Юрий Рытхэу - Магические числа

Не надо идти на охоту, можно понежиться на мягкой оленьей постели, высунув голову в чоттагин, где Каляна уже разожгла костер, готовит завтрак, время от времени с улыбкой посматривая на своего постояльца. Айнана еще спала, дремали и собаки, и только редкая дрожь свернувшихся тел выдавала их всегдашнюю настороженность, готовность к действию.

Алексей Першин довольно быстро привык к здешнему укладу жизни, приноровился ко многим вещам, которые раньше считал невозможными для себя. Вот и теперь он легко выскользнул в чоттагин, надел на рубашку просторную кухлянку и попытался выбраться на волю. Открыв дверь, он увидел перед собой гладкую снежную стену. Каляна подала лопату — широкую китовую кость, насаженную на деревянную ручку. Снег пока пришлось убирать внутрь жилища, наметая его к стене, где стояли бочки с припасами. Откопав выход, Першин, низко пригнув голову и зажмурившись от летящего снега, выбрался наружу и ползком пробрался к задней стене яранги. Он попытался взглянуть в сторону моря, но ничего не увидел, кроме сплошной серо-белой пелены летящего снега.

Першин обошел жилище, осмотрел ремни, захлестнутые за каменные валуны, и ухитрился охватить мгновенным взглядом крышу из моржовых кож. Убедившись, что жилище пока успешно противостоит напору ураганного ветра, собрался уж войти обратно в ярангу, но вдруг почувствовал, как что-то живое ухватилось за него.

— Кто это? — с испугом спросил он.

— Это я! — услышал он сквозь вой ветра девичий голосок и семех. — Это я — Умкэнеу! Испугался?

Першин облегченно вздохнул и строго спросил:

— Ты чего бродишь в такую погоду? Заблудишься, или ветер унесет в море.

— Не унесет, я большая, — ответила Умкэнеу. — Сегодня пурга, И я пришла спросить: будем учиться?

Она по-прежнему цепко держалась за Першина, прижимаясь к нему. Сквозь камлейку и кэркэр он чувствовал ее крепкое, упругое тело. Покрытое темным румянцем лицо было совсем близко, чуть ли не касалось его шеи, и он старался отвернуться.

Умкэнеу, наоборот, казалось, нравилось так прижиматься. Отплевываясь от летящего в рот снега, она сказала:

— Как интересно пахнет вблизи тангитан!

— Пошли, пошли в ярангу! — заторопился Першин и потащил за собой девушку.

Умкэнеу вроде бы сопротивлялась, упиралась и продолжала смеяться. Заснеженные с ног до головы, они вдвоем, к изумлению Каляны, ввалились в чоттагин, чуть не погасив при этом порывом ветра разгоревшийся костер.

— Что ты бродишь в пургу? — накинулась на девушку Каляна.

— Учиться пришла! — ответила Умкэнеу.

— А разве можно в такую пургу учиться? — спросила Каляна, обращаясь к Першину. Она надеялась, что уж сегодня-то, они будут одни.

— Для маленьких детей, конечно, опасно в такую погоду выходить из яранги, — ответил Першин, — но раз Умкэнеу пришла, будем заниматься.

Прежде чем приступить к уроку, позавтракали вчерашним вареным нерпичьим мясом, попили чаю. А тут проснулась Айнана, потом настала очередь кормежки собак. Только после того как были выполнены все домашние работы, Першин вынул грифельную доску, установил ее возле передней стенки мехового полога, чтобы на нее падал свет от костра. Он снова нарисовал букву «А» на доске, поставив рядом «Б», на которой и споткнулось все обучение. Выяснилось, что в живом чукотском языке нет такого звука. Точнее, звуков, которые в русской грамматике называются звонкими согласными.

Глянув на «Б», Умкэнеу смешно скривила нос и протянула:

— Опять этот проклятый тангитанский звук. Долго мы с ним будем мучиться?

— Пока вы не освоите, дальше идти нельзя, — строгим тоном произнес Першин и с упреком сказал: — Ребята же выучили его, а вы с Каляной не можете.

Обе молодые женщины старательно пытались произнести — б… б… б… Маленькая Айнана, думая, что это игра, стала следом повторять: б… б… б…

— Вот видите! — обрадованно воскликнул Першин. — Даже Айнана произносит этот звук!

— Ничего удивительного, — заметила Каляна, — она шаманская дочь.

— Когда же выучим всё эти звуки? — с нетерпеливой тоской в голосе спросила Умкэнеу.

— Все зависит от вашего усердия, — ответил Першин. — Вот когда вы будете знать все эти звуки, тогда приступим к словам.

