— Можно, Павел Ефимович, посидеть у вас денек?
— Как? — удивился директор. — Сутра до вечера? Без дела? — Ему показалось странным, что человек может просидеть целый день без видимых занятий.
— Просто мне интересно. Устроюсь в уголке, а вы не обращайте на меня внимания, не стесняйтесь.
— Сиди, если времени не жалко. А стесняться мне тебя нечего. Я не барышня, ты не жених…
Мартынов прислушался. На потолке были установлены два ряда люминесцентных ламп, и какая-то из них противно гудела: барахлил дроссель. Павел Ефимович позвонил, вызвал к себе энергетика шахты:
— Послушай, — сказал он вошедшему молодому человеку, — ты часто бываешь у меня в кабинете?
— Каждый день. На планерках.
— И ничего не замечаешь? Нет? Тогда посиди здесь. Поработай за меня. А мы пойдем с товарищем прогуляемся. — Директор взял энергетика за плечи, усадил в свое кресло. Потом кивнул мне, и мы вышли в коридор. — Пойдем. Сейчас как раз утренний наряд.
В нарядной девятого участка было шумно. Человек пятнадцать горняков о чем-то дружно спорили.
— Ну вот, Павел Ефимович, хорошо, что вы пришли. А то я сейчас собирался к вам, — раздраженно выпалил парень, который несколько секунд назад что-то доказывал сидящему за столом начальнику участка.
— А я тебя не узнал, — насмешливо проговорил Мартынов.
— Почему не узнали?
— Усы и бороду ты сбрил, стал совсем другим человеком.
— На охоте мешают, — улыбнулся горняк, остывая от недавнего возбуждения.
— Усы примерзают к курку, получается осечка, — вставил кто-то из сидящих.
Посмеялись.
— Так по какому вопросу ты собирался ко мне?
— Хотел раз и навсегда решить вопрос относительно механика, — с жаром выпалил горняк. — Надо, чтобы механик всегда был под рукой!
— Так ты ж сам комбайнер. Зачем еще механик?
— А затем, что полетит какая-нибудь ерундовинка — и бригада простаивает часами, пока бегают за механиком.
— Да, плохо… У тебя ведь, кажется, автомобиль есть? — вспомнил директор.
— Есть.
— И много наездил?
— Порядочно. Сорок две тысячи…
— И все время возишь с собой механика? Или сам меняешь скаты и подкручиваешь болты?
— Так то машина!
— Комбайн, значит, не машина? Рентгеновский аппарат? Межконтинентальная ракета? Так-так… Между прочим, в должностной инструкции твоя должность называется «комбайнер-механик». И деньги ты получаешь согласно этой записи.
Горняк молчал.
— Так ты машинист комбайна или наездник? — наступал Мартынов. — Есть необходимость идти ко мне по вопросу механика? Или послать тебя в учебный пункт на переэкзаменовку?
— Пожалуй, не стоит…
Директор внимательным взглядом обвел присутствующих, тихо и мягко сказал:
— Не забывайте, что вы теперь не просто горнорабочие. Вы— машинисты механизированных крепей, машинисты комбайнов. А уж если присвоено вам это звание, то и занимайтесь машинами. О няньках забудьте. Навсегда! Есть еще вопросы?
Вопросов не было.
Председатель товарищеского суда, старый рабочий Петр Яковлевич Чехлань, величественно восседал на председательском месте и говорил:
— Пиши, пиши, милок… Умел глотать «косорыловку» и прогуливать из-за этой пакости, умей и отвечать перед товарищами за свои негодные действия. Пиши…
Невысокого роста мужичок с красным и потным лицом, с глубоко спрятанными виноватыми глазами поминутно утирал пот со лба. Перед ним лежала «Книга прогульщиков», куда он в качестве первичной меры взыскания обязан был собственноручно написать свое обещание не прогуливать и не пить.
— Кого ждешь? — настаивал председатель товарищеского суда. — Если директора шахты, то он уже здесь.
Рабочий повернулся, увидел Мартынова, стоящего у двери, смутился еще больше и низко опустил голову.
— Совесть, видимо, не совсем потерял, — заметил Павел Ефимович. — Я думаю, что из него еще получится человек.
— Но это, мы надеемся, в будущем, — вставил председатель. — А потому напиши нам свое обещание, чтобы при следующей встрече, если она случится, ты смог бы нам его прочитать во всеуслышание и не говорить, что к тебе придираются…
— Не знаю я, что писать, — тихо проговорил подсудимый.
