Задыхаясь, Сечевой сгреб, бережно прижал к груди кучу надробленной щебенки, подполз к огню и стал засыпать то место, где уже тлели балки крепления. Под сланцевой мелочью языки пламени глохли, дробились.
Он засыпал половину огненной кучи и вдруг увидел, как из щели между двумя бревнами крепежного костра выкрался длинный змеевидный желтый хвост пламени и обвил балки. Тогда Сечевой подтянул отбойный молоток и стал ожесточенно дробить опоры крепления. Сухое дерево податливо щепилось, костер медленно садился под тяжестью кровли, придавливая тлевшие нижние балки, закрывая доступ воздуха к ним. В пылу Сечевой уже не замечал того, что пламя жгло ему грудь, что на нем тлела рубаха, а на кистях рук, на ладонях вскочили волдыри.
Он рвал пикой молотка кругляки на щепу, куча темнела, на ней показывалось все меньше языков пламени. На нее плотно насели верхние венцы костра — и заглушили очаг.
Сечевой чувствовал, что угорает — горло затянуло что-то сладкое, стучало в висках, тошнило, но, собирая все силы, всего себя, он продолжал дробить породу, сгребать се к крепежному костру. Уже редко выпрыгивали из щелей языки пламени, порода плотно облегла очаг, но силы совсем оставили Сечевого.
Через час после окончания смены по лаве пролезал замерщик выработок. Он наткнулся на Герасима, лежавшего без памяти на куче горячего еще угля возле разметанного крепежного костра.
Татьяна сидела на крыльце в майке, босиком, перебирая вишни для варенья. Она увлеклась работой, не заметила, как кто-то вошел во двор.
— Здравствуйте, Татьяна Андреевна.
Татьяна вздрогнула, подняла голову и замерла.
— Не узнаете? — добродушно улыбался вошедший. — А я вас сразу узнал. Крестов. Должны знать такую фамилию. Родственник как будто.
Таня видела фотографии Крестова, но не предполагала, что он так красив — высокий лоб, большие голубые глаза, мягкий овал лица. Рослый, статный, широкоплечий.
— Проходите... — Татьяна, смущенно оглядев себя, быстро вбежала в дом.
Крестов присел на тумбочку крыльца. Окинул взглядом палисад с кустами жасмина, барбариса, прилегавший к дому фруктовый сад, закурил папиросу.
— Что же вы не входите? — через несколько минут, появляясь на крыльце, снова пригласила его Татьяна.
Крестов медленно, как бы нехотя, поднялся и прошел в столовую, полутемную, прохладную, затененную разросшимися кустами боярышника.
— Я схожу за Варей. Детская консультация в двух шагах от нас, — сказала Татьяна.
— Не спешите, Татьяна Андреевна, — попросил Крестов. — Я хочу с вами поговорить...
— Успеем.
— Мне прежде нужно с вами поговорить, Татьяна Андреевна. Откровенно. Вам известно, что произошло между мной и Варей?.. Вы поймете меня. Варя ведь романтик. Она все идеализирует, ищет какие-то идеалы...
Татьяна неохотно села за стол напротив Крестова. Начались расспросы о том, что думает, что говорит Варя про него, как переживала разрыв с ним...
Чем больше Крестов беседовал с Татьяной, тем сильнее она чувствовала его самовлюбленность. «Почему ты все расспрашиваешь о том, что думает Варя о тебе, а не говоришь о том, как ты переживал, как смотришь на свои поступки? И ничего о дочке не спросишь...» — все более раздражаясь, мысленно спрашивала Татьяна.
— Ну, а дочурка сейчас где? — наконец поинтересовался Крестов.
— На даче.
— Здорова?
— Вполне... — Татьяна поднялась. — Знаете, я все-таки схожу за Варей!
— Я с вами. Вот, представляю, будет сюрприз!
— Нет, вы уж лучше обождите здесь, — твердо сказала Татьяна.
«Хорош сюрприз», — выходя из дому, подумала она.
Консультация была в ста метрах от дома Божковых. Нарядный особнячок с цветниками, весь в плюще.
Варя с веранды увидела сестру. Та знаком поманила ее к себе. Не снимая халата, Варя выбежала на улицу.
— Крестов приехал, — шепнула Татьяна.
Если бы с безоблачного июньского неба стал падать снег, это меньше поразило бы Варю, чем известие о приезде Крестова.
Ее лицо сразу потемнело.
— Сейчас он у нас, — добавила Татьяна.
— Что ему надо? — гневным голосом спросила Варя.
— Эго он тебе сам скажет.
— Зачем ты приняла его! — прикрикнула на сестру Варя. — Скажи, что я уехала... Я не пойду.
— Слушай, Варя, не горячись, — после короткой паузы произнесла Татьяна. — Нужно пойти, поговорить. Я не знаю, зачем человек приехал. Формально он твой муж. Пойди объяснись, зачем доводить до скандала... Может, что-то случилось, что заставило его приехать.
Варя вошла в комнату и остановилась у порога.
