— Прошу занять место в президиуме!
Валя сделала несколько неуверенных шагов к столу и внезапно остановилась. Среди сидевших за столом она увидела Васина. Сердце ее забилось учащенно. Она не ждала этой встречи.
— Может быть, я в другой раз зайду, — робко сказала она, — мне бы с товарищем Ворониным поговорить… Но лучше в другой раз…
— Тет-а-тет? — усмехнулся парень в спецовке. — Ясно! А ну, гвардейцы коммунистического труда, очистить помещение! Но сначала…
Он взял с полки чистый стакан, налил в него немного красного вина и протянул Вале.
— Перед началом частного совещания просим присоединиться к коллективному тосту. После этого милиция очистит зал. Итак, с чувством черной зависти и заслуженного почтения я поднимаю этот бокал за успехи нашего бригадира на производственном поприще и в личной жизни. Прозит, как говорят иностранные представители…
Валя нерешительно взяла стакан. Это разрядило обстановку. Ребята засмеялись, заговорили, потянулись к бутылкам.
Валя выпила немного, потом села.
— Официальная часть окончена! — объявил парень в спецовке. — После небольшого перерыва состоится концерт. Вход по специальным приглашениям. А ну, гвардейцы, подъем!
— Подождите! — поспешно произнесла Валя. — Я к Воронину по делу пришла…
— Ясно! Деловые переговоры должны протекать в обстановке секретности. Подъем!
— Погодите! — громко сказал Воронин. — Раз по делу, давайте при всех.
Вставшие было ребята снова опустились на свои места.
— Поступило предложение допустить на конференцию представителей общественности, — провозгласил парень в спецовке. — Одна из высоких договаривающихся сторон не возражает. Как вторая?
Он вопросительно посмотрел на Валю.
— Что ж, — откликнулась она, — мне все равно. Я ведь только спросить…
— Предложение принято единогласно. Разрешите представить присутствующих. Прославленный бригадир Алексей Воронин, далеко опередивший свое время, поскольку работает где-то в тумане семидесятых годов. Блестящее созвездие гвардейцев коммунистического труда. Андрей Кузнецов, электромонтер. Олег Шаповалов, его коллега. Вячеслав Васин, рыцарь баранки и домкрата. В бригаду не входит, но примкнул к ней по велению своего шоферского сердца. Наконец, я, Михаил Удальцов, по профессии электромонтер, по призванию историограф Алексея Воронина. Почти все без исключения по вечерам учатся, некоторые состоят в комсомоле, исправно платят профсоюзные взносы. Все, кроме Васина, не женаты. Вопросы есть?
Но Валя уже не слышала его. Она глядела на помрачневшего Васина и думала о том, что от этого человека еще совсем недавно зависела судьба Володи.
— Какое же у вас ко мне дело? — тыльной стороной ладони отодвигая недопитый стакан, спросил Воронин.
— Я пришла поговорить о Володе Харламове, — сказала Валя, — он ведь с вами работал…
Как только она произнесла это имя, в комнате наступила тишина.
— Пожалуйста, расскажите мне, — продолжала Валя, — каким он был на работе. Мне надо это знать. Надо!
— Собственно, почему? — недружелюбно спросил Воронин. — Кто вы ему? Сестра? Или вы от какой-нибудь организации?
— Я… его невеста!
Удальцов громко расхохотался.
— Невеста, невеста!.. — повторял он сквозь смех. — Невеста была в белом платье, жених же весь в черных штанах!
— Прекратите! — неожиданно для самой себя крикнула Валя. — Как вам не стыдно! Вы тут пьете вино, а он… Я пришла к вам, как к людям…
Смех оборвался.
— Кто еще раз засмеется… — медленно произнес Воронин и погрозил кулаком.
— Прославленный бригадир еще не целиком преодолел пережитки… — начал было Удальцов.
— Помолчи! — прервал его Воронин. — Не в цирке! Что вас интересует, говорите, — обратился он к Вале.
— Не знаю, с чего начать… На суде была зачитана характеристика. В ней говорилось, что Володя плохо работал… что его не любили в коллективе… Но я не верю этому… до сих пор не верю…
Она умолкла, не в силах справиться с охватившим ее волнением.
Воронин побарабанил пальцами по столу.
— Что ж, — угрюмо произнес он, — Харламов был парень с недостатками.
— С недостатками? — переспросила Валя. — С такими большими, что вы даже не подумали о нем, когда он попал под суд?
— А он подумал о нас?! — с неожиданной горячностью воскликнул Воронин. — Он подумал о бригаде, когда выставил нас на позор?
— О чем вы говорите?
