Маклак медленно обвел взглядом стены, откинул крышку сундука, поднял пудовый том Полного собрания сочинений господина Мольера, изданного Брокгаузом, и застонал от вожделения.
- Тысячи! — воскликнул маклак. — Через год это будет стоить миллион. Впервые вижу всю двадцатку. В сундуке! Ах!
- Двадцатку? — переспросил инженер-путеец.
- Двадцать томов. «Библиотека великих писателей». Редкая картина.
Подошедший Михаил Януарьевич спустил маклака с лестницы.
- Безумцы! — орал маклак. — Заставили стены золотом, а живут как мыши. Безумцы! — Крик его утонул в сыром колодце подъезда старинного дома...
- Мне хватает этих типов на работе, — сказал Михаил Януарьевич.
- Я хотел знать, на каком ты свете, — весело отвечал бузотер-путеец. — Выпьем, Миша! Ты наш Ротшильд. Нет хорошего пожара, чтобы ты задумался. Или ждешь, когда вновь взвинтят цены?
- Дал бы я тебе по вые, но я тебя люблю, — вздохнул Лисовский.
Потом они разостлали клеенку на плюшевой скатерти круглого стола, Михаил Януарьевич водрузил графинчик. Путеец, озираясь, внес из коридора банку маринованных грибочков собственного засола. Ванда достала из холодильника сыр. Она не отставала от компании и с годами как-то смягчила свое отношение к водочке...
Им нравились такие импровизированные посиделки. Добрый абажур бросал на лица прозрачные тени. В просторные окна, прошпаклеванные на зиму ватой, колотились снежинки...
К ним присоединился и Дмитрий Януарьевич. Он как- то покорно воспринимал путейца, мужа своей бывшей жены. То ли вторая жена, стерва, отбила у него всякое чувство мужской гордости, то ли он просто был философ... Скорее всего его привлекала возможность выпить на дармовщинку. Дмитрий Януарьевич сел с краю, сложил руки и ждал, когда поднесут.
- Погоди, Дмитрий! — добродушно обещал крикун-путеец. — Я тебя напою, а опохмелиться не дам.
Дмитрий Януарьевич лишь улыбался мягкой виноватой улыбкой. В такие минуты он разрывал сердце старой Ванды. Все дети и внуки у нее вышли в люди. Старшая, Наталья, — серьезный ученый-математик. Мишка — главный бухгалтер, голова, каких мало. Внуки — инженеры, врачи. А Дмитрий хоть и конструктор, а вот какой-то сломанный.
- Ты вот цто, паловоз, — приструнила путейца старая Ванда. — Принес глибоцки и молци. Тозе мне хозяин выискался на Митрия... Луцсе поелуеай, цто Миска рассказет. — И, повернувшись острыми плечиками к младшему сыну, взглянула на него слезящимися глазами.
Михаил Януарьевич не торопясь разливал водку в граненые рюмки.
- Пить грех, — говорил он.
- Глех, глех, — подхватывала Ванда. — Сколо пелед богом стоять. А цто я ему сказу?
- Вы, мамаша, до страшного суда дотянете, — ободрил путеец. — По лестнице за вами не угнаться.
Дмитрий Януарьевич тихо улыбался. И, не дожидаясь, опрокинул рюмку. За ним выпили и остальные...
- Ну скажи, не томи душу. — Путеец повернул к Михаилу Януарьевичу круглое веселое лицо. — На кой тебе сдался этот Мольер! Такой кирпич. Им же костыли можно забивать.
Михаил Януарьевич поднялся с кресла, широко развел руки, словно пытаясь обнять абажур, и, подвывая низким голосом, продекламировал:
Мой друг, позвольте мне сказать вам
откровенно:
Мне образ действий ваш противен
совершенно.
Я весь измучился, тоскуя и сердясь...
Придется, кажется, порвать нам нашу связь.
Он умолк и, справившись с проклятым дыханием, манерно раскланялся на обе стороны и налил себе еще водки.
- Сам сочинил? — поинтересовался эрудит-путеец. — Барахло.
- Классика! Сочинение господина Мольера! Комедия «Мизантроп». Триста пятьдесят лет читают люди и восхищаются. А ты — «барахло». — Его глаза устало темнели. — Черт-те что! На работе крутишься-вертишься. Еще в суд ездил, там забот по горло с экспертизой. Возвращаешься домой, и тут на тебе — алкаши-надомники...
- Какие зе мы алкасы, Миська? Болтаесь сам не знаесь цего, — обиделась старая Ванда. — Пообедать надо? Я сцас суп плинесу. — Она обернулась к мужчинам. — А ну ступайте к себе! Ис какие! Обедом вас колмить не стану, к зёнам ступайте!
- Ну что ты, мама, в самом деле, — встрепенулся Дмитрий и тронул брата за полу пиджака. — А что за экспертиза? Интересно.
- Любопытно, — кивнул Михаил Януарьевич. — Ловчат люди.
