что-нибудь выписывать.
После этого Моркин стал выписывать «Ниву» и «Губернские ведомости», хотя газета и приходила в Кому с большим опозданием.
Эмаш, который переехал в Казань, оставил Моркину на хранение пачку книг.
Однажды, в воскресенье, Моркин развязал пачку. В ней оказались книги Пушкина, Кольцова, Никитина и небольшая книжечка в желтой обложке «Марийский календарь на 1907 год».
— Хм, — Моркин покачал головой, — это еще что за книга? На каком же она языке — на русском или на марийском? В прошлом году говорили про какую-то марийскую книгу. Видимо, это она и есть.
Он быстро перелистал календарь и отложил в сторону.
— Ну, тут одни пустяки. Погляжу-ка я лучше, что тут у него из русских книг… Та-ак… «Мертвые души» — читал, «Капитанская дочка» — тоже… Ага, вот «Челкаша» Горького можно перечесть, — и Моркин углубился в чтение.
Но ему долго читать не пришлось. Вошла жена с полными ведрами, споткнулась о поставленную на полу стоику книг, едва не пролила воду и заругалась:
— Опять свои грязные книги в дом принес, черт, мышь слепая! Вот сожгу сейчас их в печке!
Она схватила книгу, рванула переплет.
— Что ты делаешь? — закричал, размахивая очками Моркин, — мало тебе, что ты все мои книги пожгла, теперь за чужие взялась?
— Сожгу, сожгу!
— Только попробуй!
— Ничего ты мне не сделаешь, мышь слепая!
— Ударю!
— Ударь, ударь!
— Получай! — Моркин толкнул жену в плечо, она отлетела, ударилась о край стола.
— Убивает! Убивает! — заводила она. — Спасите!
Моркин зажал уши руками, вернулся в залу и снова сел за книгу.
Жена плакала нарочно громко.
Моркин смотрел в книгу, но читать не мог.
«Эх — думал он, — дерусь, как последний мужик, позор! И ведь это уже не в первый раз! Нет, не годится так, нельзя!»
Моркин поднялся, подошел к двери кухни, с жалостью посмотрел на жену. Потом собрал книги, перевязал их веревкою и вынес в чулан. Вернувшись отложил в сторону «Челкаша» и раскрыл «Марийский календарь», подумав при этом: «Надо все-таки ознакомиться. Вдруг заедет какой-нибудь знакомый учитель-мариец, заведет разговор — будет стыдно не знать…»
Он взглянул на обложку своими подслеповатыми глазами — и вскрикнул от изумления:
— Фу, черт! Царь-то в клетке сидит!
Вскрикнул и тут же испуганно оглянулся по сторонам: не услышал ли кто? Но кому услышать? Дома он да жена, и та вышла куда-то.
Он снова приблизил обложку к глазам. На ней был изображен портрет царя, а на обороте напечатан расчерченный на клетки календарь. Черные линии просвечивали сквозь тонкую бумагу, лицо царя оказалось как бы за решеткой.
— Нечаянно получилось, а ведь нарочно не придумаешь, — усмехнулся Моркин.
Он углубился в чтение статьи о казанских марийцах.
Перелистав календарь, Маркин увидел, что некоторые слова в тексте залиты черной краской так, что ничего нельзя разобрать. «С чего бы это? — подумал он, и тут его осенило — Наверное, там что-нибудь недозволенное написано, упаси бог, против царя! Нет, с этим календарем, того гляди, в тюрьму попадешь…»
Он захлопнул книгу, завернул ее в бумагу и понес в чулан, но в дверях остановился.
«Нет, надо ее куда-то спрятать отдельно от других книг», — решил он и, держа книгу кончиками пальцев, как будто это была горящая головешка, вернулся в комнату, присел к столу. Покосившись на дверь кухни, подумал: «Надо так спрятать, чтобы эта ведьма не нашла, не то, как поссоримся, она меня станет еще тюрьмой пугать. Надо найти такое место, чтоб и кошка не отыскала».
Услышав, что отворилась и с силой захлопнулась дверь из сеней, Моркин вздрогнул, сунул календарь под «Челкаша», но тут же выдернул и спрятал его под скатерть, а сам облокотился о стол.
Но оказалось, что к жене пришла соседка. Услышав доносившиеся из кухни голоса женщин, Моркин облегченно вздохнул и сам над собой посмеялся: «Эх, господин учитель, ведешь себя, как ученик, и даже еще хуже!..»
Посидев и подумав, он поднялся, подошел к двери, накинул крючок. Потом сдвинул с места стоявший в углу небольшой шкаф. Под ним скопилось пыли на палец, Моркин смахнул ее бумагой, ножом подковырнул обрезок доски, запустил руку под пол.
— Живешь — дрожишь… — пробормотал он, доставая жестяную коробку, подвешенную на гвозде под половой доской.
Коробка тоже была покрыта пылью. Когда Моркин обтер ее, стала заметна надпись: «Чай И. Н. Губкина и К0». Он открыл коробку, достал один десятирублевик и подбросил вверх. Монета сверкнула, как подброшенный горячий уголек, закружилась и со звоном упала к ногам хозяина.
— Чистое золото! — улыбнулся Моркин. — С ним и старость не страшна…
Кто-то постучал в дверь. Моркин от испуга чуть не выронил тяжелую коробку.
— Кто? — опросил он дрогнувшим голосом.
— Открывай, дьявол! Чего заперся?
— Фу-у, — облегченно вздохнул Моркин. — Не стучи, я крысу ловлю, поняла?
— Аа-а, — жена постояла за дверью, потом спросила — Зачем открыл?
Моркин подошел к двери, не снимая крючка, оказал:
— Тихо ты! Тихо! Я только посмотрю, ничего не возьму.
— Ну, ладно, — жена ушла.
Так повелось издавна: если муж запирался в комнате. чтобы достать из подпола заветную коробочку, а тут не ко времени приходил кто-нибудь из соседей и удивлялся, отчего заперта дверь в комнату, жена объясняла:
— Крыса из норы вышла, он нору забивает, — и тут же переводила разговор на что-нибудь другое.
Иной раз, когда муж прятал деньги, она выходила во двор, чтобы никто не подглядел за ним в окно.
Моркин приладил коробку с деньгами на прежнее место, календарь свернул трубкой, перевязал ниткой, которую выдернул из стоявшей тут же под иконами швейной машины, и повесил на тот же гвоздь, на котором висела коробка. Вынутый обрезок доски положил на место, поставил шкаф, утер с лица пот, легко вздохнул и принялся за «Челкаша».
Текли размеренные дни: дом — школа, школа — дом. Моркнну казалось, что он обречен всю жизнь ходить по этому узкому кругу.
«Эх, был бы у меня сын, я бы хоть его-то научил жить по-человечески, если уж сам не сумел, — думает Моркин, стоя у окна во время перемены и глядя на ребят, играющих во дворе в снежки. — Был бы у меня товарищ — все легче бы было, но и того нет. Просил прислать коллегу, говорят, не положено. Вот и мучаюсь один с тремя классами, эх, жизнь!..»
В воскресенье, проснувшись и напившись чаю, Моркин раскрыл недавно полученный номер «Нивы», но жена сказала со злобой:
— Хватит тебе, старый, читать!
— Хватит болтать! — остановил ее Моркин.
— Пойдем лучше в гости, жена Орлая Кости звала.
— Яс мироедами не знаюсь.
— Да ты, никак, совсем из
