Исаак Бабель - Том 4. Письма, А. Н. Пирожкова. Семь лет с Бабелем

До свиданья, милые благодетели.

И. Б.

24 октября 1928 г.,

Киев

Писать мне лучше всего по адр<есу>: Киев, Главн. Почтамт, до востребования.

Киев 24/Х-28

Тамара. Получила ли ты из Шепетовской таможни посылку для Миши? Ее надо было оплатить пошлиной, поэтому она задержалась на границе. Я послал тебе отсюда флакон духов и одеколона. Прости, что так мало. В Париже мне не на что было покупать, никаких денег не было, да и провезти нельзя. В Киеве я пробуду еще недели две-три, потом поеду в какое-нибудь захолустье работать. Куда поеду — еще не знаю. Противоположения Парижа и нынешней России так разительны, что я никак не могу собраться с мыслями, и душа от всех этих рассеянных мыслей растерзана. Стараюсь, как только могу, привести себя в форму. Послал тебе 200 рубл. Получила ли ты их? Хотя я дал себе зарок зарабатывать как можно меньше, жить на отшибе и бедно, но я страстно хочу, чтобы вы ни в чем не нуждались, и буду делать в этом направлении все, что могу.

Как твои дела? Как здоровье детей?

Преданный вам И. Б.

Киев, 27/Х-28

27 октября 1928 г.,

Киев

Милые новоселы. Очень бы хотел посмотреть на «нашу» новую фатеру. Опишите мне ее, очень интересуюсь.

Получили ли вы посылку, отправленную на старый адрес? Наконец прибыло извещение, что мой чемодан очутился на станции (пограничной) Бигосово!!! — теперь его надо оттуда вызволять, что, я надеюсь, мне и удастся к общей радости моей и моих знакомых. Жду цидульки от Анны Григорьевны. Писать лучше всего: Главный почтамт, до востребования. Не выдохлось ли кофе, посланное вам? Я здесь, наверное, пробуду еще недели две, а потом в деревню, в глушь, в Саратов, к черту на рога для приобретения полного покоя.

Да, совсем забыл — читайте Правду! В каждой цивилизованной стране такая критика стоит нового издания — т. е. 1100 рублей. Жду с надеждой и тайным сладострастием.

Ваш И. Бабель

Киев, 28/Х-28

28 октября 1928 г.,

Киев

Милые друзья мои. Оченно превосходно живу в Киеве. Правда, квартира, отведенная мне, лишена всяких удобств, и другой, более требовательный, человек — роптал бы, но доброго состояния моего духа никому, даже Буденному, поколебать не удастся. Пишу эту цидульку для того, чтобы сказать Вам, что я с благодарным счастливым чувством вспоминаю наши посиделки. Скоро напишу подробнее. Адрес: Киев, Главный почтамт, до востребования.

Ваш И. Бабель

<28 октября 1928 г.,

Киев>

<... > Сегодня воскресенье — свободный день. Я выспался, напился в «едальне» превосходного чаю, закусил горбушкой превосходного черного хлеба с маслом, прочитал в «Правде» письмо Буденного Горькому, возвеселился, даже разбух от удовольствия и вот от полноты чувств пишу вам, милые мои, поклон. Все было бы хорошо, если бы не мамина болезнь. Утешьте, напишите поскорее. <...>

Киев, 1/XI-28

1 ноября 1928 г.,

Киев

Тамара. С бедным Мишиным костюмчиком черт знает чего делают. Вдруг оказалось, что для его получения требуется разрешение на ввоз. Я распорядился Шепетовской таможне послать его в Москву, в таможню, для тебя. Тебе объяснят, что там нужно сделать. Пошлину придется тебе уплатить. Я в начале будущей недели пошлю тебе немного денег, ты из них и уплатишь (если не сможешь отбиться). Служащий местного отделения Совторгфлота по фамилии Блих уехал сегодня в служебную командировку в Москву. Он обещал позвонить тебе и надоумить, как надо действовать. Прошу тебя еще, когда вещи получатся, позвони от моего имени Пом. Нач. Главного Таможенного Управления Аркадию Петровичу Винокуру, расскажи ему всю эту идиотскую историю с детским костюмчиком, попроси о сложении пошлины и о выдаче без мучительных процедур. У меня есть основание думать, что он все это сделает. О результатах, пожалуйста, уведоми меня.

Не могу тебе сказать, как огорчают меня вести о твоем нездоровьи. Печень — с чего бы это? Я всегда думал, что это болезнь пожилых людей. Лечишься ли ты, поправляешься ли? Как здоровье Тани? Бедная девочка, как подумаешь, что с ней приключилось, — страшно становится. Изменилась ли она?

