— Будете в Якутии — заходите в гости. Обещаете? Честно? — Он снял с руки часы: — Возьмите на память. Прошу вас. Только тут время московское.
— Молоденький такой мальчик, беленький… — в голосе Юлии была теплота. — А часы… Вот они, — показала она, — хорошие, ночью светятся. — И вздохнула. — Я поняла: недавно он на Севере, романтик.
— Где-то в журнале я читал, что вышло кино с похожей ситуацией — там и моржи, и авиаторы, — сказал Павлов.
— Вот-вот, — встрепенулся Сергей. — Я тоже слышал об этом, но кино не видел. Материалы-то газетные разошлись повсюду, шум был большой. Неудивительно. А героиня вот она.
— Какая уж героиня! — отмахнулась Юлия.
— Нет, обидно. Наш ведь материал. А кинематографисты его взяли.
— Ну и что? — простодушно сказала Юлия. — Лишь бы польза была. Разве мало лежбищ на Чукотке? Может, где-то то же случалось.
— Нет-нет, это про нас, — безапелляционно заявил Сергей.
— Сначала кино посмотрим, — успокоил его Павлов. — Лишь бы кино хорошее было, — перефразировал он Юлию.
— А в Якутию хотелось бы? — спросил Сергей.
Она поняла намек, смутилась. Потом спокойно ответила:
— Да.
— Юля, сегодня у нас этот стол — и завтрак, и обед. Еще по кружке чаю — и можно на лежбище.
— Ужинать будем у меня, — твердо сказала хозяйка.
Они спустились по западному склону мыса с подветренной стороны и вышли на берег моря. Здесь береговая черта делала большую излучину, образуя лагуну. На той стороне лагуны чернели скалы, беспорядочное нагромождение каменных глыб, а узкая береговая полоса переходила в широкий галечный пляж.
Сначала Павлов думал, что пляж покрыт серо-бурыми валунами. Потом присмотрелся и понял: моржи.
— Никогда не думал, что они бурого цвета, — сказал он.
— Иногда даже розовые бывают, — засмеялась Юлия, — грязно-розовые и бурые. А когда он отдельный, то черный, темно-коричневый, коричнево-серый. Разные они… — Она протянула ему бинокль: — Это лежбище небольшое, около тысячи штук. Спят, нежатся под солнышком. Посмотрите, у каждого свое лицо, свой характер, они очень разные. Внимательно смотрите, — наставляла она.
По реакции Павлова Юлия поняла, что для него эти животные все одинаковы.
— Ну что ж вы! — начала она сердиться. — Смотрите вон на тех, с, краю. — У нее были зоркие глаза, и она все видела без бинокля. — Вон тот — Бюрократ, вон он как на всех ленивым глазом смотрит. А рядом Забияка. Дальше всех к скале пробрался, всех клыками бьет. А в сторонке Обиженный. Его, наверное, прогнали: молодой он. А у самой воды толстяк — это Соня. Спит себе и в усы не дует.
— В ус не дует, — смеясь, поправил Сергей.
— Все равно. По нему ползут, его толкают, бьют клыками, а он ни с места — знай себе спит. Дайте бинокль. Ну вот, храпит даже. Он, наверное, самый добрый…
«Как она их любит! — подумал Павлов. — Как детей! — И ему на миг показалось, будто он понял не только неистовость ее заботы обо всем живом на побережье, но и даже ее отношение к ним, двум чужакам на этом берегу. — Вот кого бы на мои «райские кущи»! Объявить их заповедными и поручить заботам Юлии. И можно было бы не волноваться».
— Послушай, Юля, у тебя нет случайно какой-нибудь подруги?
— Какой «какой-нибудь»?
— Симпатичной, злой и заботливой…
— Симпатичные есть, злых нет. У нас злых девушек не бывает. Злой человек — нехороший.
«Чего же тут хорошего», — молча согласился Павлов.
— А зачем тебе понадобилась подруга? — встревожился Сергей.
— Познакомиться! — рявкнул Павлов.
— Да ну тебя… Я серьезно.
— Я подумал: неплохо бы завести хозяйку на Горячих Ключах, в урочище Живой Воды — во всем этом чукотском оазисе. Кто-то должен сохранять все, что там есть. Вот если б ты за это взялся, а? Газета — она сила… Смогли же вы операцию «Морж» довести до конца? А это тоже важно. Извини за высокопарность, но потомки спросят.
— Какие там потомки? Потомки и знать уже об этом не будут — все снесет цивилизация, и в первую очередь ваш брат — геологи. Вот найдете вы там чего-нибудь, нефть, скажем, золото, и — плакал весь оазис…
Павлов задумался. Потом тихо сказал:
— Если понадобится — не пощадим… Но сначала подсчитаем, что важнее… вот и все.
