Наташа вышла из будки, очистила стрелки, проводила поезд. Вернувшись, она встретила улыбающийся, внимательный взгляд Димы.
— А скажите, — заговорил Дима, — вы верите в любовь с первого взгляда?
— Не знаю, — ответила Наташа.
Она сейчас думала о Лешке. Ей так захотелось, чтобы здесь вот, на этой скамейке, где полулежал узкогрудый, весь какой-то мокрый и помятый Дима, сидел бы Лешка! А где он сейчас: в будке или стоит на стрелках с лопатой в руках, подставив большое скуластое лицо ветру? А может, и он думает о ней, Наташе? Она не слушала, что говорил Дима. И только когда он приподнялся и почти выкрикнул: «Ну чего же вы молчите?», — Наташа спросила рассеянно:
— Что?
— Я вам сказал, что вы мне нравитесь. Ну идите же сюда! — Дима нетерпеливо заерзал на скамейке.
Наташа посмотрела на него презрительным взглядом и затем только уловила смысл его слов. Вначале ей показалось, что она ослышалась, а поняв, в чем дело, Наташа вдруг рассмеялась громко, весело. Дима смутился, нахмурился. А Наташа все продолжала смеяться, уже беззвучно, нервно. Нет, ей даже Лешка никогда не говорил таких слов, Лешка, который любил ее и каждый раз целовал застенчиво, нерешительно, словно впервые.
Наконец, перестав смеяться, она, раскрасневшаяся, с выбившимися из-под платка волосами, спросила:
— Нет, это вы серьезно... влюблены? — И снова она засмеялась. Затем сказала сквозь смех: — Вы знаете, на кого похожи? На Женю Ксидиаса. Есть пьеса такая, «Интервенция». Не смотрели? Обязательно сходите вместо пивнушки в театр.
— А кто это такой?
— Кто, театр?
— Да нет, этот Женя?
— О, это был, — пряча улыбку, сказала Наташа, — это был человек, который мечтал стать большим революционером! И тоже, как и вы, смело в любви объяснялся.
— Серьезно? — Дима приподнялся, придерживая больную ногу.
— А знаете, чем он кончил? Продал всех. Потому что был бездельник, любил деньги, так же, как и вы, с ходу объяснялся в любви.
Сказав это, она посмотрела на Диму с брезгливой жалостью. Затем взяла скребок, метлу, лопату и вышла из будки.
По-прежнему валил снег. Где-то на пригорке за посадкой скрипели сосны. На востоке сквозь пелену снега уже серел рассвет. Наташа глубоко вонзала лопату в мягкий снег, чистила площадку у стрелок. Работала долго.
Она и не заметила, когда перестал идти снег. А подняв голову, увидела, как с неба будто кто-то мгновенно смел густую пелену туч и в прозрачной шелковой синеве стыли белые облака, чуть-чуть подкрашенные уже всходившим солнцем. Выплыв из снегов, солнце поднималось выше и выше; все кругом заблестело ослепительно ярко, до рези в глазах. И вдруг из-за деревьев посадки, с которых уже торопливо падала крупная капель, взлетели вверх навстречу теплым лучам солнца жаворонки, огласив все кругом своей веселой, радостной песней.
Наташа расстегнула ватник, сложила руки на черенке лопаты. От быстрой и трудной работы она вся горела, было жарко, щеки ее пылали. А на душе у нее стало так тепло, что Наташе показалось, будто от этого жаркого тепла, как от солнца, может растаять снег, еще лежавший на земле густым покрывалом, а на деревьях сразу же проклюнутся зеленые липкие почки. И ей очень захотелось, чтобы всегда было так хорошо, так чудесно и радостно, как сейчас. И чтобы хорошо было и жаворонкам, звонко поющим сейчас в вышине, и Лешке, который в это время, наверное, ждет не дождется, когда кончится смена и он сможет зайти за Наташей, и даже этому жалкому, несчастному Диме.
Всем, всем...
Наташа вынула из чехла свой желтый флажок, помахала им вслед жаворонкам и улыбнулась тихой, мечтательной улыбкой.
г. Харьков.
