— Я муху… убил! — тончайшим голосом мяукает он и весь вздрагивает от ужасных воспоминаний. — Насмерть! Совсем убил!
Я спрашиваю:
— Ты давно спятил?
— Я убил муху, и мне теперь ребята объявили бойкот! — шепчет он.
— Все равно, спирта у нас нет, — на всякий случай говорю я.
Он еще больше вздрагивать начал.
— Незабудкой мы ее звали, честное слово! — говорит и хватает меня своими цепкими лапами за хилые плечи. — В радиорубке жила. Целый год! Мы ее так любили! Настоящая муха! Летала! Радист ее пальцем по шерсти гладил, она только ему разрешала, а нам — нет… — и как до этого места дошел, так заплакал настоящими слезами. — И вот бойкот объявили!
— Мухе бойкот? — спрашиваю я, потому что совсем запутался. — За что вы ее, бедное насекомое?
— Нет! Мне, мне бойкот! — орет он громовым голосом и встряхивает меня, как веник в парилке. — Пришел вчера на вахту, а Незабудка в кресле сидела, я и не заметил, поверх нее сел!
— Все равно, спирта у нас нет, — опять, на всякий случай, говорю я, и на этот раз попадаю в самую точку, потому что он сквозь слезы бормочет:
— Нам не пить, нам Незабудку заспиртовать! Чтобы она с нами навсегда осталась! Честное слово, все правда: сел я на нее! Ребята выгнали, говорят: «Поезжай к морякам и без спирта не возвращайся!» Переживают очень… Завхоз, видишь, мне по скуле ломом съездил!..
— Послушать тебя, Ниточкин, так в Арктике люди только и делают, что о спирте мечтают, — брюзгливо сказал доктор. — Ветер еще у тебя под лысиной гуляет.
Ниточкин снял шапку, почесал свои густые, кудрявые и симпатичные волосы и решил обидеться.
— Где лысина, клистир несчастный? — спросил он.
— Хватит, — сказал старпом. Он знал, что к концу арктической навигации у моряков сдают нервы, и тогда без ссор обойтись трудно. — Давайте сниматься — метель тухнет, и огни я уже видел. Левее створ ведет мили на полторы.
Все стали растирать затекшие ноги и кряхтеть.
Потом моторист спросил:
— А выпить ты ему дал?
— Вот пристал, — сказал второй штурман. — Не дал я ему спирта. Я ему сказал, что у нашей буфетчицы мух полным-полно и он может любую выбрать…
3
Когда до береговых скал оставалось метра три, катер коснулся грунта и остановился, а льдины, раздвинутые им, еще шевелились и шебуршали, устраиваясь поудобнее. Огни костров скрылись за береговым откосом, и только красные отблески плясали на верхушках сугробов. Узкий луч фары высветил черные треугольники палаток и неподвижные фигуры людей, стоящих возле самого уреза воды. Люди закрывали глаза руками, привыкая к свету. Их было пятеро.
«Не очень они верили в то, что мы дойдем, — подумал старпом. — И палатки стоят, и радиомачту не срубили. Одни грузы к воде подтащили».
Мотор катера чихнул в последний раз и затих. Редкие снежинки мелькали в луче фары. Затерянностью и одиночеством пахнуло с берега.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал старпом.
— Здравствуйте, — ответил одинокий голос.
— Придется через воду грузиться, — сказал моторист и пошел в нос катера, на ходу подтягивая к бедрам бахилы.
— Не могли удобнее места найти? — спросил доктор ворчливо.
— Здесь везде мелко, — ответил женский голос, и люди на берегу зашевелились.
— Чего вы ждете, товарищи вегетарианцы? — спросил Ниточкин. — Начинайте погрузку.
Люди на берегу послушно, разом, повернулись и пошли к груде вещей под скалами.
— И чтобы никто из них ног не промочил, — сказал старпом. — Ясно?
— Интересно, как она все-таки выглядит? — без особого энтузиазма спросил Ниточкин. — Самая левая, да?
— Самый маленький справа стоял, — сказал доктор. — Только сразу черта с два отличишь: все в штанах и замерзшие.
Моторист засопел и полез через борт катера в ледяное месиво. Оно сомкнулось у него на поясе. Старпом ударами каблука разбил смерзшуюся от брызг бухту троса на носу катера и подал конец мотористу. Моторист выбрался на берег. Трос, разгибаясь, похрустывал, сползал кольцо за кольцом.
— Вперед, бабники! — приказал старпом. — Времени нет.
— Тут не допрыгнешь, пожалуй, — сказал доктор.
— Давай, давай! — сказал старпом, начиная злиться.
Сперва доктор, потом Ниточкин прыгнули с обросшего льдом носа на береговые скалы. Оба поскользнулись и черпнули воды в обувь.