— Здравствуй, Варек! А ты похорошела. Солидней стала, — непринужденно воскликнул Крестов, будто они расстались месяц назад, и встал из-за стола.
Варя ничего не ответила, продолжала стоять, прислонившись к двери.
— Что ж стоишь? Садись. Не в гостях... Ты что, разговаривать со мной не хочешь?..
Варя молчала.
В этот миг, несмотря на навязанною встречу, ей стало легко. Эта беззаботность Крестова, его легкомысленное отношение к тому, что произошло, рассеяли все ее колебания, смяли и раздавили ростки надежды. Ничто не изменилось в нем — самодовольство, самоуверенность проступали в каждом жесте, в интонациях голоса. Раньше, раздумывая о будущей встрече с ним, она больше всего боялась выдать свою обиду, злость, ненависть к нему: он по-своему бы расценил проявление этих чувств. Теперь ни одно из них не владело ею. Он ей был безразличен. И потому она почувствовала себя легко, уверенно, собранно.
Их взгляды встретились — самодовольный и в то же время накаленный раздражением взгляд Крестова и спокойный, пристальный взгляд Вари.
Крестов снова сел за стол, закурил и в упор выжидательно смотрел на Варю.
— Ну, рассказывай, как живешь, — с явной растерянностью произнес он.
— Зачем ты приехал? Что тебе нужно? — Она подошла к окну, стала выравнивать занесенные ветерком занавески.
— Мне нужно очень серьезно поговорить с тобой. Мы должны, наконец, выяснить отношения.
— Они давно выяснены.
— До сих пор не одумалась? — насмешливо произнес Крестов. — Не дури. Пора покончить с сентиментами. Будем восстанавливать семью...
Он говорил об этом так беззаботно, будто речь шла о какой-то домашней утвари, которую легко склеить, собрать.
— Ты напрасно приехал. У меня с тобой не может быть семьи. — Она, слыша свой голос, не узнавала его. Он звучал холодно, резко. — Мы... разные...
— Мелодрама, — усмехаясь, оборвал ее Крестов. — Сколько раз ты мне доказывала, что все семейные ссоры, разлады — дело случая, прихоти. Так?
— Ты меня даже не спросишь, почему мы не можем быть вместе.
— Хорошо, послушаем, — снисходительно произнес Крестов. Подойдя к окну, он стал рядом с Варей — выжидательно смотрел на нее.
— Ты мне чужой. Чужой во всем.
— Когда мы сходились был свой? — озлобляясь прервал Крестов.
— Казалось, да...
— Казалось? — подражая ее голосу, протянул Крестов. — Тогда любила, теперь разлюбила. Все это романтика для десятиклассников, нужно смотреть проще на жизнь, в ней...
— Я знаю твои взгляды на жизнь, — с негодованием оборвала его Варя. — Так смотреть я не стану.
— Значит, ты хочешь, чтобы дочь росла без отца? — он произнес эту фразу медленно, с явным расчетом на ее эффект. — Ну, что же ты молчишь? Ты сама убеждала меня, что ради детей стоит жертвовать всем.
— Да, всем — личным... — резко сказала Варя. — Но не убеждениями. Не честью. Не достоинством человека. Этого я не сделаю. Никогда. Мы по-разному смотрим на жизнь... И то, что мы не живем вместе — лучше для тебя... И для меня... Пора оформить развод. Он состоялся давно.
— Я не могу этого сделать сейчас, — торопливо произнес Крестов. — Может быть...
— Что может быть? — резко оборачиваясь, возмущенно спросила Варя. Она побледнела. — Развод состоялся... Давно. Раньше, чем ты думаешь. Не хочешь оформлять? Суд обяжет тебя...
— Хорошо, ты не хочешь жить со мной... — как-то примирительно произнес Крестов. — Я теперь чувствую, что это... навсегда... Тогда сделай для меня одно: напиши письмо мне, что здоровье дочери заставляет тебя жить здесь… Чтоб было ясно, что у нас ничего не произошло... Бывает, что люди на время разъезжаются.
— Это тебе нужно?
— Нужно. Мне нужно сейчас, в эти дни.
Варе стало понятно, почему он приехал: кто-то интересуется его семейным положением...
— Письма я не напишу, — твердо произнесла Варя, направляясь к двери. — Можешь поступать, как хочешь.
— Ты слишком рано обрываешь разговор. Где дочка? — преграждая ей путь у двери, грубо спросил Крестов.
— Тебе не нужно видеться с ней.
— Почему? Запрещено?
— Нельзя будоражить девочку. Ты знаешь, как на нее может подействовать твой приезд.
— Понятно! Подыскали дочке другого папу!.. Хорошо! Ты это запомни, Варвара! Я сделал все, что должен был сделать. Я протянул тебе руку... Ты еще пожалеешь о многом. — Он отошел от двери и стал ходить по комнате. — Когда вырастет дочь, посмотрим, на чьей она будет стороне. Кого она осудит — мать или отца...