Путеец решил было отправиться к себе, но передумал и плотнее вдвинулся в глубокое кресло. Михаил Януарьевич сел, придвинул банку с грибами. Скользкие мелкие грибы увертывались, соскальзывали с вилки...
- В общем-то, ничего особенного, но любопытно, — произнес Михаил Януарьевич. .— Знаете ресторан «Созвездие»?
- Еще бы, — подхватил Дмитрий Януарьевич, — Кто ж его не знает.
- Я не снаю, — ввернула старая Ванда.
- Ну ты, мама... Помнишь кафе «Монпарнас», на холме? — мягко подсказал Дмитрий Януарьевич, — На его месте теперь ресторан.
- А кафе куда подевали?
- Сломали. Лет десять как, — терпеливо разъяснил Дмитрий Януарьевич.
Путеец повел недовольным взглядом в сторону егозливой старухи.
- Так вот, — продолжил Михаил Януарьевич, — месяца три назад нагрянули в этот ресторан ревизоры и обнаружили в буфете значительное превышение полученных со склада товаров над выручкой.
- От палазиты! — вставила Ванда, ничего пока не понимая.
- Потянулась веревочка. И вышли на заведующего складом ресторана. Опечатали склад, провели инвентаризацию. И обнаружили огромную недостачу. Предъявили обвинение кладовщику. Тот все отрицал. Даже пытался повеситься, из петли сняли в изоляторе.
- Бозе мой! — не выдержала Ванда. — Мозет, и вплямь не виноват?
Следователь тоже считает, что парень только ширма. По неопытности...
- Что он, не видел, что подписывает? - перебил путеец.
- В том-то и дело. Мальчишка! Что давали, то и подписывал. Они, хитрецы, что придумали: все товары — и крупные и кухонные изделия — через склад оформляли. Хоть кухонные-то можно было прямо в буфет направлять, минуя склад.
- Ну а бухгалтер что? — спросил Дмитрий Януарьевич. — Страж!
- Бухгалтер там всем и крутила. Копии накладных вручала парню. А через месяц при сверке прихода буфета и расхода склада изымала. И уничтожала. Говорила этому желторотику, что теперь, дескать, тебе они не нужны.
- От палазитка! — переживала Ванда. — Дулацок он, дулацок.
- Ну а буфетчик-то, он куда смотрел? — пытался разобраться путеец.
- Буфетчик был в деле. По суду проходит. Он уничтожал накладные на кухонную продукцию, полученную со склада. Продукцию реализовывали, а деньги — в карман. И делился кое с кем.
- Цто зе полуцаетея? — напряглась Ванда.
- А то, — терпеливо пояснял Михаил Януарьевич,— со склада ушли, в буфет не пришли. Кто отвечает? Кладовщик! А он клянется, что ни ухом ни рылом, как говорится. В петлю лезет.
Старая Ванда проворно поднялась.
- Батюськи! Суп-то суп... Погоди, нелассказывай, я мигом.
Протягивая по полу шлепанцы, она вышла из комнаты. Дмитрий Януарьевич встал из-за стола, сделал по комнате несколько кошачьих шагов. Остановился, к чему-то прислушиваясь. Приоткрыл дверь, выглянул в коридор. Путеец толкнул локтем Михаила Януарьевича, подмигнул, кивая на брата.
- Пусть, — одернул Михаил Януарьевич. — Что ты тиранишь его?
- А противно, — прошептал путеец. — Что он ее боится? И трезвый и выпимший. Это ж надо...
Дмитрий Януарьевич отошел от двери. В уголках его большого рта приютилась легкая довольная улыбка.
- Телевизор смотрят. Хорошо-о-о. — Он сел на место, взял ломтик сыра, поднес ко рту и, взглянув на младшего брата, проговорил: — Ну а дальше что? С твоими жуликами из ресторана.
- Успеется. Мать подождем. — Михаил Януарьевич укоризненно взглянул на брата.
Тот смутился и притих. Дверь отворилась, в комнату вернулась старая Ванда, держа в руках судочек. Сухонькая, крепкая, трудно было поверить, что ей далеко за восемьдесят. Кажется, что бог из любопытства поддерживал в ней огонек жизни: когда же надоест ей самой земное существование? Но, судя по всему, его любопытство будет удовлетворено не скоро...
Маленькое сморщенное личико Ванды лукаво улыбалось.
- Ну! Лассказывал свою стласную истолию?
- Нет. Тебя дожидался, — улыбнулся в ответ Михаил Януарьевич.
Мать была единственным существом, к которому он, старый холостяк, был привязан всей душой. До самозабвения. И мать платила ему своей заботой и долголетием. Она понимала, что без нее Михаил осиротеет и пропадет. Особенно с его проклятой болезнью.
- Холосо. Садитесь все. Я и вам супа налью. Только сидите смилно. А ты, Миська, лассказывай!
Путеец и Дмитрий Януарьевич послушно заерзали в своих креслах, всем видом обещая сидеть смирно. Стараясь не греметь, Ванда ловко расставила тарелки, достала из буфета тяжелые серебряные ложки.