Старпом закурил. «Авось никто не простудится, — подумал он. — Доктор разве, но у него на судне наверняка есть спирт припрятанный. А якутам такое купание только на пользу бывает…» Неделю назад на острове Большой Ляховский он видел на ледяном припае двух голых шестилетних якутенков, совершенно синих. Девчонка сосала голову розовой куклы, а мальчишка молчал и хмурился, как взрослый мужчина. Вокруг бегали собаки и от холода поджимали лапы…
Старпом дождался, пока моторист закрепил на берегу трос, и тогда прыгнул сам. Он прыгнул удачно, и от этого у него улучшилось настроение.
Люди из экспедиции шли обратно к катеру, согнувшись под тюками грузов, их лиц не было видно.
— Где начальник? — спросил старпом.
— Снимает палатки.
Старпом неторопливо пошел к кострам. Было приятно ощущать через толстые подошвы унт неколебимость простывшей земли. Костры вытаяли себе в снегу и льду глубокие ямы, опустились в них. Тяжелые бревна плавника лежали крестами, дымились, за ними булькала от жара вода. Старпом повернулся к кострам спиной, долго стоял и смотрел в черный провал ночного моря, искал огни судна, но не нашел их.
— А должны были прожектор включить, — сказал он вслух.
— Где? На судне? — спросили его.
Старпом обернулся и увидел человека, обвешанного винтовками. В руках человек держал покореженную, прогорелую, старую печку-буржуйку.
— С собой возьмете? — спросил старпом. Не первый раз он снимал с полярных островов экспедиции и каждый раз удивлялся. Люди тащили с собой на Большую землю даже пустые консервные банки. Почему? Или люди привыкали ценить здесь, на краю света, каждую вещь, потому что нечем было заменить ее. Или им приходилось думать о реестрах, по которым придется сдавать инвентарь, и о вычетах из зарплаты.
Человек тяжело вздохнул и вдруг кинул печку в огонь. Искры густым столбом поднялись над костром.
— Вам мамонтовых бивней не надо? — спросил человек, и старпом понял, что это женщина. — Там и не очень потрескавшиеся есть.
— А что с ними делать? — спросил старпом. — Вы, что ли, начальник?
— Да.
— Мачту рубить будете?.. Давайте винтовки.
— Нет. Она самодельная. Винтовки я донесу, а вы каркас палатки возьмите.
Старпом вдруг рассмеялся — женщине было под пятьдесят лет. Он представил себе лица Ниточкина и доктора.
— И что вас сюда носит? — спросил старпом. — Столько сил, средств… И зачем все это? Чтобы здесь когда-нибудь люди стали жить? А зачем здесь жить людям, если на земле есть еще места, где и солнце, и тепло. А тут… тут вон даже мамонты и те подохли.
Женщина не ответила и внимательно посмотрела на старпома. Лицо у нее было измученное, закопченное. Старпому стало немножко стыдно.
— Мамонты рыжие были? — спросил он.
— Рыжие, — ответила женщина, и они пошли вниз, к катеру.
Погрузка заканчивалась. Последний огромный ящик нес моторист. Когда моторист ступил в ледяную кашу между катером и скалами, Ниточкин окликнул его. Моторист медленно повернулся к берегу. Ящик давил и сгибал его могучую спину, ватник распахнулся, рубаха задралась. Ниточкин кончиком лыжной палки провел по голому животу моториста, и тот опять заржал, сотрясаясь и скаля зубы.
— Вот так, — с удовлетворением сказал Ниточкин. — Жизнь бьет ключом, и все по голове!
Ящик на спине моториста заколебался, какой-то человек прыгнул в воду, поддержал ящик, заорал:
— Секли вас мало в детстве!
— Не бойсь, — сказал моторист. — И без тебя выдюжим, во!
— Доиграешься ты, Тряпкин, — сказал доктор.
Человек вылез обратно на камни, и старпом услышал, как он шепнул своим людям: «Следите за вещами… Случайный народ, по всему видно… Прошлый раз без песцовых чучел остались…»
— Вы слышали, что он болтает? — спросил Ниточкин.
— Нет, — соврал старпом.
— Он однорукий…
— Мария, где печка? — спросил однорукий.
— Возьми винтовку у меня, — сказала женщина. — И проверь: кажется, заряжена.
Однорукий ловко подхватил левой рукой винтовку, вскинул ее над головой и выстрелил. Эхо стремительно вернулось от скал, завертелось во тьме. И все молчали, пока оно не стихло.
— Пантюхин, перенеси людей на катер, — сказал старпом. — Давайте! — приказал он женщине.
— Иди вперед! — приказала она однорукому.
— Мария, где печка? — спросил он опять.
— Кончайте разговоры! Время не ждет! — сказал старпом. — Ну!
Однорукий спустился в воду и пошел к катеру, минуя Пантюхина. И опять все молчали, пока он, цепляясь одной своей рукой, перевалился через борт. Звякнула о палубу винтовка.
— Следующий, — сказал старпом. — И нечего зря ноги мочить.
