— А долго нашим артельщикам, красным кооператорам, осталось жить, Андрей Петрович? Товарищ Хрущев сказал, надо держать курс на укрупнение, на специализацию артелей. А вообще, что она, промкооперация, по мнению Никиты Сергеевича? Рассадник мошенничества и жульничества. Надо возвысить до уровня государственной собственности. Антипартийная группа — Маленков, Каганович, Молотов — стояла за то, чтоб артели сохранить. А теперь кто будет стоять?
— А мы с тобой, Матвей Ананьевич, и будем стоять. Ферштеен?
— Натюрлих, — сказал Матвей. — А сколько сможем стоять?
— А сколько сможем, столько сможем, — сказал Бирюк. — В промышленном отделе обещали года три-четыре. А я думаю, что не управимся в три-четыре года, и в пять не управимся, так что запас времени имеется.
— А ежели в три года управимся, гражданин начальник? Я не артельщик, не кооператор. Кустарей, одесский мальчик, уважаю с детства. Независимые, гордые были люди. Работал у нас на углу Абрам Шапиро, латки клал на модельную женскую обувь. Художник: старая туфля через латку и задник получала новое лицо.
Андрей Петрович налил по второй, взял бутерброд с селедкой, прожевал старательно, сказал Матвею:
— Кончай свои хохмы. Разговор по делу. Партия посылает в артель. Идешь со мной или не идешь? Ты, Хана-ныч, нужен артельщикам, кооператорам, душа об них будет у тебя болеть. У евреев кооперация — две тыщи лет в крови.
— Больше, — кивнул Матвей, — две с половиной тыщи, с пророков. Кибуцы в Израиле начали по аграрному профилю, а сегодня деревообделочные предприятия, чесальные машины для хлопка, упаковочные механизмы, бойни, консервные заводы, кожа всех видов: обувная, галантерейная, техническая.
— Ты, Мотька, — засмеялся Бирюк, — в командировку, что ли, просишься? Придет время — будет тебе командировка на историческую родину, за опытом к библейским кооператорам.
Марина вошла в кухню, успела услышать последние слова и с ходу заявила, что тоже хочет в командировку на Святую землю, к библейским колхозникам. Люди в те времена знали не меньше нашего, не грех поучиться у тех, кто не все позабыл.
Насчет промкооперации для себя лично, сказал Матвей, надо побалакать с родней, а то жена грозит бросить: и так, говорит, горишь на работе, записываться к тебе на прием надо.
— А и Лильке твоей, — тут же придумала Марина, — найдем место по художественному промыслу, будет своими куклами людям нести в дом эстетическую красоту и радость.
В промышленном отделе обкома Андрею Петровичу дали неделю, чтоб без спешки мог передать свои дела на швейной фабрике и уделить какое-то время другим вопросам, которые тоже не решаются с кондачка.
В горисполкоме, наконец, утрясли вопрос с ордером на жилплощадь, которую держали в резерве после того, как Бирюк с семьей перебрался в новую квартиру. Насчет Ляли Орловой с самого начала было ясно, что шансов мало, но только в минувшем месяце окончательно отказали и поставили в известность, что ордер выдан Маргарите Израилевне Бляданс, вдове репрессированного коммуниста, которой после XX съезда был посмертно реабилитирован.
Поскольку имя Орловой было все эти месяцы постоянно на слуху, хлопцы в горисполкоме сами предложили, что новую комнату с кухней и санузлом, построенную на третьем этаже, где прежде были мануфактурные склады, внесут в титульный список и дадут Орловой ордер на жилплощадь.
Во дворе не надо было объяснять, каждый хорошо понимал сам, что ордер Ляля могла получить только благодаря вмешательству Бирюка, который в этом случае полностью сдержал свое слово. Малая вспоминала, что предыдущую жилплощадь, когда умер старик Киселис, Ляля получила двадцать лет назад по ходатайству Дегтя-ря, и в этом, говорила она, живые могут своими глазами видеть эстафету поколений в нашем дворе.
Новые жильцы, Маргарита Израилевна и ее дочь Жанна Андреевна, произвели на Малую хорошее впечатление.
Андре Бляданс, покойный муж Маргариты Израилев-ны, был французский моряк, коммунист, в 1919 году, французская эскадра стояла тогда в Одессе, участвовал в восстании на кораблях Антанты. Друг Жанны Лябурб, он чудом остался в живых, когда она была расстреляна вместе с другими членами «Иностранной коллегии». О Жанне Лябурб Ленин говорил, что ее имя известно всему французскому пролетариату и стало лозунгом борьбы против мирового империализма.
— Нашу дочь, — сказала Маргарита Израилевна, — в память о ней мы назвали Жанной. А старший мой внук, Люсьен, носит имя своего прадеда, парижского коммунара. Вот такая у нас эстафета поколений.