— А сколько ты сам учился? — поинтересовалась Каляна.

— Девять лет в гимназии, а потом еще три года, — ответил Першин.

— А девять лет учения разве можно вытерпеть? — с cомнением спросила Умкэнеу.

— Как видишь, я остался жив, — весело ответил Першин и добавил: — А некоторые всю жизнь учатся.

— Бедные! — Искренняя жалость прозвучала в голосе Умкэнеу. — Тут от одной буквы так устаешь за день, что язык пухнет, — и еще девять лет! Такое невозможно вынести!

Каляна была сдержаннее Умкэнеу и, когда девушка начинала тараторить, она поджимала губы и замолкала, как бы показывая всем своим видом, что она не такая легкомысленная, как ее младшая подруга.

Безуспешно поупражнявшись в попытках заставить женщин произнести звук «б», Першин объявил перерыв. Во время второго урока он писал на доске русские слова и называл их значение. Этот урок Першин старался строить так, чтобы одновременно пополнять свои знания чукотского. Каляна с Умкэнеу наперебой называли Першину новые слова, исправляли его произношение. Урок проходил весело, с взрывами громкого смеха. После второго перерыва Першин обычно читал стихи, поражая слушательниц музыкой русской речи. Сначала Каляна высказала догадку, что это не что иное, как заклинания, потому что только разговор с Внешними силами происходил с помощью вот такой ритмической речи. Но Першин возразил, что произносимое им ничего общего с разговором с богами не имеет. Он даже пытался перевести некоторые стихотворения на чукотский, но получилось убого и бедно: не так хорошо он знал язык, чтобы делатьпоэтические переводы.

Иногда Першин запевал песни, чаще революционные:

К удивлению учителя, песенные слова и мелодии почти мгновенно подхватывались и запоминались не только Каляной и Умкэнеу, но и ребятишками. На третий день «Смело, товарищи, в ногу!…» вполне разборчиво пели все. Даже слепой Гаймисин, несколько раз внимательно выслушав песню, исполнил ее своим красивым глубоким голосом.

Першин открывал для себя все больше нового, неожиданного в душевной жизни и способностях жителей становища. Иногда все сходились в яранге Гаймисина, и старик начинал долгое повествование о давно прошедших временах, рассказывал волшебные сказки о животных или просто пересказывал реальные события, случившиеся в Уэлене, Ново-Мариинске, тундровых стойбищах. Порой Амос спрашивал слепого о том или ином случае, как бы наводил справку, и Гаймисин с блуждающей улыбкой на лице отвечал обстоятельно, со ссылками на имена, названия. Нельзя было не подивиться тому, что в этой скудной, бедной даже внешними событиями жизни сложилась особая, по-своему высокая культура, утвердились обычаи, регулирующие жизнь в понятиях добра и человечности. Здешние люди имели свой календарь, хорошо знали звездное небо с движением планет, приметы природы позволяли им довольно точно предсказывать погоду даже без помощи сокровища Кагота — большого настенного барометра.

Обычно уроком пения заканчивался учебный день, но это не значило, что все тотчас же расходились. Детишки шли домой, но Умкэнеу оставалась, чем не всегда была довольна Каляна.

Вот и сегодня, когда допели «Смело, товарищи, в ногу!…», Каляна спросила:

— У твоих дома есть еда?

— Сколько угодно! — ответила Умкэнеу. — Вчера наварила им полный котел свежего нерпичьего мяса, да еще нарубила копальхена из того кымгыта, который привез Алексей…

Девушка, если поблизости был учитель, не сводила с него влюбленных глаз. Уж такова была натура Умкэнеу: все, что она чувствовала, было написано на ее лице. Вот и сегодня она пристроилась напротив Першина, сидевшего на бревне-изголовье, и некоторое время молча наблюдала за тем, как тот писал.

— Покажи, — попросила она.

— Так все равно не прочтешь, — улыбнулся Першин.

— А вдруг? — улыбнулась в ответ Умкэнеу. — Как интересно!

Будто след песца на свежем снегу,… Нет, как куропачий… Или как строчка, когда аккуратно шьешь непромокаемые торбаса из нерпичьей кожи. Когда мы так научимся? — тяжко вздохнула она.

— Научитесь, научитесь, — обнадежил Першин.

— Хорошо бы, — почти шепотом произнесла Умкэнеу.

— Ты бы не мешала человеку, — недовольно заметила Каляна. — Если тебе нечего делать, поиграй с малышкой.

— А что мне с малышкой играть? — передернула плечами Умкэнеу. — Я же не маленькая!

— Не маленькая, а ведешь себя, как маленькая, — сказала Каляна.