— Не знаете?! — подхватил Удальцов, теперь уже без всякого шутовства. — Что ж, мы вам расскажем… С товарищами надо честным быть, вот что! Заметил недостаток — скажи! Сейчас Алешка мне кулаком погрозил. Так неужели я в завком побегу? Харламов, можно сказать, в лицо бригаде плюнул! По несчастной десятке нам за простои приписали. Подумаешь, преступление! А он в газету! Я ребят гвардейцами коммунистического труда назвал. Было, да сплыло. Бывшие мы теперь гвардейцы. По милости вашего Володи, уважаемая невеста. Когда по две смены вкалывали, высоковольтную тянули, в дождь, в снег между небом и землей качались, тогда товарищ Харламов ничего не писал!
— Он написал неправду? — спросила Валя.
— Правду! — крикнул Удальцов. — Теперь объелся этой правдой! Наверное, сыт по горло!
Наступило молчание. Валя посмотрела на Васина. Он тоже молчал, но уголки его губ подергивались.
— Так, — сказала Валя, вставая. — Значит, вы согласились с тем, что написано в характеристике. Не могли простить заметки в газете. Значит, пусть Володя сидит в тюрьме. А вы будете каждое утро спокойно ходить на работу и бороться за звание бригады коммунистического труда, которого лишились из-за Володи. Будете смотреть кино или выпивать, как сейчас, и думать, что все верно, все справедливо? — Валя с трудом перевела дыхание. — Вы даже не замечаете, что Володи нет среди вас. А если беда случится с кем-нибудь другим? Тогда что? Снова будете жить как ни в чем не бывало? — От волнения у Вали перехватило горло, она говорила почти шепотом. — Тот, кто сказал правду о вас, пусть пропадает. А те, кто кладет в карман незаработанные деньги, — ударники коммунистического труда? Так получается?
— Каждому — свое, — пробурчал молчавший до сих пор Кузнецов, низкорослый, веснушчатый парень.
— Каждому свое? — Валя покачала толовой. — Значит, вам работать и учиться, а ему сидеть в тюрьме?!
— Насчет тюрьмы вы бросьте, — решительно сказал Воронин, — мы тут ни при чем. Тюрьму он за дело получил, Васин вот знает.
— Он знает. — Валя поглядела на Васина в упор. — И Катя тоже знает.
Когда Валя произнесла это имя, Васин вздрогнул. Он бросил быстрый взгляд на дверь, словно хотел сейчас же уйти.
— Васин знает! — с горечью повторила Валя. — Он нашел в себе силы сказать правду жене, он написал эту правду в заявлении, но бригаде, к которой примкнул по велению своего шоферского сердца, не сказал ничего. Что ж, — добавила она, — каждому — свое!
— Что это значит, Слава? — строго спросил Воронин.
Васин молчал.
— Я кого спрашиваю? — повысил голос Воронин. — О чем она говорит? Какое заявление?
Внимание сидевших за столом ребят сосредоточилось теперь на Васине. Восемь пар глаз, не отрываясь, смотрели на него.
Васин пробормотал что-то себе под нос и двинулся к двери.
— Стой! — властно сказал Воронин. — Ты куда? Приходят тут… — Он кивнул в сторону Вали. — Нотации читают, стыдят… Куда же ты? Рассказывай, в чем дело. Сам говорил, что Володька врал на суде и следствии!
Васин остановился.
— Не врал Володька, — глухо сказал он.
— Как не врал?! — почти одновременно воскликнули ребята.
— Она знает, — все тем же глухим голосом сказал Васин. — Вас ведь Валентиной звать? Скажите им все. А я…
— Нет! — прервал его Воронин. — Она — дело особое. Мы тебя спрашиваем. Ты что нам после суда говорил?
— Не помню…
— Не помнишь? Так мы тебе напомним, чтоб ты при ней все повторил. А не повторишь, — угрожающе сказал Воронин, — так мы тебя…
Он поднялся с места и, опершись руками о стол, подался вперед.
— Бить, что ли, будете? — крикнул Васин. Лицо его побагровело, он выпрямился и сжал кулаки. — Бейте! Я защищаться не буду! Врал я! Понимаете, врал! И следователю и на суде. Ясно?
Воронин вышел из-за стола и, тяжело шагая, направился к Васину. Валя вскочила и заслонила его собой.
— Не трогайте! Себя бейте, себя! Он нашел в себе силы правду сказать. Его теперь, может быть, в тюрьму посадят. Хотите все кулаками решить? Володя два года с вами бок о бок работал. Ведь знали, что не мог он такое сделать! Не мог раненого на шоссе бросить. А вы поверили! Почему? Потому что так легче! На душе спокойнее!
Глаза Воронина округлились, и Вале показалось, что еще секунда, и он зажмет ей рот или даже ударит. Но это ее не пугало. Наоборот, хотелось найти еще более резкие, еще более обидные слова.
