После Таю пожелали поехать в тундру чуть ли не все эскимосы. Кэлы засмеялся и сказал:
— Весной, когда подойдут стада к морю, устроим специальную экскурсию для всех желающих
За несколько дней до выезда в стадо Таю проснулся спозаранку и вышел из дому. Снег ровным слоем покрыл землю. Был ещё ранний час, и людских следов почти не было. Море молчало. Таю удивился непривычной тишине и спустился на берег. Лед сплошным полем покрыл поверхность моря. Ледяной панцирь колыхался, как грудь великана: ещё не раз сломает его подледная волна, искорежит полыньями, торосами, ропаками. На прибрежных скалах появилась ледяная корка, и мелкая рыбка вэкын примерзла к камням. Таю поднял рыбку, очистил ото льда и, разломив, положил её в рот. Зимним холодом наполнился рот, заныли зубы.
Кончилась летняя морская охота. Пройдет несколько дней, и по окрепшему морскому льду в поисках тюленей выйдут охотники, снаряженные по-зимнему. В удачливые дни лед избороздят тропки, проложенные меж торосов следами вороньих лапок, снег покроется пятнами свежей тюленьей крови.
Но одной тропинки не будет. От Нунивака до движущегося льда будет лежать нетронутая снежная целина, без единого человеческого следа… Зато тропа, идущая к «Ленинскому пути», станет намного шире…
Таю и Емрон никогда не были на таком большом расстоянии от морского берега. Трактор шел по всхолмленной тундре, покрытой первым снегом. Несколько раз Таю ловил себя на мысли, что тундра, покрытая снегом, напоминает ему зимнее море: только нет здесь остроконечных торосов и светло-голубых махин айсбергов.
За трактором тянулась широкая колея, как след вельбота на гладкой воде. Но в снегу, вспаханном гусеницами, можно ещё было видеть убитые морозом ягоды морошки, пожухлую траву, сорванные с ножек шляпки грибов…
Впервые в жизни Емрон и Таю сидели спиной к морю, и чем дальше они уходили в тундру, тем больше сердца их наполнялись новым чувством, чувством сыновней любви к этой огромной земле, которая простиралась вокруг них. Не успевали они перевалить один холм, как впереди вставал другой. Синяя стена дальних гор с каждым днем приближалась, и через четыре дня трактор вместе с санями очутился у подножия хребта. За перевалом должно было быть колхозное стадо.
Перед подъемом на перевал тракторист осмотрел машину. Он обнаружил какую-то неполадку и сказал, что придется заночевать здесь.
Уже наученные трехдневным опытом Таю и Емрон быстро поставили палатку и разожгли в ней примус, поставив на него чайник. Тракторист Иван Шипкин возился на морозе с машиной. Иногда он забегал в палатку и хватал голыми ладонями горячий чайник. Емрон предлагал ему свою помощь, но тракторист отказался, сославшись на то, что поломка незначительная. К ночи он починил машину. В этом убедились лежащие в палатке эскимосы, услышав громкое тарахтение двигателя.
— Всё! — удовлетворенно сказал Иван Шипкин, вползая в палатку. — Починил. Поспим — и в дорогу!
Тракторист пил чай, макая в кипяток затвердевший как камень хлеб и мечтая вслух о теплом сеновале, на котором так приятно спать в душную летнюю ночь.
Таю слушал его и дивился человеческой непоследовательности. Казалось, понятно, что любит Иван Шипкин, о чём мечтает, но почему-то он по своей воле живет на Севере, мерзнет, проклинает мороз, но не едет отсюда в свои теплые края, где есть замечательный сеновал.
— Холодно тебе здесь, — сказал Таю, подбираясь к тому, чтобы посоветовать Ивану Шипкину переменить климат.
— Холодно! — согласился тракторист.
— Наверное, у вас там, где есть теплый сеновал, тоже тракторами землю обрабатывают? — осторожно осведомился Таю.
— Факт! — ответил Иван. — Тракторами. Я же до армии в МТС работал. Потом в танковой части служил. Привык к машине, вроде бы родственником стал ей.
— Трудно тебе здесь, — продолжал Таю. — Поехал бы к себе домой. Там всё-таки не так холодно.
Иван отставил жестяную кружку.
— То есть как это поехать домой?
— Работа там легче, — сказал Таю.
— Да вы что, дед, как это мне можно отсюда уехать? Я тут, можно сказать, только и силу собственную почувствовал, узнал, что может Иван Шипкин. Нет, пусть едет другой, а меня от Севера не оторвать.
— А что жалуешься? — недоуменно сказал Таю.
