». Хотя даже ее не было.
Вместе пошли они в отдел кадров строительного треста на окраине города.
В бревенчатом доме было жарко натоплено. За столом, покрытым зеленой бумагой в чернильных кляксах, сидел пожилой человек с шишковатым лбом. Тарас протянул ему оба направления.
Узнав, что они из Ростова, кадровик расчувствовался:
— Был я там в войну минометчиком… От города одни развалины…
— Отстраивают его, — успокоила Лиля.
— Ну и здесь вы край нужны. Вы не муж и жена?
— Да, — быстро ответил Тарас.
— Вот вам, — протянул клочок бумаги, — в общежитие семейного типа… Завтра выходите на работу.
Усмехнулся:
— Строить будем все — от роддома до морга.
Лиля и Тарас посмотрели недоуменно: как же так, ведь они промышленно-гражданские строители?
— Надо, — сказал кадровик и уткнулся в бумаги. — Генплан предусматривал строительство Дворца спорта и ночного профилактория «Лесная сказка» для лечения электросном, бассейнов и треков. Но это позже. А сейчас — то, что крайне необходимо. Надо, — повторил он, видя, что они продолжают чего-то ждать.
…Общежитие оказалось приземистым бараком с кипятком в серебристом «титане», с крохотными оконцами и кухней на четыре семьи.
Спали они на разных кроватях. Лиля не могла бы ответить, почему настояла на этом. Дело было, конечно, не в том, что еще не оформили брак, а просто не хотела, чтобы возникла мысль: вот для чего забились сюда. Ночью она проснулась от странного запаха и ощущения, что на лице кровь. Зажгла свет. С потолка градом падали клопы. Ничего себе брачная ночь.
* * *
Утром ударил страшенный мороз, и Лиля, растирая щеки, еле добежала в своей легкой одежонке до прорабской. Бригадиры встретили нового мастера настороженно-насмешливо. Что за пичужка свалилась им на голову?
Строили больницу, и прежде всего следовало разобраться в чертежах. Этим она и занялась. Но вскоре ее захлестнул поток обычных строительных забот.
Каменщики наседали:
— Машина с подсобниками не пришла…
Плотники приходили со сроим:
— Надо опалубку ставить…
— Доски не подвезли…
Некому было разгружать вагоны с кирпичом. Наводил свои строгости представитель пожарной инспекции. Звонил: из управления заказчик:
— Я форму два не подписал — у вас металлические балки не проолифены…
К вечеру гудели ноги, трещала голова, но все же было ощущение, что все обошлось без явного провала.
Дни побежали наперегонки. В первую же получку Лиля и Тарас купили себе валенки, полушубки, ушанки.
Среди строителей была бригада из уголовников. Странно, но к Лиле они отнеслись покровительственно. Однажды она остановилась перед трубами большого диаметра, не зная, как перелезть через них. Двое детин подхватили ее под локти, Перенесли и бережно поставили на землю.
При ее приближении тот, кто первый ее завидит, командовал:
— Заткнуть пасти!
Один громила, с квадратной — челюстью, огромными надбровными дугами, — его звали Дрюк, — не желая работать, — сел как-то на трубу и, сворачивая одну за другой козьи ножки, дымил. Лиля стала рядом с ним, сказала, ни к кому не обращаясь:
— Это ж надо: один сидит, а все за него как ишаки работают.
К Дрюку подошел коротыш.
— Захотел, чтоб хрящи поломали? — спросил он зловеще.
Остальные угрожающе придвинулись к Дрюку. Тот остервенело сплюнул и взял в руки кувалду:
— Ударники нашлись!
* * *
Тарас все более проявлял себя человеком грубым, лишенным деликатности. Еще студенткой Лиля самоуверенно надеялась «приподнять» его, приохотить к чтению художественной литературы, к театру, сделать «вполне интеллигентным». Она выискивала в нем хорошие качества: он не жаден, самолюбив, не бабник.
Но здесь, на Урале, Тарас чаще всего раскрывал худшие стороны своей натуры, и круг интересов его не выходил за пределы служебных. Он на каждом шагу разрушал чувства. О каких недомоганиях жены может идти речь, если надо сварить ему обед, выстирать ему рубашку? Его очень заботило: достаточно ли уважает жена главу семьи? Или считает себя умнее? Так он укажет ей место.
Тарас любил повитийствовать: вот он, без роду и племени, не смог в детстве получить хорошее образование, а она языки изучала, на фортепьянах играла, пока он вкалывал. Так почитай теперь мужа!
Тарас был в полном недоумении, почему Лиля бросилась собирать свой чемодан, когда он как-то в пылу ссоры крикнул:
— Знаем, чем вы занимались при немцах!
Правда, побежал тогда за ней на вокзал, просил прошения, притащил, домой ее чемодан. Ну, сорвалось с языка, мало ли что, не подумав, скажешь.
После таких сцен у Лили в душе оставались занозы. Сравнение с Максимом Ивановичем было для Тараса убийственным. Хотя по служебной лестнице шел напористо и уже был прорабом. Но во всем были удручающая приземленность, душевная глухота, хамовитость. Никогда ни одного цветка ей, ни одной конфеты — даже не подумает об этом. Никакого интереса к ее внутреннему миру.
— Может быть, посидишь дома? — спрашивал он. — Необязательно в начальницы лезть.
— Нет, полезу…
— Ну, гляди, только без урона.
Он имел в виду возможное ущемление интересов своей персоны.
И Лиля вставала ночью. Гладила, готовила, приносила воду через три двора, а когда сваливалась от усталости, слышала упрек:
— Чурбан ты бесчувственный…
Тарас, почти не осознавая этого, мстил Лиле за то, что она ему трудно досталась, что «из-за нее» вынужден был испытать неприятности. Он даже получал удовольствие от мысли: «В свое время натерпелся, пусть теперь помучается она».
«Почему Тарас так изменил отношение ко мне? — с горечью думала Лиля. — Может быть, прежде привлекала неиспорченность девчонки? Щекотало самолюбие, что она избрала именно его… Можно окончить два института и не быть интеллигентным человеком… Порвать, немедля порвать? Но это легче терпеливости. А если что-то еще изменится в нем…»
* * *
Родившегося сына Лиля назвала Володей. Тарас считал появление ребенка преждевременным и, может быть, поэтому был равнодушен к нему.
Елизавете самой понадобился развод, и она его оформила там, в Ростове.
Но, еще регистрируя брак с Тарасом, Лиля оставила свою девичью фамилию. «Это твое право», — хмуро сказал он тогда. Однако когда Лиля начала настаивать на том, чтобы и сын был Новожиловым, Тарас воспротивился.
— Я тебя очень прошу, — говорила Лиля. — Понимаешь, очень. Мне так хочется сохранить фамилию отца.
Она почти никогда ни о чем не просила Тараса. Через силу он в конце концов согласился.