В каком клубе ты работаешь? Теперь, мне кажется, никакой работой не надо брезговать. Я знаю, что очень трудно сохранить достоинство, когда нету денег, когда надо клянчить, бегать, биться, унижаться. Я решил сам зарабатывать как можно меньше, — это хорошее решение, но тебе буду посылать сколько смогу, п. ч. я хочу, чтобы это самое достоинство, независимость ты сохраняла, чтобы жизнь ваша была сколько можно легка, независима, достойна, чтобы и ты смогла подумать о душевной, хорошей, а не халтурной работе. Я верю, что дружбу нашу, если ты сможешь мне быть другом, я никогда не предам, никогда.

Преданный вам И. Б.

Киев, 13/XI-28

13 ноября 1928 г.,

Киев

Прости, Тамара, я не могу приехать в Москву. Знаю, что ставлю тебя в ужасное положение, и все-таки не могу. Очень горько, что нельзя оказать этой услуги.

Завтра рассчитываю послать вам двести рублей.

Больше не могу писать — голова болит. Завтра напишу подробнее.

И. Б.

Киев, 16/XI-28

16 ноября 1928 г.,

Киев

Тамара, послал тебе 200 рубл. Прошу подтвердить получение этих денег. Вчера не мог написать подробнее, п. ч. голова очень болела. Я теперь часто хвораю. Очень часты головные боли, очевидно, у меня мозговое переутомление. Тут бы работать, а голова часто отказывается. Часто мне бывает от этого очень грустно. Но так как я упрям и терпелив, то надеюсь, что вылечу себя.

Теперь о деньгах. Посылаю сколько могу. Это главная моя забота — чтобы вам не только было более или менее удобно жить, но главнее этого, чтобы ни к кому не прибегать с просьбами, быть независимыми, не быть жалкими. Я не знаю, сколько смогу послать в будущем месяце; первый месяц после приезда из-за границы был у меня благополучный — подсобрались от Вуфку и от заштатных каких-то издательств долги, так как я еще несколько месяцев зарабатывать не буду, то, может, дальше будет хуже. Впрочем, буду стараться.

О посылке, право, ничего не могу сказать. Когда получишь от таможни извещение, тебе все объяснят; как я уже писал, ты сможешь обратиться к А. Винокуру, в Главное Таможенное Управление. С моим чемоданом тоже беда, все еще не прибыл, наверное, распатронили его здорово. Беда, не во что одеться, да и заметок, вырезок в этом чемодане тьма.

Как здоровье Тани? Что наш орел поделывает? Прости меня, но я не думаю, чтобы у тебя, Тамара, могло быть органическое, хроническое заболевание. Рано еще как будто. Если суждено тебе войти в норму, тогда, я думаю, все исчезнет.

Поступок Ник<олая> Вас<ильевича> я объясняю себе так, что он, боясь новой своей жены, хочет, чтобы деньги автоматически вычитались, а то добровольно она, может, и не отдаст (нету чернил, окончу карандашом). А, впрочем, может, есть и другие причины, о которых я не догадываюсь.

Есть ли у тебя уже работа?.. Хорошо было бы набрести на что-нибудь прочное, постоянное... Я пока остаюсь в Киеве, вернее, за Киевом, живу, можно сказать, в губе у старой старухи, отшельником — и очень от этого выправляюсь душой и телом. Может, и хворости пройдут. До свиданья.

И. Б.

Киев, 23/XI-28

23 ноября 1928 г.,

Киев

Исачок. Давненько от тебя нет писем. И в особую мрачность погружает мою жизнь то гнусное обстоятельство, что ты не присылаешь мне беговых программ. Ну что стоит? Ну где «человечество»? Лень и затурканность советских служащих не поддается описанию. Видно, что ты не читаешь в «Правде» листка РКИ — под контроль масс. Я читаю аккуратно и ненавижу вас, разгильдяев, бюрократов и комчванцев. Честно говорю тебе — купи программу, все равно жить не дам... Я тебя угадаю. В дополнение к вышеизложенному — прошу передать прилагаемое письмо адресату. Телефон ейный, кажется, 2-56-44. Я получил от нее очень милое письмо, а адреса своего она не дала. Если позвонишь, она, я думаю, пришлет за письмом.

Получил только что известие, что чемодан прибыл. Завтра полечу за ним на вокзал. Трепещу — в каком-то виде он прибыл, не общипаны ли мы... Отпишу немедленно...

Что слышно в Госиздате? Не давай этим сукиным сынам покою. С ними добром ничего не сделаешь. Угрожай, а если угроз они не испугаются — то так и будет. Ты мне не сообщил, кто там теперь заведует, кто пастух и кто подпасок?.. Чувствую я, что в Москве литературные дела таковы, что нервные люди большими массами скоро стреляться начнут. Пастухи от этой стрельбы почешут сапогом за ухом и неукоснительно станут пасти оставшихся...