Петр Яковлевич встал, прошелся по комнате. Начал диктовать:
— Я, такой-то, работаю там-то, в качестве того-то, совершил злостный прогул в течение трех дней по причине чрезмерного и неоднократного злоупотребления спиртными напитками в недозволенное время и в недозволенных размерах… А дальше напишешь, что ты нам обещаешь, как мы должны будем поступить с тобой в том случае, если подобное нарушение повторится. Короче говоря, что напишешь сегодня, то и сделаем с тобой в следующий раз…
Павел Ефимович улыбнулся и вышел. Он знал почти наверняка, что следующего раза у этого парня не будет. За него крепко взялся товарищеский суд. От приговора этого суда никто еще не уходил, и никто еще не обижался на несправедливость решений, помогающих людям жить трезвой, интересной и честной жизнью…
Когда мы возвратились в кабинет, энергетик стоял на стремянке под потолком й менял дроссель в одной из ламп.
— Ну вот, — сказал директор. — Совсем другое дело. А то устроил ты мне пытку электрошумом… А сколько таких ламп на шахте?..
Помощник начальника пятого участка протянул директору требование на получение материалов. Павел Ефимович прочитал, написал резолюцию в уголке и отдал бумажку посетителю.
Тот направился к двери, на ходу читая резолюцию. Остановился, спросил:
— Вы что, шутите, Павел Ефимович?
— Нет, не шучу.
— Что это вы написали?
— А ты прочитай, чтобы посторонний человек знал.
— «Мехцех. Отпустить два гвоздодера. Мартынов».
— А вот теперь объясни мне, зачем тебе ящик… Ящик гвоздей! Собираешься новый дом построить?
— Нет. Но ведь в лаве надо кое-что прибить.
— Два дня назад был я у вас в лаве. Видел, сколько вы наколотили гвоздей там, где им и быть-то не положено по технике безопасности. Поэтому и написал, чтобы выдали тебе парочку гвоздодеров…
Посетитель помялся, согласился с директором и ушел.
— Еще совсем недавно шахта расходовала в год до трех тонн гвоздей, — пояснил Мартынов. — Меня это поразило. Проверил. И оказалось, что это просто вредное излишество. Привыкли брать ящик, когда нужна горсть. Горсть используют, а остальное бросят в выработке и завалят породой. Кажется, копеечное дел о— гвоздь. Но когда три тонны, то это уже не копейки. Теперь мы расходуем 300 килограммов в год. Хватает. Гвозди — это металл.
Поскольку разговор зашел о металле, то я тут же приведу еще одну запись из самого свежего блокнота.
Общешахтное собрание. На трибуне Мартынов.
— Я хотел обратить ваше внимание на то, что у нас по-прежнему преступно относятся к металлу. Представьте себе такую фантастическую картину: весь ненужный металл, который годами валяется и пропадает в шахте, вдруг по собственной инициативе пробил земную толщу и выполз на поверхность. Скажите, смогли бы мы нормально ходить на работу?
Голос из зала: — Надо было бы вызывать спасательную технику, чтобы расчистила проезды…
Второй голос: — Весь комбинат выполнил бы годовой план по отгрузке металлолома. (Смех в зале).
Мартынов: — А ведь смеемся мы сами над собой. У нас на шахте полторы тысячи рабочих, и если бы каждый, возвращаясь после смены, прихватил по пути только один килограмм металла и оставил его у ствола, то мы бы выдавали ежедневно полторы тонны. Теперь умножайте эти тонны на 25 и на 12…
Павел Ефимович очень любил приводить цифровые сравнения. Они кажутся мне выстрелами, сражающими наповал.
Дверь приоткрылась, и в ней показалась лысая голова заведующего кондвором Якова Голыча. Шахта еще содержит лошадок Для всевозможных мелких работ, для подвозки различных грузов в те места, куда долгой и снежной зимой не всегда возможно пробраться машине и колесному трактору.
— Мне только накладную подписать, — проговорил Яков, показывая бумажку. — Боюсь, как бы мясо не испортилось…
— Заходи, если боишься. Сколько свиней забил?
— Пять штук пока. Общий вес килограммов шестьсот.
— Это хорошо, — улыбнулся Павел Ефимович. — Дней на пятнадцать хватит для столовой.
— Должно хватить…
— Сколько голов осталось?
— Двенадцать взрослых и четырнадцать сосунков…
Мартынов подписал накладную.
Еще совсем недавно из горняцкой столовой выбрасывали ежедневно сотни килограммов отходов или отдавали их бесплатно частным лицам, которые выращивали свиней и продавали шахте мясо втридорога. Мартынов решил завести маленькую свиноферму на кондворе. И вот первые результаты.
Конечно, это не главное, но ведь и немаловажное для шахты дело. Во-первых, до конца используются продукты, во-вторых, шахтеры, получая дешевые и качественные обеды, чувствуют постоянную заботу со стороны руководителей, да и на бюджете это как-то сказывается…