— Вот я об этом и говорю.
— Сейчас об этом говорить бессмысленно, — возразил Павлов. — Надо исходить из потребностей сегодняшнего дня и будущего. И не фантазировать. Тем более, так пессимистично.
— Я пойду с вами на озера. Возьмете? — спросила Юлия.
— Конечно! — обрадовался Павлов. — Я сам хотел предложить.
Он взял у Сергея бинокль и обозревал лежбище. И, продолжая разговор, спросил у Юлии:
— На лежбище нельзя охотиться?
— Конечно. Можно всех напугать.
— А раньше?
— Раньше охотились пиками. Тихо подкрадывались к самым крайним и забивали пиками. Другие моржи даже не слыхали. Самок старались не трогать.
— А как их определить?
— Очень легко. У них бивни потоньше, и их концы ближе друг к другу. У самца они параллельны и более массивны, тяжелее. А у самочки более красивы — как сабельки.
— А вон тот с одним клыком, — показал Павлов.
— Он его сломал во льдах, наверное, еще в детстве.
— В прошлом году Юля по одноклыковым моржам целую диссертацию написала, — улыбнулся Сергей.
Юлия тоже засмеялась:
— Под названием «Справка».
А дело в том, что морзверобойные суда, промышляющие моржа для нужд местного населения, обязаны были сдавать туши в колхоз, а клыки на косторезную фабрику, где из кости делались сувениры. Сувениры довольно дорогие — они идут и на внутренний, и на международный рынки. После слоновьих бивней моржовый клык по ценности на втором месте.
При очередном сведении баланса даже видавшие виды ревизоры не находили слов. От десяти сданных туш должно поступить двадцать клыков, а от двадцати — сорок. И так далее. Клыков же на фабрику поступало значительно меньше. Где недостающие? Браконьеры в один голос: «А нам в основном попадались моржи одноклыковые. Откуда такие взялись — не ведаем».
Следствие попросило ученых Тихоокеанского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии сообщить примерное отношение одноклыковых моржей к общему количеству животных ареала в акваториях Берингова и Чукотского морей.
Одновременно был послан запрос и в колхоз, чтобы сообщили данные по интересующему вопросу, исходя из практической добычи крупных ластоногих за последние десять лет. Собрали старейших морзверобоев, объяснили проблему. Векет села писать ответ. Письмо было обстоятельным, длинным, там рассказывалось, когда и где встречались одноклыковые особи и отчего это бывает. По письму выходило, что сейчас таких моржей в море столько же, сколько осталось на земле саблезубых тигров.
Дело прояснилось. Сергей написал статью. Суд сказал свое слово. И хоть роль Юлии в этой ситуации невелика, охотники считали, что «хозяйка моржового лежбища» еще раз проявила характер, дотошно передав бумаге все, что говорили старики.
Когда на слете рабселькоров Сергей Петренко вручил Юлии грамоту, все в селе стали считать ее ходатаем по самым сложным и запутанным вопросам.
«Моряки-разбойнички» получили по заслугам. Тот, кто не успел сплавить клыки «налево», достал их из домашних кладовых и сдал государству. А тот, кто успел «провернуть бизнес», вынужден был уплатить большой штраф. Вот и вся история. И неудивительно, что Векет знают всюду, хотя она об этом и не подозревает.
«Сюда бы прийти с телевиком, — думает Сергей, — и сделать галерею портретов моржей-человеков. Посмотреть в видоискатель глазами Векет».
4
Нары вдоль стен избушки были расположены углом. Юлия застелила их шкурами. Сергей развернул один из спальников. Нужды в мешках не было: в избушке жарко, лежали не раздеваясь, спать не хотелось.
— Погостили бы немного, — сказала Юлия. — Я бы вас на рыбалку отвела. Есть тут у меня секретная речка.
— У нас мало дней.
— Вы уйдете, и я опять одна. Знаете, как скучно.
— Ты же обещала с нами идти на озера.
— Да, но потом вы все равно уйдете. А ко мне из Села почти никто не ходит. Сама я туда хожу, когда скучно или в магазин. Вот «Спидолу» часто слушаю. — И вдруг неожиданно: — Вам надо много у Энкаугье спросить. Он родился здесь, самый старый. Всю тундру исходил. От Уэлена до Анадыря все места знает. И на запад — до Певека тоже. Лучший каюр был. Мы зовем его «мургин ынпыначгин Энкаугье»…
— Что это? — встрепенулся Павлов.
— Наш дедушка Энкаугье, — перевел Сергей. И поправился: — Примерно. Вроде патриарха. Это уважительно очень.