Андре закончил институт в Одессе, работал инженером на судоремонтном заводе имени Марти, два раза его посылали в командировку в Марсель, на верфи и доки, где у него были старые, еще со школьных лет, друзья.
— Он всегда, — улыбнулась Маргарита Израилевна, — как специалист был на хорошем счету. Получал всякие награды: значки, грамоты, премии. А в тридцать восьмом году, летом, его вдруг арестовали. Жанночке было тринадцать лет. Больше мы его не видели. А теперь его реабилитировали. Дали нам квартиру здесь во дворе. Я учительница музыки. Обещали, когда будет возможность, дать отдельную комнату, чтоб можно было поставить инструмент и заниматься с детьми, которые не все могут поступить в музыкальную школу, а мамы хотят, чтобы умели играть на фортепиано. Мадам Малая, вы хорошо помните, как в старое время в центре Одессы с каждого этажа можно было слышать гаммы, которые дети должны были разучивать с утра до вечера?
— Еще как помню, — засмеялась Малая, — моя мама стояла у меня над головой и сама тыкала пальцами в клавиши, чтобы я повторяла за ней, пока октава не получалась как надо и rfe резало слух. Но я смеюсь сейчас не только поэтому.
— Не только поэтому? — удивилась Маргарита Израилевна, было впечатление, что немного встревожена. — Да, в жизни всегда было много смешного.
— Вы говорили, что ваш покойный муж, Жанночкин папа, был из Марселя и в советское время получал туда командировки, чтобы лучше познакомиться с работой в доках. А сегодня, — сказала Клава Ивановна, — вы получили ордер на квартиру, хозяйка которой, Марина Бирюк, тоже имеет связи с Марселем: для ванной в новой квартире ей привезли голубой унитаз и биде из Марселя. Такое совпадение!
— Ой, — воскликнула Маргарита Израилевна, — вы еще больше удивитесь, когда узнаете, что брат моего мужа, Лоран, Жанночкин дядя, имел в Марселе свою небольшую фабрику, где изготовляли всякие причиндалы для туалетов и ванных. Французы всегда придавали этому очень большое значение.
Жанна Андреевна, пока мать вела разговор с мадам Малой, осматривала квартиру, вышла в коридор, до конца которого от дверей было полных восемь шагов, пять-пять с половиной метров. По ширине коридор, окна которого выходили во двор, имел хорошие два с половиной метра. Весь кусок, если отделить его, начиная от дверей, перегородкой от общей для всех соседей части, может составить пятнадцать квадратных метров. Для матери целая комната и достаточно места для инструмента, не только фортепиано, можно поставить даже рояль. Перестройки никакой не потребуется, одна перегородка с дверью, не надо решать в райсовете, в горсовете: все на месте, в домохозяйстве, или еще проще — во дворе, с той же Малой и с Бирюком, который у них главный политрук и решает все вопросы. И, слава тебе Господи, не надо будет ждать милостей от этих колгоспников из горкомов-обкомов.
Первая мысль у Жанны Андреевны была прозондировать почву прямо сейчас, пока мадам Малая и мать вели свой ностальгический разговор старых одесситок. Когда Жанна присела к столу, Клава Ивановна, как будто каким-то чудом угадала мысли, сказала, что дочка, наверное, думает, как устроить комнату для мамы, чтоб могла поставить свой инструмент и заниматься с приходящими учениками.
— О, мадам Малая, — воскликнула Маргарита Израилевна, — вы даже не представляете себе, какая у меня дочь: теперь таких днем с огнем не найдешь!
— Мама, — одернула Жанна, — прекрати!
— Мадам Бляданс, — сказала Клава Ивановна, — можете не объяснять: я сразу сама догадалась, когда увидела через окно, как Жанна ходит взад-вперед по коридору, считает шаги и переводит в метры-сантиметры.
Жанна расхохоталась, сказала, что все правильно, мадам Малая просто дельфийская пифия, но сантиметров не было.
Да, признала свою промашку Малая, сантиметров не было: были метры и квадратные метры. И сколько получилось? Наверное, хороших двенадцать—пятнадцать метров. Двадцать лет назад, когда здесь жил маляр Фима Граник со своей Соней и двумя детьми, он тоже мечтал прирезать кусок коридора, чтобы сделать себе мастерскую, где можно было бы разводить краски и малевать. Человек так устроен, что как ни хорошо, а хочет, чтоб было еще лучше. Покойный Деггярь говорил ему, пусть выбросит эти мысли и пустые бредни из головы: жилотдел никогда не даст разрешения, чтобы общую площадь, которая принадлежит всем жильцам, захватила для себя одна семья.