— Сам не пойму, — пожал плечами тракторист. — Обычай здесь такой. Многие жалуются…
— И ругают нашу землю, что она холодная, такая-сякая, — перебил тракториста Таю. — Что ты сделаешь человеку, который будет при тебе ругать твою родную мать или невесту? Что ты с ним будешь делать? Сочувствовать?
— А верно! — почесал темными пальцами голову тракторист. — Как это я не подумал? Извини, земляк… Вот дурья башка! Болтаешь иногда всякие глупости, и лень задуматься над словами, которые говоришь! Тьфу!
— Трудно любить нашу землю, — продолжал Таю. — И ещё труднее обмануть её любовью…
Ложились поздно. От дыхания на брезенте палатки появилась ледяная пороша. Она падала мелкими снежинками на лица спящих.
Утром прилетел вертолет. Он сел рядом с палаткой, разбудил мотором путешественников.
Летчик Петренко радостно поздоровался со всеми: он всех знал, и его хорошо знали.
— Не нужна ли какая помощь? — спросил он тракториста.
— У меня всё в порядке, — ответил тракторист. — Сегодня собираюсь быть в стаде Клея.
— А я туда лечу, — сказал Петренко. — Мы облетываем все оленеводческие бригады: вожу медицинских работников. Таю, а вы не хотите полететь в стадо на вертолете?
— С удовольствием, но не могу оставить тракториста и Емрона. Кэлы меня назначил старшим, — ответил Таю.
— Летите! — в один голос сказали Емрон и Иван Шипкин. — Мы как-нибудь уж доедем на тракторе. Не беспокойтесь, всё будет в порядке.
— Ну, если так, полечу на вертолете, — сказал Таю. — Когда ещё представится такая возможность?
В кабине вертолета, загруженном ящиками с медикаментами и какими-то аппаратами, было тесновато, но Таю уступили место возле окошка.
Завертелись лопасти, и тяжелая машина сначала повисла над тундрой, а потом полетела, оставив под собой трактор с санями и две человеческие фигурки, размахивающие шапками.
Тундра разворачивалась перед Таю, как большая картина, нарисованная талантливым художником-великаном. Это уже не была однообразная заснеженная холмистая равнина, а горный хребет, перерезанный долинами рек, угрюмыми ущельями.
Скалы то надвигались вплотную к машине, то убегали, стараясь стряхнуть с себя трепетную тень вертолета. Полет продолжался недолго, и Таю откровенно об этом пожалел, когда машина опустилась возле небольшого кочевого стойбища, состоящего из деревянного домика на полозьях и двух переносных яранг.
Клей радостно встретил гостей.
— А разве трактора не будет? — спросил он, здороваясь с Таю.
— Петренко захватил меня, — ответил Таю. — А трактор сегодня прибудет. Следом идет.
— Скорее бы, — сказал Клей. — Наши пастухи соскучились по тюленьему и моржовому мясу, жаждут полакомиться итгильгыном.
— Полные тракторные сани везем самых разных вещей, — сказал Таю. — Там найдется и чай, и табак, и итгильгын, и моржовое мясо. А пока вам придется обнажить свои торсы и показаться врачам.
— Товарищ Мухина, — взмолился Клей, увидев врача. — Вы же нас совсем недавно осматривали… Когда мы были на берегу.
— Значит, ещё раз надо, — сказала высокая женщина с мужественными чертами лица. — Задуют зимние пурги, до вас не добраться тогда… Хочу быть уверена.
Пока шел медосмотр, Таю знакомился со стойбищем. Домик на полозьях служил, видимо, и медпунктом, и клубом, и общежитием для зоотехника и учетчика. Остальные пастухи жили со своими семьями в ярангах. Таю знал, что у каждого пастуха на центральной усадьбе, в «Ленинском пути», есть хороший дом. Но не станешь жить на два дома, а оленевод пока не может обойтись без семьи в тундре.
Стадо находилось примерно в километре от стойбища. Олени паслись в широкой долине, уже скованной льдом реки. Издали стадо казалось огромным серым одеялом, расстеленным на снегу. Гигантское «одеяло» меняло свои очертания, передвигаясь по долине.
Клей первым показался врачу и вышел из домика. Он вызвался проводить Таю до стада.
Оленевод легко шел по снегу. Шаг у него был пружинистый, прыгучий. Таю по привычке, приобретенной долгими годами ходьбы по льду, осторожно ставил ногу на снег, как бы пробуя его прочность.
Клей рассказывал Таю о летовке стада, о будущем маршруте зимней кочевки.
— Скоро мы будем отсюда далеко, — говорил Клей. — И на тракторах нас не достать тогда. Будет прилетать Петренко. Хороший летчик. Знает, где искать стадо…
Стадо приближалось. Уже можно было отчетливо видеть отдельных оленей. Они с подозрением смотрели на приближающегося Таю большими выразительными глазами.
